Мастерская была пуста.

Капитан громко засопел и так же осторожно закрыл дверь.

Но, несмотря на его крайнюю осторожность, петли двери скрипнули.

– Петли этой двери необходимо будет смазать, – прошептал капитан.

Затем он приблизился к двери спальни Петрюса и так же осторожно открыл ее.

Эта дверь при открывании и закрывании не произвела ни малейшего звука. А поскольку на полу спальни лежал великолепный ворсистый ковер из Смирны, приглушавший шаги, старый морской волк вошел в спальню и приблизился к постели Петрюса так, что тот и не проснулся.

Петрюс лежал на кровати, свесив с нее руки и ноги. Можно было подумать, что в своем неспокойном сне он прилагал усилия к тому, чтобы встать.

В этом положении Петрюс бесспорно походил на ребенка из басни, который спал рядом с колодцем.

Капитан, который временами становился ученым до педантизма, воспользовался случаем и потряс руку крестника точно так же, как Фортуна потрясла за руку того ребенка:

Он, возможно, и дальше продолжил бы цитировать басню, но тут Петрюс, проснувшись внезапно, испуганно открыл глаза и, увидев стоящего перед ним капитана, протянул руку к коллекции оружия, висевшей у него над изголовьем в качестве украшения и для обороны, и схватил ятаган. Он спросонья, несомненно, ударил бы им моряка, не спрашивая объяснений, если бы тот не перехватил его руку.

– Спокойно, мальчик, спокойно, как говорил господин Корнель. Чума тебя побери! Экий ты задиристый после кошмара. Ведь ты видел во сне кошмар, не так ли?

– А! Крестный! – воскликнул Петрюс. – Как я рад, что вы меня разбудили!

– Правда?

– Да. Вы правы, я видел кошмар, ужасный сон!

– И что же тебе приснилось, малыш?

– А! Всякая глупость!

– Ладно! Могу побиться об заклад, что тебе приснилось, что я вернулся в Америку!

– Нет. Если бы мне приснилось такое, я был бы, напротив, очень доволен.

– Как это понимать: очень доволен? Знаешь, приятель, ты не очень-то вежлив, если говоришь мне такое!

– Ах! Если бы вы только знали, что мне приснилось! – продолжал Петрюс, вытирая мокрый от холодного пота лоб.

– Так расскажи мне, пока будешь одеваться, – сказал капитан с добродушной миной на лице, которая была как раз кстати. – Это меня развлечет.

– О, нет! Это очень глупый сон!

– И ты полагаешь, парень, что мы, старые морские волки, недостойны того, чтобы все это выслушать?

– Ай! – тихо произнес Петрюс. – Опять это чертово «старые морские волки».

И громко спросил:

– Так вы настаиваете?

– Конечно. Ведь я же тебя просил рассказать!

– Как хотите. Но я бы предпочел оставить это при себе.

– Уверен, что тебе приснилось, как я пожираю человеческое мясо, – засмеялся капитан.

– Если бы только это…

– Право руля и лево руля! – вскричал капитан. – Это был бы прекрасный сон.

– Это было нечто похуже.

– Рассказывай же!

– Так вот, когда вы меня разбудили…

– Когда я тебя разбудил…

– Мне снилось, что вы убиваете меня.

– Тебе приснилось, что я тебя убиваю?!

– Именно это.

– Честное слово?

– Честное слово!

– В таком случае тебе ужасно повезло, мой мальчик.

– В каком смысле?

– «Сон о смерти – золотой сон» – говорят индейцы, которые отлично разбираются и в золоте, и в смерти. Ты действительно удачливый парень, Петрюс.

– Правда?

– Мне тоже однажды приснился такой сон, парень. И знаешь, что произошло наутро?

– Нет, клянусь.

– Так вот, утром, после того как мне приснилось, что меня убивают, – а убивал меня твой отец, видишь, что значат сны! – я помог твоему отцу захватить Сен-Себастьян, португальское судно, трюмы которого были набиты рупиями. Один твой отец получил как часть добычи шестьсот тысяч ливров. А мне досталось сто тысяч экю. Вот что происходит в трех случаях из четырех, мой мальчик, когда человеку выпадает удача увидеть во сне, что его убивают!

