Возле стоянки с мулами эльфийка потребовала показать ей рану.

— На тебе всё заживает, как на собаке, — удивилась она, когда сняла повязку. — Рана выглядит так, словно ей неделя.

— Зелья, — напомнил я ей.

— Они не очень сильные, никогда такого эффекта не дали бы. Ладно, тебе же, да и всем нам тоже, это только на руку.

Она вновь меня напоил всё теми же горькими эликсирами, перевязала и залила повязку жгучей жидкостью.

Из-за того, что на мулах были привязаны тела убитых, часть груза моим спутникам пришлось нести на себе. И нести, замечу, по пустыне, и путь предстоял неблизкий.

— Господин, мы справимся. Нам не в первый раз приходится таскать грузы через пустыню на своей спине, — заверил меня Аббай, когда я поинтересовался о том, а по силам ли им подобное.

— Как хотите. Тогда в путь.

Глава 5

До скальной гряды, где был разбит лагерь еретиков, наш отряд добрался почти без происшествий. Почти, так как за день трупы вздулись и сильно завоняли. Запах разложения пугал мулов и привлекал падальщиков. Дважды пришлось отбивать нападение крупной стаи мелких гиенообразных хищников. Ещё один раз дюжина стервятников атаковала с неба. Потеряв часть сородичей, падальщики оставили нас в покое, принявшись пожирать убитых и раненых сородичей. Лишь три птицы кружили над нами высоко в небесах, рассчитывая, что рано или поздно мы бросим мертвецов им на радость.

— Стойте, смотрите туда! — я громким окриком остановил отряд и ткнул рукой в сторону скал, к которым мы шли.

— Что там, господин? — с тревогой в голосе спросил меня Фиирд. — Я ничего не вижу.

— И я, — откликнулся Аббай.

— Над лагерем летает стая стервятников, — за меня им ответила Фаинэлия, чьё эльфийское зрение пусть и уступало моему, но заметно превосходило человеческое. Она кивнула в небо над нами. — Такие же.

Её слова сильно обеспокоили еретиков. Пришлось ускорить шаг, не жалея мулов и награждая их ударами кнутов за медлительность. Недалеко от скал их и рюкзаки бросили и дальше двинулись налегке, держа оружие наготове и активировав амулеты, в которых маны осталось с гулькин нос. В проходе между скал первым шёл я, часто ускоряясь и уходя далеко вперёд, чтобы осмотреть путь. В двух местах обнаружили активированные ловушки. Но ни тел, ни даже крови там не было.

А потом мы пришли в лагерь. То, что мы там увидели, ввергло в шок.

Все воины, которые остались здесь, были мертвы.

— У них разорвана грудь, как у Диккра и Раана, — обратил внимание Фиирд. Упомянутые им люди были теми, кого убила упырица в Нихгрхе.

— Я вижу, — кивнул я. — Это случилось ночью. Может быть, даже сразу после того, как стемнело.

— Если ты хочешь сказать, что их поймали, как новичков каких-то, не знающих про опасность сна… — начал, было, возмущаться еретик.

Я перебил его.

— Нет, я не о том. Через несколько часов после этого на нас напала та тварь недалеко от городских ворот. Странное совпадение.

Тот ненадолго замолчал, потом спросил:

— Не хочешь ли ты сказать, что эта тварь убила сначала наших сородичей здесь, при этом сумела получить от кого-то сведения про нас, а потом направилась в город?

— Угу, — подтвердил я. — Очень уж всё на это похоже.

— За несколько часов преодолеть часть пустыни, которую мы проходим за день?! Это невозможно.

— Я бы сумел в одиночку двигаться раза в три быстрее вас. А то существо у ворот в скорости мне не уступает.

— Не о том спорите, — вмешалась в наш разговор эльфийка. — Подумайте вот о чём: что если тварей было две или больше и куда ушли остальные, если одна ждала нас рядом с воротами Нихгрхе.

Я и еретики одновременно выругались, когда осознали суть слов Фаинэлии.

— Нам нужно спешить, — озвучил я общую мысль, что сейчас крутилась у всех в голове.

— Да, — в один голос произнесли Фиирд и Аббай.

Но даже спешка не заставила их выбросить алтарь. Всего лишь оставили тела Диккра и Риана рядом с остальными мертвецами. Ещё пришлось задержаться, чтобы восполнить запасы воды, дать короткий отдых мулам, перетрясти ещё раз снаряжение, чтобы не нести лишнего и не оказаться в бою без нужной вещи.

