Меж тем Азамат заходит в здание станции и выходит оттуда, неся на плече моток каната с крюком на конце. Этот крюк он зацепляет за край какого-то невидимого отверстия в хвосте нашего унгуца, после чего машет нам, чтобы шли за ним. Мы заходим внутрь через широченные ворота, которые Азамат открывает на полную. Почти от самого входа на полу начинается извилистая резиновая дорожка, у противоположной стены на оси висит катушка, с которой тянется канат. Азамат отгоняет нас в сторонку, где у стены торчит панель управления. Он щелкает рычажком, и катушка начинает неторопливо наматываться, подтягивая наш унгуц хвостом вперед внутрь здания. Когда он весь оказывается на дорожке, Азамат выключает катушку и отцепляет крюк. Тогда Алтонгирел жмет еще какую-то кнопку, и дорожка начинает двигаться вместе с унгуцем и Азаматом. Мы присоединяемся. Таким макаром мы переезжаем в другой конец псевдокоровника, где по углам стоят два шкафа. Дверца одного отъезжает вниз до половины, и мужики перекладывают в него наш багаж, после чего он снова закрывается. Видимо, это лифт.

– Ничего не забыла в салоне? – спрашивает меня муж, прежде чем нажать еще на какую-то фигулину в стене.

Я мотаю головой. Мы сходим с дорожки, а наш унгуц занимает почетное место в углу рядом с лифтом. Тут до меня доходит, что платформы вдоль стен – это места для транспорта. После этого мы грузимся во второй лифт и едем вниз.

У муданжцев, видимо, ненормальное пристрастие к прозрачным лифтам. Что на Гарнете, что здесь, пособие для начинающих геологов как на ладони.

– Ты у меня в доме, надеюсь, непрозрачный лифт сделал? – спрашиваю подозрительно.

– Только крышу, чтобы днем на освещении экономить, – отвечает он и улыбается. – Я помню, как ты на Гарнете боялась.

– А в общественных местах они у вас всегда такие?

– Если есть на что посмотреть. Здесь вон какие породы красивые мимо плывут. Если бы скучная земля была, сделали бы с закрытыми стенками. А так – приятно иметь возможность взглянуть на то, по чему ходишь.

Лифт привозит нас, как мне сначала кажется, на платформу метро. Над головой метрах в пяти закругленный свод, за краем платформы по обеим сторонам тот самый рельс, который моно. На нем стоит одинокий вагончик.

– Ну вот – Азамат делает пригласительный жест. – Заходи, устраивайся, тут ехать часа три, если я правильно помню.

– Чуть меньше, – скрупулезно поправляет Алтонгирел.

Внутри вагончик обставлен большими мягкими сиденьями по четыре со столиком посередине. Никакой кабины машиниста тут нет, так что мы рассаживаемся в носу, чтобы смотреть вперед, а не только по бокам. Я с Азаматом, а Алтоша через проход. Наши вещи уже здесь, стоят в заднем конце вагончика в чем-то типа детского манежа из сетки. Азамат вызывает прямо на лобовом стекле менюшку и что-то на ней жмет. Двери закрываются, и мы трогаемся.

– А управлять ты будешь? – спрашиваю.

– Да нет, оно автоматическое. Катится по рельсу в туннеле, и все тут. Управлять можно только дверями, кондиционером и прозрачностью окон.

Собственно под землей мы проезжаем метров сто, а потом вдруг все вокруг заливает голубоватый свет и мы оказываемся в прозрачной трубке в толще воды. За спиной довольно круто вниз уходит стена, из которой мы выехали, а вокруг уже вьются пестрые рыбки и крошечные, почти прозрачные медузки. Кажется, что туннель лежит на дне, но Азамат объясняет, что на самом деле он установлен на коротких подпорках, а дно внизу можно увидеть, если сделать прозрачным окно в полу. И немедленно делает.

А там коралловый риф, прямо метрах в двух от пола. Красочные ветвистые кораллы, твердые и мягкие, высокие и плоские, почти полностью покрывают дно, между ними видны только небольшие пятна песка. Я аж ноги поджимаю, потому что кажется, что вот-вот на рыбку наступлю. Рыбы тут тоже всех цветов, особенно популярны желтый и фиолетовый. Морские звезды ползают, ежи всякие безумные – малиновые, оранжевые, в горошек…

Азамат одним глазом смотрит на подводный мир, другим на меня с умильным выражением – ему очень нравится, что мне все нравится.

