Так и сделали. Утром, когда рассвело, дозорные, стоявшие у северной крепости, заметили, что сверху с Фродааса спускается большое и хорошо вооруженное войско. Не теряя времени, они пошли и разбудили Хрейдара и сказали, что это не иначе, как их товарищи. Хрейдар поднялся, а его люди стали вооружаться. Снарядившись, они отправились на север, к крепости. Тут они увидели знамена, которые несли оба войска, – то, что спускалось вниз с хребта, и то, что выходило из города ему навстречу, и услыхали громкое пение трубы. А в следующий миг они увидели, что берестеники бегут, а некоторые падают на землю. Тогда посошники стали говорить Хрейдару, что всем им пора покинуть гору и присоединиться к своим товарищам, чтобы не дать берестеникам уйти за ров. Хрейдар ответил:

– Поглядим сперва, что из этого выйдет. Если берестеники позволят гнать себя до самого рва, то им не так-то легко будет одолеть палисад, и тогда наши люди перебьют их там сколько хотят.

И еще он сказал:

– Сдается мне, что бегущие ведут себя странно, и все это смахивает на игру. Или вы не видите, что они будто отыскивают себе местечко посуше, чтобы упасть, а нет – так валятся на свои щиты? Или, может быть, вы заметили кровь на их оружии и одежде? Нет, – сказал он, – и я тоже не вижу ничего такого. Похоже, что это всего-навсего проделки Сверрира.

А когда конунг увидел, что посошники остерегаются покидать гору, он повернул со своим войском назад в лагерь.

Шла зима, ударили морозы и стал лед. Берестеникам теперь было труднее добывать себе продовольствие, да и бондов было не просто брать за рога. С едой стало хуже, и в войске начался ропот, большинство ополченцев решило разойтись по домам. Конунг созвал их на домашний тинг, держал речь и сказал так:

– Я слышал, что в войске поговаривают, будто эта осада – пустое дело и пора расходиться по домам. Ну что ж, желаю доброго пути всем, кто собрался восвояси! Не пристало, однако, воинам роптать на своего конунга только из-за того, что они не могут набить себе брюхо до отказа, точно молотильщики. Не похожи вы на тех, о ком слагали саги в стародавние времена, они-то осаждали своих врагов с таким упорством, что брали их измором, но никогда не уходили без победы. Впрочем, за примером недалеко ходить, ведь посошники, которые сидят там на горе и не думают сдаваться, проявляют больше твердости и упорства. А теперь, чтобы я не слышал больше вашего ропота, потому что мы останемся на месте и будем сидеть здесь до тех пор, пока не одолеем посошников, нравится вам это или нет.

И вот, по мере того как шла зима, на горе стали таять запасы продовольствия. Хрейдар увидел, что их припасы скоро подойдут к концу, если не подоспеет помощь от Инги и Сигурда. Однако они так и не получили никакого ответа на свое послание, и только берестеники твердили им изо дня в день, что, мол, идет ваш конунг Инги с огромной ратью и скоро вас освободит. А посошники принимали это за насмешку, да так оно и было.

После этого Хрейдар велел составить послание к Инги и Сигурду. Там говорилось, Что они, возможно, продержатся на горе до дня Николаса,[322] да и то с большим трудом, и в самых красноречивых выражениях высказывалась просьба о помощи. В то время ударили жестокие морозы и лед покрыл залив до самой горы. На следующую ночь Хрейдар отослал с северного склона горы одного человека. Он был на лыжах и пробежал по берегу мимо рва. Берестеники заметили его не прежде, чем он успел скрыться. Человек этот шел своим путем, пока не прибыл с письмом к Инги в Хамар. Инги собрал своих военачальников и велел читать письмо. Сигурд сказал:

– Мы и без того разбрелись в последнее время и теряем людей по милости Сверрира конунга, хотя нам случалось и ему причинять немалый урон. И теперь мы не полезем в самое пекло, сколько бы Хрейдар нас туда ни звал. Мы поступим иначе: пойдем на север по фьорду и добудем корабли, и тогда Сверрир услышит о нас такое, после чего ему покажется куда важнее защищать ту землю, на которую мы ступили, чем осаждать жалкую горстку людей на горе.

