Все смеются, я делаю вид, что польщена.

– Ну пойдемте внутрь. – Азамат приглашающе взмахивает рукой, и все тянутся за ним и за мной.

Азамат негромко велит младшим парням выволочь из чулана перины-матрацы, после чего мы все поднимаемся на третий этаж, застилаем пол и рассаживаемся в круг. Вернее, это они рассаживаются, а я все никак понять не могу, надо мне тут оставаться или нет, а Азамат ничего не говорит, потому что кому-то внезапно потребовалось побеседовать с ним вполголоса. Вообще, у меня сильное желание постучать себе по голове, чтобы там все встряхнулось и улеглось правильным образом, а то я что-то совсем не соображаю. В итоге, когда все рассаживаются, я остаюсь стоять и обнаруживаю, что места рядом с Азаматом уже нет. Я решаю, что делать мне здесь все-таки нечего, когда Азамат вдруг зовет меня через плечо:

– Лиза, я бы тебя попросил кое-что нам рассказать, если тебе не трудно.

Интересно, а я так и должна у него за спиной стоять? Или мне еще на стул залезть и прочитать стишок о войне? Я начинаю злиться, отчего в голове немного проясняется. Смотрю по обе стороны от Азамата – сидят незнакомые мне мужики, оглядываются на меня, ухмыляются, дескать, ну что, хватит дерзости с места согнать или подальше сяду? Вообще-то, конечно, дерзости мне не занимать, но ведь Азамат их собрал для дела, а вдруг они обидятся и все бросят? Ссориться сейчас не стоит… Но если я сяду на менее почетное место, да еще в моем собственном доме, это уже будет сродни целованию ног. А я пока не вижу причин так унижаться. Азамат тревожно оглядывается на меня, – видно, тоже только что понял, что мне деваться некуда. Вот ведь дурацкие обычаи… Но впихнуться между ним и соседом совершенно некуда. Оба сидят по-турецки, коленки в стороны торчат, как у лягушек, почти касаются. Ну ладно же.

Подбираю юбку сбоку, чтобы соседу слишком много ног не показывать, перешагиваю через коленки и сажусь на Азамата – ну на его ногу, понятно. Ему, наверное, не очень удобно, но вообще-то сам виноват, мог бы раньше сказать, что мне надо будет остаться. Он на секунду обалдевает, но тут же делает вид, что так и надо, еще и рукой меня обхватывает, чтобы не съехала вбок. Остальные гудят множественными «Ого!» и перешептываются.

– Совсем стыд потерял, – ворчит какой-то стареющий сухарь.

– Да тут потеряешь, с такой-то бабой, – хихикает его сосед. – Такая и правда убьет – не поморщится.

– Да вы бы потише, – раскатывается величавый голос Онхновча. – Эта женщина – подарок богов. Знак, что Азамату они благоволят. Смотрите не прогневите.

Шепоток стихает, и в наступившей тишине Эндан вдруг делает стремительный жест, как будто выхватывает саблю из-за пояса и заносит над головой, и выкрикивает:

– Танн!

Все, кто помоложе, тут же повторяют этот жест, и весь дом звенит от боевого клича. Азамат наклоняет голову, благодарно, но уверенно улыбаясь.

– Итак, – произносит он, когда все унимаются. – Лиза, нам вот что интересно. Когда ребята вчера добрались до рыночной площади, там не было ни трупа, ни торговцев, только лужа крови. Нам важно знать, к какому клану принадлежал тот джингош. Расскажи, пожалуйста, что ты запомнила из его внешности.

Он говорит спокойно, но незаметно прижимает меня, видно, боится, как бы мне опять плохо не стало от воспоминаний. Но я с самого утра как в ватном коконе, уже и думать забыла о вчерашнем. Теперь бы еще вспомнить детали…

– А они различаются по лицу или по одежде?

– По одежде, – отвечает Эндан.

– По лицу тоже, – мрачновато сообщает Эцаган, – но это надо научиться различать.

Ну я не научилась, так что вспоминаем одежду. Вообще, военная форма у джингошей бурая, только пояса разных цветов, в зависимости от ранга. Этакие мальчики в коричневом…

– Пояс у него был зеленый, – говорю. – На голове такая шапка… э-э-э… – Понимаю, что не знаю ни слова «фуражка», ни слова «берет» ни на одном языке, кроме родного. Господи, как же это объяснить? Да и важно ли?

