Я пячусь, переводя взгляд с одного на другого и в ужасе понимая, что если Азамат мне не верит, то и никто, никто на всей планете…

И тут я спотыкаюсь и падаю.

Темно. Ну ничего себе я головой приложилась! И холодно. Черт, неужели потеря крови? Караул! Эти двое ведь не допрут, как остановить! Мамочки, помогите!!!

А где они вообще? Тихо что-то. И нигде не болит. Странно. Но очень-очень холодно. И почему темно? А, о, вижу что-то светлое. Ощупываю голову – цела. Лежу на песке, но он холодный. Или у меня что-то не так с восприятием температуры, или… что? Даже если я тут до ночи провалялась, ночи на Орле теплые. А мне очень-очень холодно! Да и почему бы Азамат с Алтонгирелом оставили меня лежать, что за чушь?

Попробуем встать. Ну или хотя бы сесть. Хм, голова не кружится, конечности на месте. А светлое – что-то типа двери. То есть я в темном помещении. Уже легче.

– Азамат? – зову негромко. Голос звучит гулко.

Тишина. Осторожно встаю и медленно бреду к двери, прощупывая пол мыском ноги, прежде чем сделать шаг. Наконец дохожу до проема.

Холодно. И ветер. Вокруг темно-зеленые горы. Я стою у входа в пещеру. Черт, да я сейчас задубею! Что за бред творится? Я правда рехнулась, что ли?

Слева замечаю какое-то движение. Присматриваюсь – там, ниже по склону, стоят две машины, рядом возятся люди, какие-то тюки загружают. Ба, да это же почта! Вон и край стадиона виден! Но как я тут оказалась?

Настолько быстро, насколько позволяет не очень пологий склон, поросший мхом, я спускаюсь к почте. Одна машина уже уехала, но вторая еще стоит. Когда я подхожу, хозяин как раз появляется на пороге почтовой пещеры. Я его не знаю, но это не так важно.

– Здрасте, – говорю, стуча зубами. – Не подбросите до города?

Он смотрит на меня как на полоумное привидение. Неудивительно, на мне маечка, легкая летняя юбка и босоножки, а вокруг все те же плюс десять.

– К Старейшинам? – наконец выдает он.

– Да-да, – охотно соглашаюсь я. Оттуда до дома добежать – нечего делать.

– Ну садитесь, – без особого энтузиазма приглашает он, распахивая дверь. В машине тепло, и это прекрасно.

По дороге я понимаю, что у меня нет ключей от дома. Это значит, что сначала придется забежать к Арону, у него запасные. Заодно от него позвоню Азамату, чтобы не волновался.

М-да, пробирку я потеряла где-то. Может, он найдет? А то, кроме меня, эту дрянь никто и не видит! Но неужели он и правда решил, что я двинулась? У меня нет ни малейшего представления, что у них тут делают с психами, но воображение подсказывает домик на отшибе с решетками на окнах. Азамат ведь не даст меня в обиду, правда? Боже, да как я могу в этом сомневаться? Он меня любит! Но он так на меня смотрел… А если Алтоша его убедит, что это вовсе не я уже, а проросшие споры слюны? Господи, да кто же меня защитит от всего этого произвола?! Нет, я буду, конечно, до последнего надеяться на Азамата. Может, он хотя бы отвезет меня на Гарнет, а там уже будет проще, там есть психотерапевты. Но все равно остается шанс… меня мутит от одной мысли об этом, но все же… Мне нужно, чтобы кто-то влиятельный мне поверил. О, есть же Унгуц! Ну конечно! Вот к нему и побегу, это тоже близко! Он мудрый, он мне поверит! И кстати, он может быть в самом Доме Старейшин. Еще лучше… А вот мы и приехали.

Я спешно благодарю водителя и ныряю в дверь Дома Старейшин. Там, как всегда, душно. Из соседней комнаты возникает чей-то ученик, пытается объяснить мне, что в зал Совета сейчас нельзя, но я его откровенно посылаю. У меня оченьважное дело, и лучше не откладывать разговор, а то еще Алтоша позвонит кому-нибудь, меня изловят и запрут, и все. Да, я паникерша, но это уже не раз меня спасало.

Я врываюсь в зал Совета. Увы, Унгуца там нет. Там вообще только один человек. Это Старейшина Ажгдийдимидин(вот же назвали, идиоты!), который нас венчал, если так можно выразиться. Тот самый, который такой крутой духовник, что говорить не может. Крутой духовник. Хм. До Унгуцева дома бежать по холоду и ветру уж очень не хочется, еще застужу себе что-нибудь. Я решительно задергиваю занавеску и приземляюсь на ковер рядом с духовником.

