Steve Whitton «SACRED: Engelsblut» 2005

Перевод с немецкого Ольги Бычковой

Перевод стихов Ларисы Кириллиной

ИД «Азбука-классика», 2008

С недавних пор в королевстве Анкария воцарился хрупкий мир, однако повелители преисподней не оставляют попыток захватить власть, прибегая к самым изощренным способам. В окрестностях небольшого поселка бесчинствует жуткое чудовище, с невероятной жестокостью убивающее невинных девушек. Последней надеждой запуганных жителей становится Зара – получеловек, полувампир, стремящаяся делать добро, но обуреваемая жаждой крови. Вместе с мошенником Фальком Зара пытается разгадать тайну бестии и нападает на след заговора, грозящего погубить Анкарию.

В память о КХМ

Мне не хватает тебя, старик.

Путь в тумане так странен!

Наособицу – каждый росток.

Неприкаян и куст, и камень.

И любой одинок.

Когда жизнь легка и светла,

у тебя друзей миллион.

Теперь же, как пала мгла,

друга нет – да и был ли он?

Мудрым стать невозможно,

если тайну Тьмы не постиг.

Но причастность к ней

непреложно отдаляет нас от других.

Путь в тумане так странен!

Одиночество – общий рок.

Никто никого не знает.

И любой одинок.

Герман Гессе. В тумане

Говорили, что в Анкарии, королевстве Надежды, зимы не бывает. Но подобные прописные истины легко изрекать тому, кто сидит дома в тепле у потрескивающего в камине огня, перед дымящимся жарким за кружкой медовухи, кому не приходится ломать голову над тем, как пережить следующие сутки. Так считала Свенья. Здесь, на торфяном болоте с кривоствольными деревцами, где каждый выдох сопровождает легкое облачко пара, а трескучий мороз укрывает природу блестящим белым покрывалом, все говорило о том, что наступила зима, обещающая по некоторым признакам быть суровой, как никогда. Уже в середине ноября на окнах маленькой хижины на окраине поселения возле болота, где Свенья жила с бабушкой, матерью, братьями и сестрами, к утру расцветали ледяные узоры, и если ненароком выскочить за дверь налегке и без толстых шерстяных носков, то запросто можно подхватить простуду. В первую очередь этой опасности подвергаются те, у кого мокрые ноги. Хотя молодая торфяница прекрасно знала все тропы на болоте, было достаточно одного неверного шага, чтобы по щиколотки оказаться в ледяной жиже.

Своим названием Уродливая трясина была обязана кривым низкорослым соснам. Они, напоминавшие фигурки гномов, тут и там торчали между водотоками и отложениями торфа. Когда же на болото ложился туман, деревья походили на тех несчастных уродов, которых несколько лет назад Свенья видела в Мурбруке на ярмарке: калеки и животные-мутанты о двух головах или с тремя руками, с непропорциональными туловищу короткими ногами и огромными черепами. Стоя у подмостков с младшими сестрами Мири и Хелен и разглядывая обиженных судьбой мужчин и женщин, с несросшимися заячьими губами, лицами с костяными утолщениями и кожными наростами, походящими на маски, Свенья почувствовала тогда отвращение и в то же время ее сердце преисполнилось глубокой скорбью. Что это за жизнь – выставляться напоказ перед всем миром, чтобы подлая чернь могла посмеяться над твоим несчастьем? И невольно порадовалась, что ее миновала подобная участь.