– А значка на шапке никакого не было? – интересуется давешний толстый дядя.

– Какой-то был, – киваю охотно. И я его даже помню. – Такая золотая лестница, а сверху полумесяц, как лодка… – рисую руками в воздухе для наглядности.

Стоит мне это произнести, как поднимается галдеж.

– О, так ничего удивительного, если он аджрын, еще бы…

– Аджрыны все у них высшие чины в армии, понятно…

– А мы точно хотим с ними затеваться?..

– Не трусь, зато, когда мы их перебьем, остальные сами разбегутся!

Азамат немного хмурится, потом окликает Эндана, и тот достает из заплечного мешка трубу, а вернее, рулон. Раскатывает его в центре круга и включает – оказывается, это карта Муданга. На ней тут же загораются точки городов, Азамат наклоняется, придерживая меня, и отмечает наше местоположение.

Кто-то из соседей справа тоже наклоняется и выделяет равнину между восточным хребтом Ахмадхота и южным концом Дола.

– Надо их сюда загнать да в Доле и утопить.

– Пожалей водичку, – смеется толстяк. – Да и как ты их загонишь? Они в столице садиться не станут, там же горы вокруг, шакал подлетишь! Попрут к своим, на прииски.

– А они разве уже не в столице? – спрашиваю тихонько у Азамата.

– Он имеет в виду подкрепление, – бормочет тот, не сводя глаз с карты.

Эндан отмечает на карте несколько мест, – видимо, это платиновые прииски. Они располагаются вдоль обеих горных цепей, ближе к сердцу континента.

– Значит, надо в междуречье, – тоном «вы все идиоты» сообщает сухарь-моралист, тыча в карту.

– Я тебе говорю, нельзя в междуречье, – тут же перебивает его сосед. – Там лошади наши, мы не успеем их вывезти! Ты понимаешь, какой это урон!

– Ну а куда мы их денем, в горы закопаем, что ли?! – вскидывается Эцаган. – Это они на нас нападают, а не мы на них. Вы, может, умеете расположить противника как вам удобно? Я – нет!

Азамат откашливается, снова наклоняется и отменяет все лишние выделения на карте. Потом ударяет пальцем в лесок, из которого берет начало Сиримирн, как раз в самом узком месте между большими хребтами.

– Вот тут, – говорит он размеренно, – между Ахмадулом и Короулом расположены их крупнейшие разработки. Я думаю, что их корабли будут приземляться у подножия Ахмадула. Короул-то чужаков не впускает. А между хребтами здесь огромное болото. Я думаю, что мы окружим их здесь. И утопим.

Я вынуждена зажать рот рукой. Понимаю, конечно, что короул – это всего-навсего «черные горы», но ничего не могу с собой поделать.

– А мы-то там откуда появимся? – спрашивает Онхновч.

– Отсюда, – Азамат отмечает область по другую сторону Ахмадула, – отсюда, – он рисует стрелки от столицы и от моего дома к верховьям какой-то большой безымянной реки, вытекающей из того самого болота, – отсюда, – он обводит Короул, – и отсюда, – последняя стрелка ведет от Сирия вверх по течению Сиримирна. – Ну и из космоса, конечно.

– Интересно, – хмыкает толстяк, – а нас Короул, по-твоему, примет?

– С нами боги, – пожимает плечами Азамат. – Имеет смысл хотя бы попытаться…

– Да вот прям так сирияне и стали нам помогать! – перебивает его сухарь. – Они скажут: мол, сами кашу заварили, сами и расхлебывайте!

– Мне не скажут, – как-то зловеще усмехается Азамат.

– Это почему? – удивляется толстяк. – Они никогда столичные инициативы не поддерживают.

– Потому, – нравоучительно говорит Онхновч, – что Азамат сириянских женщин ценой собственной красоты спас. Они ему на две жизни вперед должны теперь.

Народ замолкает, осваиваясь с этой мыслью.

– Вот же ж шакал! – выпаливает толстяк.

Азамат раскатисто хохочет.

– Ну ладно, – продолжает обсуждение Эцаган, после того как все просмеялись. – Я вот чего не понимаю, капитан: а почему вы думаете, что джингоши не догадаются, что мы хотим их окружить? Допустим, они не знают, что Сирий вам должен, но все равно ведь могут перестраховаться. Да и место тут очевидно окруженное, хоть у них там и база…