– Старейшина… – Я не доверяю себе произнести его имя.

Он медленно оборачивается, как будто только что меня заметил. Он не глухой, надеюсь? У него красивые бело-седые волосы, еще длиннее, чем у Азамата. Они заплетены во множество кос и перевиты платиновой цепочкой с драгоценными камнями. На шее у него несколько рядов разных бус, в ушах помногу непарных сережек. А вот на руках никаких украшений нет. Лицо у него немного смешное – сильно выпирающие вперед щечки, длинный нос, большие яркие глаза. Мне кажется, по муданжским меркам он не красавец. То и к лучшему.

Он кивает мне, обозначая, что слушает.

– Простите, что я так вломилась, – говорю. – Но у меня очень большие проблемы. Я была на Орле и увидела там на дереве какую-то штуку, а больше ее никто не мог видеть, и Алтонгирел сказал, что это древесная слюна, от которой сходят с ума, но я посмотрела в энциклопедии на картинку, и она не так выглядит, а потом я пошла и посмотрела на дерево еще раз, и эта штука застонала, и там было лицо, но все решили, что я сошла с ума и мне мерещится, а потом я упала и оказалась в пещере около почты, и еще я беременна, так что может быть, что мне и правда что-то мерещится от этого, но я все равно не понимаю, как я тут оказалась! Пожалуйста, ведь вы мудрый человек, вы же понимаете, что это не обязательно древесная слюна?

Он смотрит на меня выжидающе, но я иссякла. Тогда он достает из-за пазухи блокнот и ручку и некоторое время пишет. Потом протягивает мне.

«Последнее произошедшее с тобой легко объяснить. Около почты есть много выходов пространственно-временных туннелей. Видимо, на Орле ты провалилась в один из них, а выпала тут».

Сначала мне становится легче: у части моих приключений есть разумное объяснение. А потом мне вдруг становится страшно: в туннеле ведь можно проболтаться сколько угодно времени и не заметить!

– А какое сегодня число?

Он невозмутимо пишет мне число, и я понимаю, что с тех пор, как мы купались в проливе, прошла неделя.

– О боги! Азамат! – выдыхаю я. – Он же… он же… не знает, куда я делась! Боги, бедный, что с ним сейчас! Мне надо немедленно ему позвонить! – Я вскакиваю, но духовник удерживает меня за юбку. Я медлю, и он быстро черкает:

«Он скоро будет здесь, подожди».

Ну ладно, наверное, лучше мне сразу ему показаться. Тем более если он сейчас за рулем, то лучше его так не отвлекать, еще забудет рулить… Сажусь обратно.

«Опиши мне подробно, что ты видела на том дереве», – гласит очередная записка Старейшины.

Я послушно принимаюсь рассказывать все по порядку. Как первый раз увидела дымку ночью, потом утром, потом открямзала кусочек.

– Бутылочку, в которую я положила кусочек, я потеряла, но, может, Азамат ее подобрал… – завершаю я свой рассказ.

Старейшина печально кивает, встает и берет с одного из стеллажей у стены пестрый талмуд. Долго его листает, что-то ищет. Потом кивает, достает еще бумажку. Я уже готовлюсь вскочить и принять послание, когда он вдруг настороженно прислушивается и снова кивает. Черкает что-то на бумажке, вкладывает ее в качестве закладки и вместе с книгой двигает прочь из зала. Я растерянно следую за ним. Неужели все-таки все плохо?

Он выходит на крыльцо, и я вижу под стеной бледного, осунувшегося Алтонгирела. Он стоит глядя вдаль, грызет ноготь и нас не замечает. Старейшина наклоняется с крыльца и трогает его за плечо. Алтоша подскакивает и оборачивается. Он видит меня, открывает рот и издает сдавленное кряканье. Но тут в его руках оказывается книга. Теперь я вижу надпись на обложке – это все та же энциклопедия, только в печатном варианте.

Алтоша обескураженно открывает книгу на заложенном месте. Кверху ногами я могу различить там картинку с каким-то лохматым человеком в просторной одежде. Читать мелкие муданжские буквы в таком ракурсе мне трудновато. Алтонгирел тупо пялится в раскрытую книгу. На записке, вложенной Старейшиной, написано: «Идиот».