Но запах девственности был не единственной неожиданностью, которую преподнес Заре труп Друзиллы. Не менее необычным был странный желтовато-серебристый порошок на разорванном в клочья воротнике мертвой, блестевший в полумраке алмазной пылью и имевший столь резкий запах, что Зара сразу поняла, откуда он, прежде чем крайне осторожно сняла его с воротника трупа и задумчиво потерла между большим и указательным пальцами. Едкий запах серы ударил ей в нос, смешанный с запахами различных трав и корней, в том числе мандрагоры, красавки, полевой лилии и спорыньи, а серебристые частицы, поблескивающие в субстанции, – это были споры колючника.

От запаха у Зары покалывало в носу, и хотя она была не слишком сведуща в темных искусствах, но все же достаточно, чтобы понять – речь идет о так называемом ведьмовском порошке, которым пользовались в свое время колдуны. Когда король Аарнум I издал закон, которым под страхом смертной казни запретил все виды магии, порошок этот исчез с лица земли, как и все другое, что имело отношение к потустороннему миру.

Зара хорошо помнила, как солдаты короля ездили по стране, вылавливали колдунов, заковывали их в цепи и в клетках на телегах везли, как скот на бойню. Тогда в стране повсеместно колдуны ударились в бега, спасаясь от преследователей, и повсюду мерцание ярких огней освещало ночь, когда солдаты короля колдовские книги или те, которые считали таковыми, сваливали в кучу на главных деревенских площадях и поджигали факелами. Когда в «Королевском указе против некромантии и волшебства» колдуны были приравнены к злодеям-убийцам, началась в прямом смысле этого слова охота за ведьмами, направленная против всех, кто в какой-либо мере соотносился с темными силами. Не важно кто – волшебники, ведьмы, некроманты или целители, – все были занесены в список, и недели напролет клетки на телегах катились в Штерненталь.

Позже, при появлении наследника Аарнума Моргаста, преследование колдунов даже усилилось, так как несколько лет под указ подпадали также артисты и прочий странствующий люд. Было достаточно подозрения, чтобы заключить в тюрьму любого, как колдуна, или сразу сжечь его на костре. Аарнум I был весьма порядочным человеком, но его подчиненные бесстыдно злоупотребляли своей внезапно полученной властью над жизнью и смертью, и множество невинных душ нашли в огнях инквизиции ужасный конец. Порой было достаточно для этого иметь рыжие волосы или вызвать недоброжелательство соседа

Темные дни произвола уже давным-давно миновали, но с тех пор у граждан Анкарии по наследству передавалось нечто вроде паранойи относительно всего, что касалось магии. Каждый боялся попасть под подозрение в связи с темными силами, не желая испытать на своей шкуре «Королевский указ против некромантии и волшебства». В итоге колдовские книги, колдовские травы или такие вещи, как драконова кровь [4], заячьи лапки или неосвященные останки,- все, что хоть отдаленно могло относиться к колдовству,- в Анкарии было раздобыть не проще, чем найти честную девушку в кварталах бедноты Хоэнмута.

Но как в таком случае ведьмовской порошок попал на одежду убитой?

Приглядевшись, Зара обнаружила, что порошок на трупе был не только на воротнике, но и в других местах – на руках, в области живота и плеч – виднелись следы серебристо-желтоватой субстанции. У Зары мелькнула мысль, что Друзилла, возможно, была не только надменной молодой женщиной, которой доставляло удовольствие кружить мужчинам головы, но и весьма любопытной особой, занимающейся вещами, которые считаются запретными. Сомнительно, чтобы Друзилла была опытной в темных искусствах, – в этом случае она наверняка носила бы при себе какой-либо оберег – талисман или медальон, но, возможно, она забавлялась с темными силами, так же как и с мужчинами?

Однако при ближайшем рассмотрении Зара установила, что следы порошка можно было найти только вокруг ран, которые бестия нанесла молодой женщине, и нигде больше. Это позволяло сделать вывод: порошок был на лапах и клыках бестии. Вероятно, на трупе в пруду тоже имелся порошок, но вода растворила его, и потому при осмотре Зара ничего не обнаружила. К этому следовало прибавить то обстоятельство, что у всех жертв были вырваны сердца и что все жертвы были девушками, еще не познавшими радость физической любви. Похоже, что кто-то тщательно выбирал молодых женщин, которых бестия разрывала на куски. Они должны были проститься с жизнью, так как определенным образом имели нечто общее.

