– Здрасте, – рявкает он на весь дом и вежливо кланяется мне чуть не до полу. – Меня кличут Кедром, я тут эта… мебель делаю и вот за вашим домом приглядываю. Счастья вам в дом!

Я обалдело киваю, не зная, надо мне с ним здороваться или нет… Обычно не надо, но он же явно ко мне обращается.

– Здравствуй, Кедр, – кивает Азамат. – Жена моя, Белая госпожа, рада тебя видеть. Ты о ней позаботься, как доброму человеку положено. И тебе счастья в дом.

Они еще обмениваются двумя-тремя любезностями, после чего Кедр нас покидает.

– Убедительный дядя, – говорю. – А он всегда так громко говорит?

– Нет, это он от смущения. Ты все никак не привыкнешь, что твое присутствие на людей сильно влияет, особенно на мужчин.

– А он… – я мешкаю, потому что не хочу дурно говорить о хорошем человеке, – как бы это сказать… Не повлияю ли я на него слишком сильно? Особенно если тебя тут не будет?

– Не-ет, что ты, Лиза! Он порядочный человек, у него огромная семья… Да и потом, – Азамат присаживается рядом со мной и заглядывает мне в лицо, – понимаешь, для простых людей ты… как бы не совсем человек. То есть они могут восхищаться и благоговеть, но я вполне уверен, что им в голову не придет воспринимать тебя… как женщину. Надеюсь, тебя это не очень обижает.

Я смеюсь.

– Меня это скорее радует.

– Вот и славно. Кстати, один из сыновей этого Кедра будет заходить раз в неделю тут убираться и приносить продукты. Я бы ему и почаще велел, но я знаю, что ты к слугам не привыкла…

– Хорошо, хорошо, – говорю, – раз в неделю самое то. Ты у меня умница и все прекрасно продумал. Такими темпами я и правда себя возомню какой-нибудь принцессой и возгоржусь.

Мы хихикаем, потом Азамат смотрит на часы.

– Мне надо бы уже собираться. Завтра опять тренировка, а дома и есть нечего… – Он вздыхает. – Я завтра вечером опять прилечу. Долго я без тебя не смогу все равно.

Я прочищаю горло.

– Азамат, – говорю. – А что заставляет тебя думать, что я тут останусь?

Он моргает.

– Тебе не нравится?!

– Мне очень нравится, мне просто безумно нравится! – уверяю я его, для убедительности поглаживая по руке. – Мы обязательно будем сюда выбираться, когда у нас будет свободное время. Вместе.

И смотрю на него волевым взглядом.

– Но… Лиза… – Он теряется. – Это же твой дом.

– Ага, а ты мой муж.

– Но почему ты не хочешь тут жить?

– Ну, милый, ну мы же это уже обсуждали. – Я делаю щенячьи глазки. – Я хочу жить с тобо-о-ой, а где – мне все равно. Ну и в столице работа есть хоть какая. А тут я одна от скуки загнусь на второй день. Не буду же я в самом деле целыми днями гобелены плести.

Азамат вздыхает и трет лоб. У него смешное выражение лица – вроде и облегчение там, и озабоченность.

– А зачем ты тогда вообще согласилась, чтобы я тебе этот дом строил?

– Ты же сказал, тебе это для репутации надо… Но никто же не будет следить, действительно я тут живу или нет. Ты уж прости, я как-то не ожидала, что ты реально такие хоромы отгрохаешь, я бы предупредила, что я тут жить не собираюсь. У нас просто так заведено, есть дом в городе, а есть за городом, чтобы туда ездить отдыхать по выходным. Ну вот я и подумала, пускай у нас тоже будет загородный дом, не вечно же в столице кваситься. Будем сюда приезжать…

Мне кажется, он все-таки расстроился, хотя и старается не подавать виду.

– Ну ладно, – говорит, – если тебе так удобнее… Давай тогда тоже собирайся. Котов-то оставишь, надеюсь?

– Конечно! Я их тут теперь и не найду, они мелкие… Они тут с голоду не помрут?

Азамат поводит бровью.

– Я скажу сторожу, чтобы он им ставил молоко.

Мы быстро собираемся и грузимся в унгуц. На обратном пути разговор не очень клеится, и Азамат включает музыку, а я достаю шитье – на позапрошлом собрании моего клуба как раз проходили рубашки, я сделала выкройку, теперь вот пытаюсь правильно сметать, не перепутав лицо с изнанкой. Азамат то и дело косится на меня, но молчит. Только когда я на воздушном ухабе всаживаю иголку себе в палец, кладет мне руку на коленку и говорит тихонечко:

– Лиза, я знаю, что ты меня любишь и поэтому не осталась. Мне просто странно…

Я целую его в плечо.

