А берестеники сказали такую вису:

А когда конунг воротился, он счел это тяжелым поражением и упрекал их за неосторожность и недальновидность.

Спустя некоторое время Сверрир конунг уехал из Бьёргюна, но оставил для охраны войско в крепости. Конунг поехал в Вёрс и дальше к горе Раудафьялль. Там он во второй раз перевалил через Раудафьялль,[284] и притом с большим трудом, спустился в Согн и задержался в Аурландсфьорде, потому что его войско было сильно измотано. Оттуда они отправились прямиком на север в Трандхейм, и конунгу был там оказан хороший прием. Сверрир конунг узнал тогда о том, что произошло незадолго до его приезда.

К городу на трех небольших кораблях подошли посошники, предводителями у них были Торстейн Кугад и Эйндриди Трёнд.[285] Перед этим в городе находился Карл, сын Сёрквира конунга,[286] который был в то время женат на Ингибьёрг, дочери Сверрира конунга. Господин Карл получил сведения о посошниках и уехал из города. Он отправился наверх через мост и остановился на хуторе, который называется Берг. Ночью посошники пришли в город. Господин Карл к тому времени уже уехал оттуда, но им указали, где он может находиться. Они нагрянули туда ночью, и господин Карл был убит, а с ним и весь его отряд. После этого они уехали из города.

Спустя некоторое время посошники собрались на тинг на Эйраре. Торстейн Кугад держал речь и говорил о столкновениях, которые произошли за лето между посошниками и Сверриром конунгом, а больше всего – о самых недавних событиях, из которых важнейшее было то, когда конунг лишился под крепостью своего войска. Напоследок он сказал, что конунг ушел из крепости и теперь, верно, направляется сюда в город по суше, потому что по его словам, у него не то что ни одного корабля, даже лодки ни одной не осталось. Посошникам достались и корабли, и многое другое из того, чем прежде владел конунг.

– А еще чего лишились берестеники – так это своего превосходства.[287] Теперь уже не скажут, будто никому не под силу с ними тягаться или что один берестеник стоит шести посошников. Да и дела, следует вам знать, шли для нас этим летом так, что мы захватили немногим меньше берестеников, чем осталось у них самих, – и им-то они уже не придут на помощь. Некоторые из них теперь с нами, и здесь им не хуже, чем у берестеников. Теперь они наконец увидали, сколько обмана во всем, что делает Сверрир-поп.

Посошники оставили город и ушли из фьорда еще до прибытия конунга. Сверрир конунг выслушал со вниманием все, что ему рассказали. Мало понравилось ему известие о гибели господина Карла, его зятя. Посошники ушли с юга со всем своим войском. У них были большие корабли. Во время этого плавания они подошли к Фольскну и остановились там, потому что не захотели войти во фьорд, когда узнали, что там находится Сверрир конунг. Оттого, что у посошников была огромная рать, им не хватало продовольствия, и тогда одна часть войска рассеялась по округе, а другая отправилась на юг в Мёр и дальше к Боргунду. И вот, когда они шли мимо устья Хевнарфьорда, Торстейн Кугад намеренно направил свой корабль на скалу, чтобы он разбился. Там он выбрался на берег, и его спутники ни о чем не подозревали до тех пор, пока он не сбежал от них ночью, прихватив с собою троих человек. После этого он перевалил через гору и спустился в Оркадаль. Тогда же от посошников бежали и многие другие жители Трандхейма, примкнувшие к ним тем летом. Торстейн отсиживался дома, в своей усадьбе. Он послал одного человека в город к Гуннару Размазня просить, чтобы тот примирил его с конунгом.

Как-то раз Гуннар беседовал с конунгом и сказал:

– Государь, мы потеряли там весьма умного человека, ведь Торстейн Кугад находится теперь у посошников, но мы бы с радостью переманили его обратно на нашу сторону.

Конунг сказал:

– Сомневаюсь, чтобы Торстейн еще помнил о том, что был прежде нашим приспешником и другом, и думаю, что для нас это не столь уж большая потеря.

Тогда Гуннар сказал:

– Государь, я уверен, что, перемани мы к себе Торстейна обратно, он бы получил от Вас пощаду.

Тогда конунг засмеялся и сказал:

– Что я слышу, Гуннар! Неужто, ты взял Торстейна под свою защиту? Я-то дарую ему пощаду, не знаю только, чем обернется для него это дело, когда он повстречается на улице с берестениками.

Спустя некоторое время Гуннар послал сказать Торстейну, чтобы тот явился в город. Торстейн отправился туда, и это держалось в большой тайне. На следующий день Гуннар и Торстейн пошли к конунгу. Конунг тогда был на сходке. Торстейн опустил низко на лицо капюшон, так что его никто не узнал до того, как он предстал перед конунгом. Тут он сбросил плащ и рухнул на пол, как подкошенный. Он обхватил ногу конунга, поцеловал ее и сказал:

– Господин мой, я счастлив, что опять нахожусь так близко от Вас, что могу прикоснуться к Вам своими руками и что мне удалось наконец вырваться из лап этих проклятых дьяволов-посошников. Воистину, это никакие не хёвдинги, а грабители и разбойники. Они затеяли вражду с лучшим из людей – с Вами, государь, потому что ты – коронованный конунг, и все должны пред тобой склоняться. Прими же меня, мой господин, и позволь мне никогда с тобой не расставаться. Сам не знаю, как этому рьяному нечестивцу епископу удалось так лишить меня и ума, и зрения, чтобы я не замечал, как эти негодяи попирают данные Вам клятвы. Разве могли эти злостные мошенники быть хороши ко мне, когда они предали своего конунга?

Его речь только разозлила берестеников, и они стали говорить, что не сыскать большего негодяя, чем он. Некоторые требовали, чтобы его вывели на Эйрар и повесили. Тогда конунг сказал:

– Встань, Торстейн, и прими пощаду. Ты должен будешь рассказать мне все, что знаешь, об этих посошниках.

Тогда Торстейн сказал:

– Счастлив я, что мне довелось предстать пред твои очи, и отныне я не стану уже пренебрегать своею службой. А про посошников я мог бы рассказать немало такого, что Вас интересует, и всего больше – неблаговидного.

Торстейну была тогда дарована пощада. Конунг часто разрешал ему говорить на тинге и перед дружиной и рассказывать об обычае посошников.