— Но я снова выжил.

— Да, ты снова выжил. Мало того, ты снова отнял у меня то, что было уже почти моим.

— Зою.

— Она красивая. Даже сейчас, ненужная, она все равно красивая. Наверное, я бы смог ее полюбить, если бы не ты. — Глаза Игната заволокло туманом, и в тумане этом я видел синие молнии.

— Видишь, каким я стал? — Он горько усмехнулся, погладил нож.

— Вижу.

— Чудовище. Но даже у чудовища может быть сердце. — Большим пальцем брат коснулся кончика ножа, на коже тут же выступила капля черной крови. — Держи! — Он протянул мне нож. — У тебя еще есть шанс все исправить. Убей меня!

Нож был свинцово тяжел. Волк свирепо скалился, так и норовил укусить. Сумасшествие…

— Я доверяю тебе, брат. Жизнь моя в твоей власти. Я сам себе вынес приговор, тебе осталось лишь его исполнить.

Я не заметил, когда в лесу стало темно. В ветвях елей тревожно выл ветер, ему вторили волки, Игнатовы друзья и свита. И сам он тоже был похож на волка, смертельно опасного… Жизнь его теперь в моих руках… нож острый… никто никогда не узнает…

— Нет! — Я выронил нож. — Не могу… Уходи. Игнат! Уходи и никогда больше не возвращайся!

— Подумай. — Он поднял нож. — Второй возможности остановить меня у тебя уже не будет.

— Уходи! — Я силился перекричать ветер и волчий вой.

Игнат медленно встал, сунул нож за пазуху.

— Я убью вас всех. Ты не оставил мне выбора, брат. Я вернусь, и ты пожалеешь об этом дне.

Он уходил, не оборачиваясь, а я смотрел ему вслед и думал, что жизнь моя никогда больше не станет прежней. По щекам моим катились горькие слезы…

Тот день должен был стать особенным, он расцветал в Тучиной душе тревогой и недобрыми предчувствиями. Что-то должно случиться. Если не прямо сейчас, то ночью. Что-то, чего невозможно избежать.

Отражение собственного страха Туча видел в синих Ксанкиных глазах. Она по-прежнему почти не разговаривала с ними, только с Дэном, но Туче не требовались слова. Ксанка так же, как и он сам, ждала и боялась. Туча попробовал поговорить с ней, утром специально пришел к Васькиному дому, ждал, караулил…

— …Тебе чего? — Она вышла не из двери, а из-за старой липы. Наверное, тоже караулила.

— Поговорить. — В обществе Ксанки он всегда терялся, становился совсем неуклюжим.

— Говори. — Она сорвала травинку, сунула в рот.

— Ты это тоже чувствуешь?

— Что? — Ксанка смотрела на него снизу вверх, лицо ее было безмятежным.

— Самая темная ночь…

— …Приближается.

— Да. Тебе нужно уехать.

— Зачем?

Туча не знал. Догадки и смутные подозрения — вот единственное, что у него было. Догадки — это не аргумент.

— Паучок. — Он коснулся Ксанкиных волос. — Запутался… Я сниму? Можно?

Она замерла, точно в ожидании чего-то страшного. Испугалась паука? Или его прикосновения?

Ее волосы были мягкими, как у новорожденного, в том месте, где они спускались на шею, оставалась бледная полоска незагорелой кожи. Осторожно, боясь вздохнуть, Туча коснулся Ксанкиной шеи, отвел в сторону волосы. Родимое пятно в виде трилистника оказалось едва заметно, но оно было…

— Все, убрал! — Туча взмахнул рукой, точно стряхивая что-то мерзкое.

— Спасибо. — Ксанка смотрела на что-то за его спиной.

Туча обернулся и встретился с внимательным Дэновым взглядом.

— Паучок… вот, — сказал он и покраснел.

— Я понял, — Дэн кивнул, улыбнулся Ксанке и спросил: — Пойдем купаться?

Она смотрела на Дэна, и синие глаза ее радостно сияли. Туча вздохнул, отступил на шаг, сказал вместо прощания:

— Ты подумай.

— Подумаю, — пообещала Ксанка, но было совершенно ясно, что мысли ее не с ним.

Суворов нашел его после обеда. Туче показалось, что командир специально ждал, когда он останется один.