– Гляди, вон каракатица, видишь?

– Где?

– Ну вон щупальцами машет в песке. Это она закапывается, чтобы напасть из засады.

И правда, вижу зверюгу размером с воробья, которая методично двумя щупальцами нагребает себе на голову песок и камушки. Господи, как же смешно! Жаль, что мы так быстро едем, я бы за ней еще понаблюдала.

Еще нашим взорам являются сады бесконечных морских анемонов и лилий, некоторые сидят на крышках больших крабов. Азамат уже привык, что я не вижу и половины зверья, которое видит он, и все время показывает.

– Вон там у лилового коралла краб себе на спину губку тащит, видишь? А вон зеленая в крапинку, это рыба-попугай. Ух ты, гляди, рыба-рыбак! Да ты не увидишь, наверное, ее от коралла не отличишь… А вон еще! У нее верхний плавник как маленькая рыбка, а, видишь, да?

Ага, вижу, вроде как мелкая рыбка трепыхается, а под ней красный коралл, да только у коралла глазки и ротик немаленький. Еще нам встречаются разнообразные ракообразные и загадочные мохнатые белые трубки, по которым ползают мохнатые белые крабы. Креветки всех расцветок ковыляют по дну и проплывают мимо – красные, с оранжевыми пятнами, белые в фиолетовую крапинку, янтарно-желтые, синеголовые с огненными лапками и даже загримированные под орхидеи прямо с лепестками, даром что никаких морских орхидей тут не растет.

– Видишь розовые цветы? – Азамат кивает в сторону зарослей очередных анемонов. – Как думаешь, что это?

– Ну звери какие-то… Анемоны, нет?

– Это черви. Их самих не видно, в дне прячутся, а видно только то, чем они еду собирают. Если внимательно посмотришь, увидишь, что эти розетки иногда втягиваются…

Тут вдруг становится темно, и я инстинктивно поднимаю голову, чтобы выглянуть в переднее окно. Над нами проплывает нехилых размеров скат с раззявленной пастью.

Азамат усмехается у меня за спиной.

– Этот не хищный, он воду фильтрует. Да и в любом случае к нам в туннель даже кит не вломится, все рассчитано.

– А тут и киты есть?

– Здесь слишком мелко, вот заплывем поглубже, там могут быть. Хотя сейчас не сезон, тут ведь ранняя осень, а они в это время в холодных водах.

Через некоторое время мы действительно еще погружаемся, так что света становится меньше и все кажется голубоватым, пока не подплывет совсем близко к стенке туннеля. Кораллы уступают место зарослям морской капусты всех форм и оттенков, а в ней бурлит своя собственная жизнь – косяки рыб, плавающие крабы, потрясающей красоты улитки, раковины которых словно облеплены пестрым жемчугом. Азамат указывает куда-то в гущу травы, и, когда приглядываюсь, я различаю там совершенно фантастического морского конька, как будто поросшего листьями. Хвост и плавники его похожи на ветки плакучей березы, на спинке дебри.

– А вон другой, – тычет пальцем Азамат. – Смотри, какой яркий, у них сейчас нерест…

И правда, яркости другому не занимать. Он не такой облиственный, как первый, скорее похож на комара, с воздушными шариками вместо плавников, голова и спинка у него украшены желтыми точечками на темно-синем фоне, а шея и хвост светятся огненно-рыжим и небесно-голубым.

Дальше появляется довольно сильное течение, и водоросли больше не стоят лесом, а пригибаются по ходу воды. Тут и там стенки туннеля усеяны улитками и странными шипастыми головастиками. После напряженного ковыряния в лексиконе мы устанавливаем, что это морские воробьи, а по-муданжски – сидящая рыба, потому что она может брюшком приклеиваться к камню или еще чему, чтобы не сносило течением.

– Слушай, а давно этот туннель существует? – спрашиваю.

– Да лет полтораста уже, – отвечает Азамат.

Это муданжских, ага.

– А как он до сих пор не зарос, на фиг?

– А у него такое покрытие, что мало что может прилипнуть. Вот эти рыбки, да улитки, да еще один-два трубчатых червяка, но ни растения, ни кораллы не зацепляются. Во всяком случае, пока я не слышал, чтобы приходилось чистить стенки.