— Где ж ты раньше был? — Хорошего настроения — как не бывало. Он вообще себя чувствовал крайне неуютно после их с Верой последнего разговора. Наплел по пьяной лавочке всякого бреда. О самоотводе твердил. С чего он вообще решил, что между ними что-то может быть? Совсем мозги в баньке растаяли. Или растворились во хмелю. А может, весна виновата, чего только не приходит в голову в эту пору.

— Да, забыл. Ты, в общем, занеси ей тысчонку. Ну ладно… мне уже убегать надо.

— Аське привет передавай. И бабе Наде.

— Передам. Ну, все. Давай.

Егор еще недолго погулял с собакой и вернулся в дом. Денег с собой у него не было. Отставив Страшилу дома, схватил кошелек и помчался в ближайший магазин к банкомату. Сняв ровно тысячу, решительно двинулся к Вериному до му. Как и в день его первого визита, Вера открывать не спешила. К родителям, что ли, уехала? Наконец, когда он уже было решил уходить, дверь немного приоткрылась:

— Егор?

Он не понял, что его насторожило. В ее голосе было что-то такое, из-за чего он мгновенно переиграл свой план отдать деньги и тут же уйти. Шагнул внутрь, оттесняя молодую женщину вглубь коридора.

— Что-то случилось?

Она промолчала, закусив губу. Покачала головой из стороны в сторону так, что ненадежно скрепленные на макушке волосы рассыпались по плечам. Он залип на этом видении. Русый, не тронутый краской шелк, длиной до середины спины.

— А почему нос красный, и глаза на мокром месте?

Егор не знал, зачем интересуется. Они уже все для себя решили. Ему следовало оставаться в стороне, и не отсвечивать, но…

— Я все-таки пытаюсь разобраться с Димкиными вещами. Ты почему-то всегда приходишь в тот момент, когда я пытаюсь на это решиться.

Егор хмыкнул, разулся, ругая себя, на чем свет стоит.

— И как же ты это делаешь с поломанной рукой? Почему маму не попросила помочь, или отца? Друзей, на худой конец?

— Не хочу волновать родителей. Для них это едва ли не так же больно, как и для меня. Они в Димке души не чаяли. Один внук, мальчик… Прости, Егор, мне не следовало тебе это говорить.

— Почему?

Вера часто-часто заморгала, отвернулась, вдохнула глубоко:

— Чтобы не давить на тебя. Беспристрастность, и все такое…

Егор скривился. Решила его поддеть? Нет, не похоже. Вряд ли она в таком раздрае была на это способна.

— Пойдем. Помогу тебе.

— С чем? — тупила Вера.

— Разобрать вещи сына. Из тебя сейчас работник никакой. Но, если ты, наконец, решила — я тебе помогу. Правда, я так и не понял, почему это не могли сделать твои друзья.

— А не осталось их, Егор. Как Димка погиб, еще приходили, сочувствовали. Только я их тогда и не видела. Сейчас спроси, кто наведывался, а кто нет — не отвечу. Может быть, в этом и моя вина, я ведь тогда была не слишком адекватна.

— Настоящие друзья все бы поняли, — сухо заметил Егор, оглядывая просторную детскую. Она была очень уютной, с хорошим, качественным ремонтом и недешевой мебелью. Встроенный стол у окна, на котором располагался монитор компьютера, по бокам — наполовину разобранные стеллажи с книгами, часть из которых уже была сложена в большие картонные коробки, что стояли прямо посреди комнаты.

— Я начала с книг. Решила отвезти их в детскую библиотеку.

— А на чем бы везла?

— Эээ… папа отвез бы.

— А что со страховкой? Когда обещали выплатить?

— Обещали скоро, но что-то не спешат. Да и что толку? Купить новую машину все равно пока не получится.

— Почему?

— Денег не хватит, — шмыгнула носом Вера и подошла к одному из стеллажей. — Вот эти, сверху, можешь смело класть в коробку. А вот эти посмотри сам. Может, Асеньке возьмешь? Здесь сказки всякие, девочке тоже будет интересно.

Егор ухватил ряд книг с самой верхней полки, отправил их в коробок, и уставился на те, что она предложила забрать. Хорошие, яркие книги.

— А почему ты говоришь, что денег не хватит?

— Потому, что они не выплатят сумму, достаточную для того, чтобы купить новую машину, — пожимает плечами Вера.

— Ну… можно добавить. Или взять в кредит.

— Наверное, так и сделаю, когда закончится суд, и я расплачусь с адвокатами.