— Тучников, как дела? — Суворов улыбался, но во взгляде его была озабоченность.

— Нормально.

— Прогуляться не желаешь?

— Куда? — Он уже понял куда, и по спине тут же заструился ручеек липкого пота.

— Покажешь мне то место? — Суворов понизил голос до шепота.

— Какое?

— Не старайся казаться глупее, чем ты есть на самом деле, покажи место, где ты видел блуждающий огонь.

Ручеек превратился в реку, рубашка моментально прилипла к спине.

— Боишься? — Суворов сощурился.

Да, он боялся, но вместо того, чтобы признаться в этом, сказал совсем другое:

— Вы хотите прямо сейчас?

— Да, пока есть время.

— Хорошо.

Они шли по опаленному, измученному яростным солнцем лесу: Туча впереди, Суворов следом. Шли молча, ни разговаривать, ни отвечать на вопросы Туче не хотелось. Он вдыхал жаркий смолистый воздух и боялся почувствовать запах гари. Запаха не было. Не то чтобы он совсем успокоился, но сердце стало биться размереннее.

— Здесь. — Туча остановился посреди уже знакомой ему полянки и принюхался. Ничего!

— Прямо здесь? — Суворов обвел полянку задумчивым взглядом.

— В кустах. — Туча кивнул в сторону подлеска. — Там такой пятачок три на три метра. Только я туда с вами не пойду. — И плевать, что Суворов посчитает его слабаком. Он и есть слабак.

— Не хочешь и не надо. — Командир ободряюще улыбнулся. — Сейчас я взгляну одним глазком, и будем возвращаться.

Суворов отсутствовал пару минут, из подлеска он вынырнул так внезапно, что Туча испуганно вздрогнул.

— Все, Тучников! Можем возвращаться. — Он выглядел довольным и озадаченным одновременно.

— Нашли то, что искали? — Хотелось пить, язык сделался сухим и шершавым.

— Не знаю. — Командир пожал могучими плечами.

— А что там? Вход в подземный бункер?

— Не знаю, Тучников, но надеюсь, скоро я с этой историей разберусь. Ты только никому не рассказывай, что водил меня сюда. Договорились? — Он посмотрел внимательно и, Туче показалось, немного заискивающе.

— Военная тайна? — Степка смахнул выступивший на лбу пот, подумал, а не рассказать ли Суворову о своих подозрениях, но удержался.

— Вроде того.

— А когда она должна случиться?

— Кто? — Суворов слушал невнимательно, думал о чем-то своем.

— Самая темная ночь.

— Да по-разному случается. Недели через две, я думаю. — Соврал и глазом не моргнул. Надо же так уметь.

С Ксанкой они столкнулись у ворот лагеря. Суворов посторонился, пропуская ее вперед. Туча замер, к горлу подкатила волна тошноты. От Ксанки пахло гарью. И на кроссовках ее был серый налет то ли пыли, то ли пепла… Она посмотрела на Тучу затуманенным взглядом, и от взгляда этого стало совсем плохо. В небе полыхало солнце, но он знал — самая темная ночь уже началась…

Это был день исчезновений. Сначала куда-то пропал Туча, потом Ксанка. Если Тучу почти не искали, минуты уединения в последнее время у него случались довольно часто, то в поисках Ксанки Дэн прочесал весь парк.

Ксанку с Дэном связывали странные отношения. Если бы дело было только в любви, Матвей бы понял и не удивился, но там чувствовалось что-то гораздо большее. Дэн за нее боялся, прикасался к ней так, словно она была сделана из хрусталя, провожал полным тревоги взглядом, не находил места, когда Ксанка надолго исчезала.

А она исчезала. Уходила куда-то в полном одиночестве и никому не рассказывала, где была. Даже Дэну. Дэн злился, глаза его заволакивало мутной пеленой подозрений. Ревновал? Может, и так. Кто разберет этих влюбленных…

Гальяно тоже не находил себе места. Возвращение Суворова положило конец его надеждам. Он все еще пытался завоевать сердце своей прекрасной Мэрилин, но теперь она отвергала его ухаживания резко и категорично. От этого Гальяно сделался раздражительным и непривычно молчаливым, курил сигарету за сигаретой, страдал демонстративно и назойливо.