– Но я клянусь тебе, что это чистая правда, говорю, как на духу!

– Да как же это может быть правдой, если эта правда вовсе не похожа на правду! Скажи мне похожую на правду ложь, и я тебе поверю!

– Спроси тогда Маргаритку, и сам убедишься.

– О! Нашла свидетеля! Софи Арно защищает мадам дю Барри! Графиня дю Батуар свидетельствует в пользу принцессы Ванврской! Один цветок ручается за другой!

– Слышали? – спросил Людовик.

– Так мы продолжаем стрелять петардами, мсье Камил? – спросила Шант-Лила.

– Больше, чем всегда, принцесса! Но теперь у меня есть основание: я делаю это в честь вашего особняка на улице Лабрюер, четверки ваших рыже-карих коней, двух ваших жокеев в вишневых одеждах, что вы получили бесплатно.

– Не говори мне больше об этом. Мне кажется, что он теперь ищет розы и намеревается возложить на мою голову корону.

– Да нет же, он, вероятно, держит тебя на случай женитьбы.

– Глупец! Он ведь женат.

– Фи! Принцесса! Жить с женатым человеком! Это ведь так аморально!

– Хорошо, а кто же вы в таком случае?

– О! Я женат так мало времени! Да и к тому же я-то с тобой не живу.

– Да. Вы со мной ужинаете, и только. О! Мсье Камил, вам следовало жениться на Кармелите или вовремя написать ей, что вы ее больше не любите. Она тогда вышла бы замуж за Коломбана и не носила бы теперь траурные одежды.

И Шант-Лила горестно вздохнула.

– Да кто, черт возьми, мог предположить такое? – ответил беззаботный креол. – Когда мужчина ухаживает за женщиной и становится ее любовником, он вовсе не обязан на ней жениться из-за этого.

– Чудовище! – произнесла графиня дю Батуар.

– Я ведь не брал Кармелиту силой, – продолжал молодой человек, – равно как и тебя, Шант-Лила. Ну-ка, скажи честно, разве я взял тебя силой?

– О! Мсье Камил, не надо нас сравнивать: мадемуазель Кармелита честная девушка.

– А ты?

– О! Я всего лишь добрая девушка.

– Да, ты права. Ты – добрая, восхитительная девушка.

– И к тому же, если бы я не упала с моего мула и не осталась лежать без сознания на траве, этого бы не случилось.

– А с твоим банкиром?

– И с моим банкиром – тоже. Потому что между нами ничего не было.

– Ну да! Скажешь тоже!.. Знаешь, Соломон говорил, что на свете есть три вещи, которые не оставляют следов: птица в небе, змея на камне и…

– Я знаю, – прервала его Шант-Лила, – что со всем вашим умом вы полный глупец, мсье Камил де Розан, и что я вдвое сильнее, чем вас, люблю моего банкира, тем более что он подарил мне сто тысяч франков, а вы не дали мне ничего.

– Что? Я ничего тебе не подарил, неблагодарная?.. А мое сердце? Его ты в расчет не принимаешь?

– О, ваше сердце, – сказала Шант-Лила, вставая и отодвигая стул. – Оно похоже на цыпленка из папье-маше, которого подают на стол во время представления в театре «Порт-Сен-Мартен»: его подают на всех спектаклях, но никто и никогда к нему не притрагивается. Спросите-ка лучше, готова ли моя карета.

Камил позвонил.

На звонок примчался официант.

– Вначале дайте счет, – сказал креол, – а затем пойдите узнайте, готова ли карета госпожи принцессы.

– Карета ждет у дверей.

– Ты подбросишь меня до Парижа, принцесса?

– Почему бы и нет?

– А твой банкир?

– Мой банкир предоставляет мне полную свободу действий. К тому же в этот час он должен находиться на пути в Лондон.

– В таком случае ты могла бы пригласить меня в свой особняк на улице Лабрюер.

– С удовольствием.

– Вот так, графиня дю Батуар, – произнес Камил. – Надеюсь, что такая удача должна дать тебе надежду.

– Увы! – ответила Маргаритка. – На свете нет второго такого Моранда!

– Что? – в один голос воскликнули Петрюс и Людовик. – Так это господин де Моранд совершает все эти безумства ради принцессы Ванврской? Неужели это правда, Жан Робер?