Егор ничего не сказал, хотя он и не понимал, откуда у Савельевой могли возникнуть финансовые трудности. Все вокруг свидетельствовало о том, что она была далеко не бедной. Или это муж зарабатывал, а теперь, когда они оказались на грани развода, урезал ей финансирование? Скорее всего, так.

— Вера, а этот твой… Олег…

— Он не мой.

— Извини. Так вот, он, что, вообще не помогает?

— Почему? — удивилась молодая женщина. — Недавно Олег передал мне крупную сумму денег, и я практически расплатилась со своими юристами. А до этого… забывал, наверное.

Мужчина хмыкнул. Забывал он, как же… Вытащил еще одну стопку книг, хотел отправить в коробок, но Вера не дала:

— Подожди, Егор, подожди… Эту книжку я себе оставлю. На память.

Она выхватила из его рук томик «Робинзона Крузо» и прижала его к груди. Денис тоже любил эту историю. Помнится, после прочтения у него осталась масса впечатлений.

— Может быть, что-нибудь еще себе оставишь? Ты подумай хорошенько, потом ведь поздно будет.

Вера кинула головой, выдохнула со всхлипом, прикрыла ладонью рот.

— Вера…

— Сейчас-сейчас… Извини, дай мне секундочку…

Она отвернулась, опустила в ладони лицо.

— А ты знаешь, что у нас на законодательном уровне по нормальному не урегулированы вопросы донорства и трансплантации?

Егор настолько удивился ее вопросу, что даже не сразу нашелся с ответом:

— Эээ… это ты сейчас к чему клонишь?

— Тогда… после аварии, нам предложили отдать Димкины органы. Что-то было целое… и кому-то подходило… — Вере было тяжело, он видел, как она силится все объяснить. Да и паузы в ее речи кричали о том, как ей больно. — Но я тогда находилась в таком шоке, что не могла трезво оценивать ситуацию, а счет шел на секунды. Олег же сразу отказался. А я… Знаешь, я вообще не могла понять, о чем меня спрашивают. Только со временем осознала, что могла бы спасти какого-то другого ребенка, того, кому нужна была трансплантация… Но не сделала этого. А врачи — они не имеют права изымать жизнеспособные органы без согласия родственников. Фактически у нас действует презумпция несогласия. И врачи могут изымать органы, только если при жизни человек выразил письменное согласие стать донором. Но даже в этом случае не существует никакой единой государственной информационной системы трансплантации, в которую могли бы вноситься сведения о реципиентах, а также о лицах, заявивших о своем согласии стать донором, в случае смерти.

К концу речи Вера полностью выдохлась. Всхлипнула в конце, снова спрятала лицо в ладонях. А Егор смотрел на нее и не понимал, каким сердцем нужно обладать, чтобы не только не потеряться в собственной боли, но еще и проникнуться болью других. Пусть не сразу, пусть с опозданием, но…

— Я никому об этом не говорила, знаешь…

— Верка, что ж ты глупая такая, а? Своих проблем мало?

— Вот поэтому и не говорила… Кто бы меня понял?

— Я.

— Ты меня глупой назвал, — всхлипнула она.

— Назвал. Но это не мешает мне восхищаться силой твоего духа.

— Ой, да какая там сила, Егор? Я так хочу, что бы все это поскорее закончилось… Ты себе не представляешь, как я этого хочу. И как дико я устала.

— Ну… Григорьева мы накажем. А с проблемами в области трансплантологии что будем делать?

Вера в очередной раз всхлипнула, шмыгнула носом:

— Есть пара идей. У меня студенты-выпускники — талантливые ребята. Они могут разработать нужную электронную систему в качестве своего дипломного проекта. Я их подтолкнула к этой идее, а они ею загорелись. Посмотрим, что из этого выйдет.

В тот день они все-таки разобрали вещи Димки. Разложили их по коробкам, запечатали. Ехать в детдом не стали. И так душа была не на месте. И еще больших переживаний уже никому не хотелось. Ближе к ночи Егор вытащил Веру на прогулку. Со Страшилой, конечно же, куда ж без него? И они задумчиво бродили по парку, размышляя каждый о своем. Совсем расклеившаяся Вера вновь и вновь задавалась вопросом, как так получилось, что вещи ее покойного сына ей помогал разбирать не его отец, а Егор. Совершенно посторонний, незнакомый мужчина. Может быть, это она сделала что-то неправильно? Может быть, стоило спросить у Олега?