— Да, наступил решающий момент.

Освещение во дворе гостиницы было неважное. Ночная тьма окутала город, только на небе светились звезды да падал свет из ближайших окон. Но и этого было достаточно.

Почва под ногами для дуэли была неблагоприятна. Двор был вымощен грубо отесанными каменными плитами, на них немудрено споткнуться. Надо быть очень осторожным.

Чарльз Танкард прошел в глубину двора и повернулся ко мне лицом — сверкнула обнаженная шпага. Это был красивый, хотя и потрепанный жизнью мужчина, безусловно, отъявленный мерзавец. Но сейчас все это уже не имело никакого значения. Я бросил жребий.

Было прохладно. Пахло свежим сеном и конским навозом. В углу двора стояла телега, груженная бочками. Несколько человек вышли из таверны во двор, держа в руках стаканы с выпивкой, в предвкушении редкого зрелища.

Танкард взмахнул шпагой — лезвие со свистом рассекло воздух. Видно, он хотел таким образом нагнать на меня страху. Он был на дюйм-два выше меня, и это давало ему некоторое преимущество. Мы не стали мерить длину своих клинков — каждый будет драться той шпагой, что у него при себе. По меньшей мере трое из тех, что вышли из зала посмотреть на дуэль, были головорезы из шайки Лекенби; нужно было все время помнить об этом и не поворачиваться к ним спиной.

Неожиданно обнаружил незаурядное мужество Тости.

— Не беспокойся, я буду стоять у тебя за спиной, — сказал он, — но будь осторожен!

Как ни странно, я совсем не волновался. Мне приходилось уже несколько раз драться всерьез, однако такой дуэли, как эта, у меня не было. Мои учителя, правда, предвидели и такой случай. Танкард ничего или почти ничего не знал обо мне. Моя тактика должна была состоять в том, чтобы убедить его, будто я плохо владею шпагой, чтобы он потерял бдительность.

Мы скрестили шпаги. Танкард посмотрел на меня с ухмылкой и воскликнул:

— Какая жалость! Умереть таким молодым!

— Молодым? Вы вовсе не кажетесь мне таким уж молодым, Танкард. Но все равно мне жаль вас. Впрочем, лучше вам умереть от шпаги, чем на виселице.

Он сделал ложный выпад. Я намеренно неуклюже парировал его удар, затем отступил на шаг, будто бы в растерянности. Он уверенно перешел в атаку, и я сразу увидел, что передо мной в самом деле сильный противник с прекрасной техникой. Он описал полукруг острием своей шпаги и сделал стремительный выпад, целясь мне в пах. Я с трудом парировал его удар, чуть-чуть не опоздав. Он снова сделал стремительный выпад, и я снова с трудом отвел его клинок.

После очередного выпада он отступил, подняв острие своей шпаги вверх.

— Сейчас я убью вас, — сказал он холодно. — Пожалуй, это даже слишком легко!

По толпе зрителей пронесся приглушенный шепот. Они стояли, окружив нас кольцом, время от времени под нашим натиском отступая назад.

Танкард как молния ринулся вперед, но при этом нога его оскользнулась на комке грязи, и на мгновение он открылся. Острие моей шпаги с легкостью могло пронзить ему горло. Но вместо этого я быстро отступил и позволил ему снова встать в позицию.

— Вы весьма великодушны, — сказал он с удивлением.

— Я джентльмен, капитан. Я убью вас, но до простого убийства не унижусь.

— Ха! Ей-богу, вы заставляете меня сожалеть о том, что я должен сделать!

— Капитан, если хотите отказаться, вы можете это сделать!

Он рассмеялся.

— И покинуть Лондон? Нет, я не могу этого сделать. Я уважаю вас, Чантри, но должен довести начатое до конца!

Он снова перешел в наступление, рассчитывая быстренько со мной покончить, но я парировал все его выпады. К этому времени я уже разобрался в его манере вести бой — чему научил меня в свое время Фергас Макэскилл. Танкард фехтовал в духе английской школы с некоторыми вариациями, заимствованными на континенте. Но я видел, что, привыкнув к легким победам, он утратил осторожность, стал самоуверен и дерзок. Он намеревался убить меня, убить скорейшим путем. Он легко двигался, пытаясь провести классический удар в грудь, иногда называемый «бандеролью». Этот красивый прием всегда производит впечатление на зрителей, но в нем есть один недостаток — он открывает предплечье.