Мы прилетаем домой, а там так хорошо! Цветочки какие-то в палисаднике расцвели, тепло, моросит весенний дождик, внутри все такое свое… Конечно, там, на Доле, потрясающе красиво, но тут все-таки дома. Мы ужинаем в «Лесном демоне», гуляем по городу, заходим к Унгуцу, машем руками встреченному на улице непроизносимому Старейшине, отмокаем в горячей ванне и занимаемся любовью с таким остервенением, как будто после большого перерыва дорвались.

– Ну что, – говорю с вызовом, – хочешь, чтобы я сейчас торчала на побережье Дола?

– Совершенно не хочу, – хмыкает Азамат мне в ключицу, обвивает меня всеми конечностями, как паук, и так засыпает.

Наутро мне уже кажется, что замок на скале мне приснился, уж очень все буднично. Азамат ни свет ни заря смылся на свои тренировки, я сходила к целителю, попыталась ему объяснить, что такое аллергия. Он не понял. На Муданге слишком антисанитарно, чтобы тут такие звери водились. На обратном пути я проведала нескольких бывших пациентов, кое-кому выдала еще лекарств. Зашла к Унгуцу потрепаться. У него сидел Ажгдий… дими… короче, наш духовник. Посмотрел на меня, приподняв бровь, написал записочку: «Почему я только сейчас от Старейшины Унгуца узнаю про твою затею с диктофонной записью?»

– А чего, – говорю, – надо было вас предупредить? Так никаких проблем же не было, все всё поняли и взяли на вооружение. Азамат только удивляется, чего это с ним все подряд здороваться стали.

«Предупреждать не обязательно, – пишет Старейшина, – но надо было мне рассказать в тот же день, раз уж решила за меня делать мою работу. Твои действия повлияли на души этих людей, я должен быть в курсе».

– Ну ладно, – говорю. – Я как-то не подумала… Понимаете, у нас такие вещи все время делают, в школе, например…

«У вас – это у вас, – категорично-четким почерком выписывает духовник. – Между прочим, Алтонгирел вчера улетел с Муданга, а я только сейчас узнал почему. В дальнейшем, пожалуйста, рассказывай мне о своих затеях сама».

Я клятвенно обещаю все рассказывать, получаю прощение с улыбкой, выпиваю чашку какого-то кошмарного сена и иду домой. У нас опять еда кончилась, надо на рынок… Едим мы ее, что ли?..

На рынок я гордо иду с Пудингом. Ему это нравится точно так же, как и мне. На нем пристегнуто седло, по обеим сторонам которого висят мешки, куда можно положить очень много всего. Уздечек тут на лошадей совсем не надевают, так что я повязала ему на шею веревочку, за которую и тяну в нужном направлении. Он послушно идет, ибо знает: в конце пути его ждет вкусненькое. Мы проходимся по рынку, не торопясь выбираем, что купить. Пудинг зависает у лотка, где торгуют тростниковым сахаром. Дома его полно, но приходится купить кусочек, чтобы уволочь это чудо в сторону. Продавцы надо мной потешаются, конечно, но я не против. У них точно нет такого рыжего, косматого и благодушного мерина.

Орешница с мужем сегодня не торгуют, у них какое-то семейное торжество. Клуб соответственно тоже отменяется. Народу вокруг негусто, разгар рабочего дня все-таки, из покупателей в основном старичье. Я притормаживаю у лотка с кухонными ножами. Как раз тут на днях думала, что у нас маленького ножичка нет. А на Доле так вообще посуды по минимуму, Азамат решил предоставить мне захламлять мою жилплощадь. Я принимаюсь вертеть в руках разные ножи, интересуюсь их качествами, какой для чего лучше подходит… Внезапно продавец замолкает. И вокруг повисает какая-то нехорошая тишина. Я оборачиваюсь, пытаясь понять, что случилось. Гляжу – покупателей как ветром сдуло. Один только стоит у лотка напротив. Маленький какой-то, черненький… Ба, да никак джингош! И чего, полагается прятаться, что ли? Но он же только один… Оборачиваюсь обратно, чтобы спросить продавца, что делать, а его уже тоже след простыл. Но я-то не могу так вот взять и исчезнуть, да еще с лошадью!