Все одобрили это решение. Посошники направились на север через Гудбрандсдалир и спустились в Раумсдаль. Там они раздобыли небольшие корабли и двинулись на юг вдоль берега. Ночью они вошли в Вик и захватили там корабль Йона Сталь со всем, что на нем было, а Йон бежал на берег. Он держал путь на юг в Бьёргюн. Йон скрылся со своими людьми в лесу, а бонды снабдили их оружием и одеждой.

На следующее утро посошники отправились в Хов, в баню, их было около пятидесяти человек. Йон Сталь увидел, как они идут. Сам он в то время стоял наверху на горе и с ним было восемнадцать человек. Йон улучил момент и бросился вниз в усадьбу, а посошники, завидев его, отступили. Йон преследовал их до Алльдинхаги и одного человека убил. После этого он снова ушел в горы, а на следующий день отправился верхом на юг в Бьёргюн. В Бьёргюне он застал Эйнара Конунгова Зятя и Дагфинна. Не теряя времени, они собрали людей, какие у них были, сели на корабли и отплыли на север в Согн. Они узнали, что посошники обосновались в Лусакаупанге, созвали там жителей Согна на тинг и потребовали от них ополчения. Тогда же Инги был провозглашен конунгом.[323] Гуннтьёв звали того бонда, который нарек его конунгом. Ночью берестеники приплыли в Согн, а на рассвете подошли к городу и встали у пристаней. Они велели трубить и храбро ступили на берег, а посошники похватали свое оружие и бросились бежать. Кое-кто из них был убит. Одного человека звали Бьёрн Ростом-с-Ель, он был бродяга. В сарае на летнем пастбище над Лусакаупангом он нашел Арни Родича Епископа. Арни был тяжело ранен и не смог далеко уйти. Бьёрн убил его ради одежды и того добра, что при нем было. Его труп обнаружили только следующей весной. Посошники бежали кто наверх на Каупангсфьялль, кто в Сваворни, а некоторые – в Фольку. Потом они переправились на лодках и небольших кораблях в Лустр, а берестеники захватили их корабли, много оружия и одежды и все прочее добро.

Посошники собрались в Лустре, а потом перевалили через гору и спустились в Ардаль. Тут Йон Сталь проведал, где они находятся, и пошел им навстречу. Но посошники тем временем уже поднялись наверх, миновав озеро, и на следующее утро двинулись в гору к Вальдресу, а оттуда – в Упплёнд.

Сверрир конунг по-прежнему стоял под горой. Уже истек тот срок, который назвал в своем письме Хрейдар, когда говорил, сколько времени они еще смогут там продержаться. Положение на горе стало таким тяжелым, что только и можно было добыть себе еду, как нарубив снаряжение из моржовой кожи, другого угощения к рождеству у них не ожидалось, да и того-то не было вдосталь. Как-то ночью к исходу рождества Халльвард Крутой, а с ним еще один человек бежали с горы и явились к Сверриру конунгу, и тот дал им пощаду. На другой день об этом узнали дружинники Сверрира конунга, и большинству из них не понравилось, что посошников принимают с миром. Посошники также проведали, что конунг даровал Халльварду пощаду, и тогда многие стали надеяться на пощаду, кто прежде и не помышлял о подобном. Многие бежали с горы к конунгу, и все получили пощаду. Тут конунг убедился в том, что посошникам не на что больше рассчитывать там на горе и припасы их подошли к концу. Наконец, и Хрейдар велел передать конунгу, что он собирается на следующий день сойти с горы, потому что, мол, лучше претерпеть смерть от оружия, чем от голода, но охотно принял бы пощаду, если это только возможно. А еще он просил даровать пощаду всем своим товарищам. Тогда Сверрир конунг велел трубить и созывать все войско на домашний тинг. Он сказал: