– Покажи-ка, – внезапно просит Унгуц, который все это время сидел на другом диване так тихо, что я и забыла про него.

Азамат подносит ему гобелен.

– Вот это черепаха, – уверенно сообщает Унгуц. – А остальные морские какие-то, это уже надо туда ехать и у местных спрашивать, что у них там что значит…

– Так… бормол не везде одинаковые? – интересуюсь я.

– Конечно, – в один голос отвечают мне два книжника. Потом Азамат уступает старшему, и тот развивает мысль: – С ними точно так же, как с вышивками. Каждый мастер вкладывает в статуэтку то, что хочет пожелать или выразить. Есть общие места, конечно, но точное значение знают только боги и мастер, который ее вырезал.

– А те бормол, что у вас в Доме Старейшин? Их значения тоже точно неизвестны?

– По-разному, – протягивает Унгуц. – Это ведь все бормол, которые нам когда-либо дарили друзья и враги. Бормол ведь можно вырезать и с дурным пожеланием. То, что ты видела, только малая часть. Это потому, что ты еще молодая. Вот пройдет лет пять, заново тянуть будешь, из большего числа выбирать… Так, о чем я… Ах да. Разные люди приносят нам свои бормол. Обычно к ним прикладывают записку, в которой мастер излагает, что он хотел передать своей фигуркой. Но бывает, что люди не хотят рассказывать о своих просьбах и пожеланиях или по каким-то причинам не могут. Бывает, что эти записки и путаются, и теряются, мы же не боги, чтобы всему учет вести…

– Так что, получается, – прищуриваюсь я, – что те бормол, что я вытянула, могут значить совсем не то, что все подумали?

Унгуц смеется поскрипывающим смехом.

– Не-ет, я еще не настолько стар, чтобы ты меня подловила. Что уж там мы подумали про значение твоих бормол – это наше дело. Тебе этого знать не полагается и не нужно совсем. Молодым да горячим вообще неполезно знать о будущем.

– Хм. – Я пожимаю плечами. – Ну и ладно, как скажете. А бутон-то ваш что значил?

– А это ты и без меня знаешь. Ты целый месяц сидела тихонечко, силы копила, а сейчас вон разворачиваться начала – клуб ей не нужен, подавай уроки на дому, да дворец, да коня… А там уж и завязь скоро пойдет небось. Так-то. А что, неужто у тебя других нету, кроме моего?

– Э-э… – Я усердно отгоняю неприятные воспоминания. – А я не знаю, Азамат, помнишь, ты мне зайца подарил? А он тоже бормол?

– Да, заяц – символ весны и оттепели у нас на севере. Это ведь как раз было самое начало весны, к тому же с тобой моя жизнь потеплела.

Дома, на Земле, я всегда с удовольствием готовила, когда на это было время. Правда, это сопряжено там с некоторыми трудностями. В большинстве магазинов вообще не продают сырой еды. Проще всего купить готовую или хотя бы расфасованные по экологически чистым коробкам комплекты полуфабрикатов, которые надо только высыпать из пакетиков в тарелку и подогреть. На таких всегда приведены полные списки веществ и элементов, из которых они состоят, с процентами и предупреждениями диетикам типа «Орехи. Внимание, содержит орехи!». В больших продвинутых гипермаркетах встречаются также отдельно упакованные полуфабрикаты, которые требуют – вы не поверите – обжаривания на сковородке или варения в кипятке в течение примерно пяти минут. И только в самых шикарных торговых центрах, в цокольном этаже, втиснутые между элитным чаем и уютным винным погребком, прячутся крошечные лавочки с сырым мясом, овощами, крупами и тому подобными исходными продуктами, обычно прикрытые для эстетизма яркими тропическими фруктами. Там даже недорого, но, входя в такой магазин, чувствуешь себя как минимум членом элитарного клуба, а то и адептом древнего культа.

На Муданге ситуация совсем другая. Мясо чаще всего покупают живым, оно блеет, рвется на волю и норовит схавать цветочки в саду. Это, конечно, вызывает у меня некоторые содрогания лицемерного свойства, но в школе нас учат, что цель каждого вида – как можно более широкое распространение, и всякий скот добился этого именно за счет того, что человек стал его разводить в пищу и охранять от хищников. А что касается технической стороны дела – ну так у меня есть муж, способный разделать тушку на аккуратные кусочки тихо, быстро и не оставив за собой брызг крови на стене сарая.

Другая трудность в приготовлении пищи на Муданге заключается в том, что здесь мало привычных мне продуктов. Даже всякие тыквы и корнеплоды, внешне похожие на земные, довольно сильно отличаются на вкус и используются совсем в других блюдах. Плюс к тому собственно муданжская кухня обходится практически исключительно мясом и молоком с производными. Фрукты они едят только сырыми, зелень и некоторые корнеплоды добавляют в качестве приправ, а овощи считаются невкусной и непитательной едой для бедных, у которых не хватает на мясо, так что их никто и не пытается приготовить вкусно, кроме разве что особенно умудренных жизненным опытом поваров. (Я, наверное, дико выгляжу, когда хожу по рынку со своей тачкой и выспрашиваю у побитых жизнью торговцев овощами, как называется и готовится тот или иной предмет у них на прилавках.) Из зерновых культур тут один ячмень, который добавляют в качестве наполнителя в супы или смалывают в муку, а дальше изделия из теста либо варят, либо жарят. Есть дикая кукуруза, но она такая сладкущая, что из нее можно сахар добывать, хотя чаще на сахар пускают тростник, а кукурузный початок дают в качестве соски детям. Еще тут выращивают огромное количество всяких агав, из которых делают все на свете, от веревок до клея, но ничего съедобного.

Что касается собственно мяса, это в основном баранина, козлятина и дичь. К дичи я отношусь плохо, во-первых, по этическим соображениям (ей-то никакой выгоды от того, что человек ее жрет), во-вторых, по гастрономическим – она жесткая, костлявая и сильно пахнет. У муданжцев-то челюсти железные, они способны пережевывать сырое, сыровяленое и жаренное на открытом огне, а я на это малоспособна. Праздничная еда у них отбирается не потому, что вкусная, а потому, что исконная. То есть как первобытные люди глодали обгорелые кости, так и тут… ну, во всяком случае, мне так кажется. Чего стоит хотя бы их любимое праздничное угощение – целый взрослый огромный баран, зажаренный при помощи раскаленных камней, засунутых прямо под шкуру. Мне страшно подумать, как они потом это мясо от этих камней отдирают. Нет, конечно, в хорошей таверне всегда подадут что-нибудь мягонькое и сочненькое, но любой муданжец способен без труда прожевать ботинок из натуральных материалов.

Так это я все к чему. Раз земные блюда из местных компонентов готовить не удается, а местные блюда не всегда и не во всем отвечают моим запросам, то приходится экспериментировать. Вот как с теми сливами. Азамат поначалу поудивлялся моей изнеженности – местные-то тетки жуют ничуть не хуже, чем мужики, а то как бы они наели свои фигуры? Однако мои эксперименты ему пришлись по вкусу, разве что чай он по-прежнему предпочитает с молоком и бараньим жиром, а супы принципиально несолеными. В последнее же время он и сам втянулся в кулинарные эксперименты, хотя и посмеивается, что я люблю все маленькими кусочками и чтобы взглядом разломить можно было. А уж после того как он освоил кухонную технику, в нашем доме настал гастрономический рай. Муданжцы все-таки склонны относиться к научным и инженерным достижениям с излишним пиететом и никак не догадаются, что можно сделать устройства, которые облегчают самые обычные бытовые работы. Хорошо, хоть стиральные машины у тамлингов переняли, а вот уже швейные – до сих пор редкость.

Сегодня Азамат взялся реализовывать свою свежую выдумку – вырезку, шпигованную крабьими яблоками. Это такие крохотные оранжевые яблочки с пряным запахом и маслянистым соком, которые растут по океанским побережьям, где на них пасутся такие же оранжевые крабы – срезают гроздь плодов, сбегают боком-боком на землю, хватают свой урожай и боком-боком несут закапывать в заготовленную для этого нору, чтобы весь год питаться. Сама я этого пока не видела, но Азамат очень вдохновенно рассказывает, да и фотоархив муданжской природы у него внушительный. Боже, уж скорее бы потеплело, мне так хочется везде поездить, посмотреть на эту красотень!