Все это указывало на то, что здесь речь идет не о наказании Божьем, как хотел заставить верить своих овечек отец Сальери, а кое о чем другом. Насколько Зара знала, в магии нет более сильного волшебного средства, чем все то, что связано с непорочностью. И это значило, что она имеет дело не с диким животным, а с разумным существом, которое действует заодно с темными силами.

Сидя задумчиво на корточках над растерзанным трупом, Зара, тихо вздохнув, обвела взглядом поляну – и внезапно насторожилась, когда заметила на краю поляны движение в тени, тень внутри тени. Зара прищурила глаза и увидела между деревьями фигуру в длинном черном балахоне с капюшоном, которая смотрела в ее сторону. Лица Зара не могла разглядеть, но рост и очертания фигуры однозначно указывали на то, что речь шла о мужчине. Какое-то время человек еще постоял между деревьями, пристально глядя в ее сторону. Зара стала медленно подниматься, не спуская с него глаз, и в этот момент неизвестный понял, что его обнаружили.

Внезапно фигура в капюшоне, стоявшая между деревьями, дернулась, резко развернулась и кинулась прочь. В следующий момент она пропала, как будто ее и не было, в лесной чаще. Но и Зара, не теряя ни секунды, перепрыгнула через труп и помчалась через поляну так быстро, как только могла.

Когда мужчина с сигнальной трубой увидел ее с конским хвостом, бьющим по плечам, в развевающемся плаще, словно черная стрела летящую по поляне, он от растерянности выпучил глаза, и труба, в которую он непрерывно и настойчиво трубил, выпала из открытого от изумления рта.

– Что за черт… – прошептал он и ошеломленно следил глазами за Зарой, пока та не исчезла между деревьями. Ошеломленный мужчина только покачал головой, не веря своим глазам, и это послужило причиной, почему он никогда никому не рассказывал о том, что пережил тем вечером на поляне. Действительно, кто бы ему поверил, что странная чужая женщина с темными волосами и пронизывающими глазами одолела пятьдесят шагов до опушки леса менее чем за три секунды?

Зара неслась по лесу, тень внутри тени, обвеваемая плащом, вздымавшимся за плечами, как крылья огромной, фантастической летучей мыши. Хотя лицо ее оставалось, как всегда, бесстрастным, словно у изваяния, глаза мерцали огнем – полные жизни горящие угли, разожженные охотничьей страстью. Низко наклонив плечи, Зара неслась через подлесок, и хотя она бежала очень быстро, едва ли она производила хоть какой-то шум. Пристальный взгляд был направлен неуклонно вперед, как будто она точно знала, куда должна бежать, ее ноздри трепетали, когда она глубоко вдыхала прохладный, пахнущий снегом и пихтами душистый лесной воздух.

Запах незнакомца ясно и отчетливо ощущался в воздухе, смесь из холодного пота, дыма и полотняной одежды, приправленная ах каким сладким, ни с чем не сравнимым ароматом страха, который Зара воспринимала так отчетливо, словно за незнакомцем тянулась длинная световая дорожка, которая надежно вела ее через густые заросли. Так что ей было достаточно лишь следовать этим освещенным путем в темноте. С каждым шагом, который Заре так легко давался, что ноги, кажется, едва касались земли, запах становился сильнее.

Зара быстро переставляла ноги и неуклонно бежала сквозь заросли из папоротников, поросли и кустов, и ни ветка, ни лист папоротника не задевал ее развевающегося плаща, как будто фауна отступала перед Зарой, робея приближаться к ней. Но на самом деле все было с точностью наоборот – это Зара отстранялась от каждого потенциального источника шума, только при этом она передвигалась так быстро, что ни один свидетель этой сцены не поверил бы своим глазам – точно так же, как мужчина с сигнальной трубой.