Пожалуй, самое тягостное впечатление на Свенью произвел совсем крохотный темный эльф. Фокусник Малини, некто вроде директора ярмарки, низкорослый толстяк с оттопыренными, словно надутые паруса, ушами, хорошо поставленным голосом объявил, что младенца сразу после рождения убила мать и что темные эльфы так поступают с каждым вторым из потомков, чтобы скопить побольше душ для своего порочного, жуткого культа умерших. Распухшее, серое тельце младенца с крохотными ручками и ножками плавало в круглом стеклянном сосуде с желтоватым спиртом. Он ничем бы не отличался от обыкновенного человеческого младенца, не будь у него острых ушей, черных как ночь глаз без зрачков и неестественно длинной нижней челюсти, с мелкими, острыми, как у хищника, зубами. Тогда Свенья впервые увидела темного эльфа и не менее получаса простояла, внимательно разглядывая младенца. Неделями потом ее преследовал кошмар, как будто она подходит к сосуду, склоняется над младенцем, а тот внезапно, широко распахнув пасть, бросается на нее, разбив стекло, и вонзает свои мелкие, острые как иголки зубы ей прямо в лицо. Со временем кошмар ушел из ее снов, но младенец темного эльфа глубоко запечатлелся в памяти, словно след от раскаленного гвоздя на медной гравюре. Самым жутким в этом казалась жестокость, с которой зародившаяся жизнь была прервана матерью, самой природой призванной любить и оберегать собственное дитя.

Но сейчас, размашистым шагом пересекая болото с лопатой в руке и корзиной собранного торфа на спине, Свенья удивлялась собственной наивности. Темные эльфы вовсе не люди, а злые создания иной, более древней расы, преисполненные жестокости и жажды убийства, и глупо было даже предполагать, что они в состоянии испытывать такие чувства, как любовь или сострадание.

Свенья попыталась отогнать эти мысли и, хотя знала, что темные эльфы уже несколько столетий не покидают Темные области на северо-востоке королевства, невольно ускорила шаг, услышав слабый шорох в густой поросли. Скорее всего, это болотный бобер скользнул в черную торфяную воду, чтобы добыть себе что-нибудь на ужин.

И тут она задрожала от холода. Днем слабый, молочный солнечный свет хотя бы чуть-чуть грел, но с наступлением сумерек надвигающаяся зима дохнула ледяным дыханием, и девушка ускорила шаг в направлении Мурбрука. Наверняка семья уже заждалась ее, потому что Свенья еще днем отправилась на болото, чтобы набрать торфа, – для женщины такая работа куда легче, чем запасать в лесу дрова, тем более и торфа на болоте предостаточно.

К сожалению, только торфа и было с излишком в этом отдаленном уголке Анкарии да еще – винокуренных заводов, где дистиллировался знаменитый мурбрукский виски, приобретавший при перегонке из-за болотной воды неповторимый земляной привкус, благодаря которому так ценился во всем королевстве. В целом же времена, когда эта область процветала, остались позади. Несколько поселений торфодобытчиков посреди бескрайних болот Анкарии представляли собой прибежища бедняков, которые оставались здесь отнюдь не по собственной воле, а просто потому, что им некуда было уйти.

И Свенья не являлась исключением. Ее самой большой мечтой было где-нибудь в другом месте начать новую, лучшую жизнь, но на что жить необразованной девушке в Хоэнмуте или Крэенфельсе? Разве только пойти на панель, но этого Свенья и представить себе не могла, так как еще ни разу не делила постель с мужчиной – и не потому, что была безобразной или никому не нравилась, просто после смерти отца на нее легла огромная ответственность за семью. Дни напролет она проводила в хлопотах, надрываясь, чтобы хватило еды для всех голодных ртов, так что на сердечные дела времени не оставалось, не говоря уже о том, что ни один мужчина в здравом уме по доброй воле не станет связывать свою жизнь с женщиной, которая тотчас же приведет с собой многочисленную родню. Разумеется, она мечтала о спутнике, с которым могла бы разделить груз ответственности, кто дал бы ей почувствовать себя женщиной, а не только рабочей лошадью. Но глубоко внутри Свенья уже смирилась с тем, что закончит свою жизнь такой же невинной, как девятнадцать зим тому назад. Слабым утешением служило то, что она не единственная девушка на болотах, которая обречена на это…