– Честное слово, это так, – со смехом ответил Жан Робер. – Я не хотел вам называть его имя, но поскольку Маргаритка сама открыла эту тайну, то должен вам признаться в том, что я слышал это от человека, который достаточно хорошо осведомлен.

В этот момент принцесса Ванврская в ослепительном наряде прошла под руку с Камилом де Розаном мимо окна кабинета. Поскольку проход был довольно узким, чтобы по нему могли пройти рядом две женщины в своих пышных платьях, Маргаритка шла позади них.

Вечером следующего дня, ровно в десять, движимый надеждой и обещанием, которое дала ему Регина, Петрюс притаился за толстым стволом дерева, росшего на бульваре Инвалидов совсем рядом с калиткой, которая вела в сад особняка маршала де Ламот-Удана.

В десять часов пять минут эта калитка медленно открылась и из нее выглянула старая Нанон.

Петрюс проскользнул на большую липовую аллею.

– Скорее, скорее, – поторопила его старая кормилица.

– На лужайке, не так ли?.. Она на лужайке?

– О! Вы встретите ее гораздо раньше!

И действительно, не успел еще Петрюс дойти до конца аллеи, как его руки встретились с руками Регины.

– О, как вы добры, как вы очаровательны, моя прекрасная Регина. Вы сдержали ваше обещание! Как я благодарен вам за это и как я вас люблю! – воскликнул молодой человек.

– Тише, – сказала молодая женщина, – не стоит так громко об этом кричать!

И она приложила к его губам свою прекрасную ладошку. Петрюс страстно поцеловал эту ладонь.

– О, боже! Да что это с вами сегодня творится? – спросила Регина.

– То, что я схожу с ума от любви, Регина. То, что вы дали мне свободу надеяться на счастье в течение месяца, когда пообещали, что будете приезжать ко мне каждые два дня, что я могу сегодня вечером видеть вас здесь…

– Но не каждые два дня.

– Как можно чаще, Регина… разве у вас хватит смелости, когда мое счастье в ваших руках, играть с ним?

– О, господи! – сказала молодая женщина. – Да ведь ваше счастье, друг мой, оно же и мое.

– Вы только что спросили меня, что со мной.

– Да.

– Я испугался. Я весь дрожу! Идя сюда, ожидая вас у двери…

– О! Ждали вы меня недолго.

– Да. И я всей душой благодарен вам за это, Регина!.. Так вот, когда я шел сюда, когда я вас ждал, у меня от страха сжималось сердце.

– Бедный мой дружок!

– Я говорил себе: «О! Я увижу ее в слезах и в отчаянии. Она скажет мне: «Петрюс, невозможно! Я встретилась сегодня с вами для того, чтобы сказать: Завтра я вас не увижу!»

– Но вы же видите, друг мой, что я, вместо того чтобы быть в отчаянии и в слезах, радуюсь и улыбаюсь. Вместо того, чтобы сказать вам «Завтра я вас не увижу», я вам говорю: Завтра, ровно в полдень, Петрюс, я буду у вас дома. Но только я приеду с Абей не одна: со мной будет моя тетка. Ба! Она без очков видит плохо. А будучи большой кокеткой, она надевает их только в самых крайних случаях. Время от времени она засыпает, а когда она дремлет, то видит еще меньше, чем без очков. А наши глаза, наши руки, шорох моего платья, мои прикосновения к вашему плечу для того, чтобы лучше убедиться в сходстве портрета с оригиналом – разве все это, Петрюс, не радость, не счастье, не опьянение по сравнению с болью, которую мы испытываем, когда не видимся?

– О, не видеться! Регина, не произносите этого слова! Это – непрекращающаяся мука моего сердца. Я очень боюсь, что настанет момент, когда я вас больше не увижу!

Регина легко пожала своими красивыми плечами.

– Вы меня больше не увидите! – сказала она. – Да какая сила в мире сможет помешать мне снова видеть вас? Этот человек? Но вы ведь прекрасно знаете, что мне нечего его бояться. Помешать нам может только маршал, если он узнает о нашей любви… Но кто ему об этом расскажет? Никто! Да и если кто-то и расскажет, я буду все отрицать, я буду лгать, скажу, что все это неправда. О, как это будет жестоко: сказать, что я вас не люблю, мой милый Петрюс. Не знаю, хватит ли у меня на это смелости.

– Дорогая Регина! Значит, с посольством никаких перемен?