В схватке с противником, прошедшим выучку у Кори и Макэскилла, применять этот прием опасно. Мой контрвыпад был молниеносен — мне не пришлось размышлять ни секунды: прием был настолько отработан, что я нанес удар автоматически. Острие моей шпаги вонзилось в его предплечье и через плечо врезалось в грудь. Танкард отшатнулся, а я сразу же вернулся в исходную позицию. Из раны струилась кровь, на груди расплывалось кровавое пятно. Мой клинок проник неглубоко, но все же ранил его серьезно.

Танкард еле удержался на ногах, ухватившись левой рукой за колесо стоявшей неподалеку телеги. И так и замер, опустив шпагу, которую все еще крепко держал в раненой руке. Кровь стекала на лезвие шпаги.

Я опустил свой клинок, следя краем глаза за тем, что делают его приятели. За моей спиной стоял Тости — он был тоже готов к бою.

— Черт побери, — прохрипел Танкард, — глупо было применять с вами этот прием!

— Прием красивый, капитан, но рискованный. Будем считать, что на этом покончено?

— Я намеревался убить вас.

— Разумеется. — Я вытер лезвие своей шпаги. — Но, видимо, в другой раз?

Повернувшись, я пошел к двери гостиницы. Ко мне кинулся какой-то человек. Это был Джон, слуга седовласого господина, у которого я был в гостях. Наши глаза встретились, он слегка улыбнулся — не дружеской, но почтительной улыбкой.

— Вы правильно сделали, что предупредили меня тогда, — сказал он тихо. — Вы очень сильный дуэлянт.

— У вас поручение ко мне? — спросил я, удивленный тем, что вижу его здесь.

— Я должен был доставить весть о вашей смерти, — сказал он уже безо всякой улыбки.

— Я могу поставить вам выпивку, — сказал я, — потому что, когда вы вернетесь к своему хозяину, вас ждет не слишком любезная встреча.

— Спасибо, — ответил он, — как-нибудь в другой раз.

Он было уже ушел, но неожиданно вернулся.

— Вы отлично дрались, — сказал он, — но послушайте моего совета. Предполагалось, что с вами будет покончено на этой дуэли, но раз этого не случилось, теперь они просто убьют вас без всякой дуэли. Вы должны немедленно бежать, иначе вас настигнет смерть.

Он ушел, а я вместе с Пэджетом вошел в гостиницу. После трудного поединка у меня пересохло в горле, хотелось глотнуть эля, но он не доставил мне удовольствия. Я подтвердил свое искусство, но совсем не желал таких последствий.

Мои мысли обратились к «Доброй Катерине». Встала ли она у причала? Как обстоят дела с моим вкладом?

Я вернулся к мыслям о дуэли. Шпага проткнула Танкарду предплечье и вонзилась ему в грудь, хотя и неглубоко. Он скоро поправится.

В своей комнате я еще раз вытер лезвие шпаги и опустился в кресло. Я прошел серьезное испытание и одержал победу, но в моей душе не было радости. Я вдруг почувствовал, как я одинок!

Чего же я достиг за время своей жизни в Лондоне? Моя комната — это лишь место, где я спал и держал свои немудреные пожитки. Я заработал несколько фунтов, приобрел кое-какие знания. Но, кроме Тости, у меня нет друзей. Эмма Делахей и мистер Дигби — всего лишь деловые партнеры, им нет дела до меня, они не испытывают никакого личного интереса ко мне. Я по-прежнему совершенно одинок. Моя жизнь пуста. У меня нет ни тепла родного очага, ни любви женщины, и кажется, мне не суждено это испытать. Был у меня сильный и надежный друг Фергас, но где он сейчас? Я мог бы вернуться, но куда? У меня нет ничего, что влекло бы меня в Ирландию, как нет ничего и здесь, в Лондоне.

Мне хотелось иметь собственный дом в Ирландии. Хотелось вернуться к родным берегам, и еще я жаждал любви. Я одинок. Надо отправиться на судно, в груз которого вложены мои деньги, и самому заняться торговлей. Как только мне удастся скопить небольшой капитал, я уеду на родину и найду себе там девушку-ирландку.