Петрюс встал с кровати и, не начав одеваться, позвонил.

В комнату вошел слуга.

– Скажи, чтобы запрягали, – произнес Петрюс. – Я завтракать не буду.

Затем молодой человек занялся туалетом.

В восемь утра ему доложили, что карета готова.

– Чувствуйте себя, как дома, – сказал Петрюс капитану. – Спальня, мастерская, будуар находятся в вашем полном распоряжении.

– О, малыш, даже мастерская? – спросил капитан.

– Мастерская особенно. Меньшее из всего, что я могу для вас сделать, это предоставить вам возможность любоваться видом всех этих сундуков, вазочек и картин, которые вы оставили мне.

– Тогда я прошу, если тебя это не затруднит, разрешить мне побыть в мастерской.

– Хорошо, будьте в мастерской до тех пор… вы понимаете?

– Да-да, пока к тебе не придет натурщица или кто-либо для позирования. Договорились!

– Спасибо, договорились. С воскресенья я начинаю писать портрет, на который мне потребуется около двадцати сеансов.

– Ох-ох!.. Какой-нибудь государственный деятель?

– Нет. Маленькая девочка.

И добавил, стараясь говорить как можно более равнодушным тоном:

– Младшая дочь маршала де Ламот-Удана.

– Да?

– Сестра госпожи графини Рапт.

– Не знаю таких, – сказал капитан. – А у тебя здесь есть книги?

– Есть здесь и внизу. Вчера я видел у вас в руках книгу Лафонтена, не так ли?

– Точно. Лафонтен и Бернарден де Сен-Пьер – два самых моих любимых автора.

– Кроме того, вы найдете здесь все современные романы и довольно богатую коллекцию книг о путешествиях.

– Именно эти два вида произведений я терпеть не могу.

– Почему же?

– Потому что я много путешествовал сам. И, поскольку я побывал почти во всех уголках четырех континентов и даже посетил пятый, я прихожу в бешенство, когда читаю те сказки, которые рассказывают нам путешественники. Что же касается современных романов, дорогой друг, я их глубоко презираю, равно как и тех, кто их пишет.

– Это еще почему?

– Да потому что я в некотором роде наблюдатель. И, наблюдая жизнь и людей, я заметил, что никогда воображение не превосходит реальную жизнь. И посему, вместо того, чтобы читать ложь, которая гораздо менее интересна событий реальной жизни, хотя мы и считаем эти реальные события наивными, я заявляю, что не хочу быть палачом моего собственного времени, тратя его на чтение этого вздора. Поэтому, дорогой крестник, я с удовольствием читаю философские труды: из древних – Платона, Эпиктета, Сократа, из современных – Мальбранша, Монтеня, Декарта, Канта, Спинозу. Вот это – мое любимое чтиво!

– Дорогой крестный, – с улыбкой произнес Петрюс, – должен вам признаться в том, что я часто слышал имена людей, труды которых вы предпочитаете, но я ничего не читал, за исключением Платона и Сократа из древних и Монтеня из современных авторов. Но поскольку у меня есть знакомый книгоиздатель, который покупает пьесы моего друга Жана Робера и достает мне такие книги, как «Оды и баллады» Гюго, «Раздумья» Ламартина и «Поэмы» Альфреда де Виньи, я заскочу к нему и скажу, чтобы он прислал ко мне домой коллекцию философских трудов. Вряд ли я их прочту сам, но они будут сверкать в моей библиотеке подобно ярким звездам на фоне облаков.

– Хорошо, ступай, мой мальчик! И дай от меня десять ливров приказчику за то, что он разрежет страницы: у меня так расшатаны нервы, что я никогда не мог как следует справиться с этой работой.

Петрюс, сделав прощальный взмах рукой, оставил крестного Пьера и вышел из комнаты.

А крестный Пьер, настороженно глядя на дверь и напрягая слух, не двинулся с места до тех пор, пока не услышал стук колес отъехавшей кареты.