Нам предстояла дорога ещё дальше в пустыню, где нет источников воды и пищи, где только камни и песок, среди которых не живут даже самые выносливые пустынные животные. И хочется верить, что путь туда окажется труден или вовсе невозможен для врагов, которые убили несколько десятков самых лучших воинов еретиков.

Мы отдыхали по два часа трижды в сутки и два таких привала выпадали на светлое время суток, так как ночью мы и вьючные животные тратили меньше сил в пути благодаря комфортной температуре.

Для меня выбранный ритм был совсем не в тягость, мог и быстрее идти. Я не только не испытывал сильной усталости, но ещё и рана на мне заживала с ураганной скоростью. А вот мои спутники и мулы вымотались до полусмерти. Спустя полтора суток мы вышли к скальному нагромождению, окружённому со всех сторон на многие километры пустыней. Про нагромождение я не просто так сказал. Создавалось ощущение, то некий великан кое-как вылепил из глины с песком отдалённо похожее на столбики и воткнул их в землю с минимальными отступами друг от друга. Вроде бы на Мадагаскаре есть что-то похожее. То место на красном острове называется каменным лесом. Кстати, да, то, что я вижу сейчас вдалеке, с натяжкой можно назвать лесом. Ветер там как следует поработал над «столбиками», выдув мягкую породу. И теперь некоторые скалы похожи на ели, другие на кактусы, третьи на пирамидальные тополя и туи.

— Нужно подать сигнал, — сообщил мне Фиирд, когда мы подошли к скалам. — Его оговаривали отдельно, когда разделились.

Он подошёл к одному из крайних «деревьев», сплошь испещрённому кавернами и трещинами. В одну из самых глубоких нор он засунул руку по плечо. Когда её вытащил наружу, то в кулаке сжимал конец толстой верёвки, который стал резко дёргать в разном ритме. В ответ скала… заговорила. Нет, нет, я не преувеличиваю, ничуть. С вершины «дерева» по округе разнеслись звуки, которые были похожи на неразборчивое человеческое бормотание, будто, идущее из глубокой пещеры или большой бочки. Сделав несколько десятков рывков, Фиирд вернул верёвку на место.

— Вот теперь можно идти дальше, — сказал он. — Мулов придётся здесь оставить, дальше они не пройдут. — И повёл отряд вглубь каменного леса

В воздухе повисло невысказанное им: «надеюсь, что лагерь цел».

Дорога между скал оказалась самой тяжёлой за последнее время. Местами «деревья» стояли так тесно, а проходы между ними столь плотно завалены обломками породы, что приходилось взбираться по «стволам» или каменистым насыпям. Примерно через десять минут после подачи сигнала к нам вышли двое еретиков, пожилой мужчина и зрелая женщина.

— Почему вас так мало? Где второй отряд? — удивился мужчина.

— Нет больше никого. Только мы, — ответил ему Фиирд и принялся гонять желваки. Тихо вскрикнула женщина и прижала ладони к лицу.

— Плохо-то как, — вздохнул его собеседник и бросил жалостливый взгляд на свою спутницу. — Столько вдов и сирот… и старых, и новых, эх. Трудные времена начались для нашего народа, тяжёлые, ох, тяжёлые.

— Хватит скулить, как шакал под луной, — ещё более холодно, чем ранее, произнёс Фиирд. — Мы выполнили задачу, это главное. Веди в лагерь.

— Пошли, — ответил мужчина и опять тяжело вздохнул. — Ох, горе-то, горе.

Чем глубже мы забирались в каменный лес, тем хуже становилась дорога. Местами казалось, что пути вперёд нет и нужно возвращаться. Но еретики вынимали из, казалось бы, монолитной стены каменные блоки или снимали плитки, за которыми прятался скрытый лаз, по которому почти всегда приходилось ползти на четвереньках. Некоторые проходы дополнительно были закрыты корзинами или кожаными мешками с песком и щебнем. Чтобы их убрать, проводники открывали замаскированные ниши в стенах лаза, куда передвигались корзины с мешками. Потом, дальше по ходу, из точно такой же ниши, до этого скрытой плиткой, на свет появлялись похожие, и баррикада восстанавливалась. А ещё были боковые ответвления повыше и пошире, которые так и предлагали свернуть в них, чем обдирать бока в этой шкуродёрной кишке. Глядя на них, я почему-то вспоминал военные фильмы про «туннельных крыс» и картинки из интернета с вьетнамскими ловушками. Пожалуй, в таких ходах даже меня можно подловить, не спасёт никакая сверхскорость. Воображение мигом нарисовала картинку, как я бьюсь то головой, то пятками о баррикады в узком лазе, не имея возможности развернуться. И так до самой смерти. И хорошо, если она придёт ко мне раньше сумасшествия.