— То мои люди и советчики ближайшие. От них у меня тайн нет.

— Воля твоя, князь, — развел руками Головин.

Они скинули обсыпанные снегом шубы, потом прошли в трапезную, где смогли обогреться у камина и наскоро пообедать. При этом стольник искренне извинялся, что вынужден потчевать гостей красным вином и не в состоянии достать «человеческих» медов и кваса для недовольных «басурманским пойлом» князя и Федора и с явной опаской поглядывал на Крапивина, который с удовольствием поглощал тонкое французское вино. Когда гости обогрелись и насытились, стольник начал невеселый рассказ о ходе переговоров.

— Свеи лютуют, князь, — жаловался он. — Что государь наш велел, то мы отстояли, но не обессудь, многое уступить придется. Подписали свеи грамоту, что без согласия нашего отдельно с Жигимонтом мира не заключат. Обещали послать нам на помощь конницы две тысячи да пехоты три тысячи. Подчиняться они будут своему воеводе, а уж он — тебе. За то мы должны коннице платить пятьдесят тысяч рублей в месяц, а пехоте по тридцать пять тысяч. Да воеводе ихнему пять тысяч рублей. Офицерам же всем купно такоже пять тысяч в месяц. Да подписали мы грамоту, что государь наш и все наследники его отрекаются на веки вечные от прав своих на землю Ливонскую. Да еще должен я тайную грамоту подписать, что через три недели, как свейское войско в землю нашу придет, мы королю свейскому город Корелу с уездом передать обязаны и всех ратников своих оттуда отвести.

— Крутенько, — покачал головой Скопин-Шуйский. — Ну да снявши голову, по волосам не плачут. Мне нынче войско для обороны Москвы потребно. За Ливонию мы с ними опосля поспорим. Когда договор подписывать будем?

— Посол Моис Мартензон, с коим я переговоры уж сколько ден веду, договор тот подписывать прав не имеет, — сообщил Головин. — Должен на днях из ригсдага, думы ихней, боярин Еран Бойе приехать. Он и подпишет. Так у них, у басурман, заведено, что без думы король ни мира заключить, ни войны объявить не может. Тьфу, нехристи.

— Это ладно, — отмахнулся Скопин. — Ты мне лучше скажи, здесь ли воевода ихний. Раз уж и про деньги, и про земли все оговорено, так надо бы о том, как воевать совместно, договориться.

— Якоб Делагарди здесь уж, — подтвердил стольник. — Готов он с тобой говорить. Хочешь, сейчас приглашу?

— Зови, — мгновенно ответил Скопин, — и немедля.

Головин громко хлопнул в ладоши и приказал вошедшему слуге сообщить шведскому послу Моису Мартензону, что с ним и Якобом Делагарди желает говорить воевода московского царя князь Скопин-Шуйский. Когда слуга исчез, князь вдруг забеспокоился:

— Только ты, Семен, от меня не отходи. Толмачить будешь.

— Да я по-ихнему ни бельмеса, — смутился Головин. — А толмач наш третий день в горячке лежит. Но ты, князь, не тушуйся, добрый у них толмач, у басурман. По-нашему, как мы с тобой, говорит.

Вскоре в зал вошел слуга и сообщил, что шведы ожидают русских послов в рыцарском зале замка. По узкой винтовой лестнице члены русской делегации поднялись в огромный, зал, вдоль стен которого стояли доспехи ушедших в прошлое времен рыцарских турниров и крестовых походов.

Там, выстроившись рядком, их ожидали четверо шведских дворян, одетые в бархат и золото. Все четверо были при шпагах. У двоих на груди красовались усыпанные драгоценностями золотые ордена. Однако внимание Крапивина привлекли не они, а наиболее скромно одетый швед, стоявший справа. Полковник даже остолбенел на мгновение. Над безукоризненно белым воротником он увидел знакомое лицо, кокетливую эспаньолку и необычайно живые, излучавшие насмешку глаза. Это был Басов.

— Здравствуйте, господа, — сказал Басов, делая шаг вперед. — Рады приветствовать вас во владениях его королевского величества Карла Девятого. Позвольте представить вам посла его королевского величества господина Моиса Мартезона.

Услышав свое имя, русским послам изысканно и с достоинством поклонился один из орденоносцев.

— А также командира шведского корпуса, который его величество изволил отправить на помощь царю Василию, господина Якоба Делагарди.

Второй орденоносец тоже поклонился.

— Хочу вам представить и полковника Горна, который является помощником господина Делагарди. Я переводчик господина Мартензона Игорь Басовсон. Кроме того, его величество изволил жаловать мне чин полковника шведского войска, и я отправляюсь в московский поход в качестве второго помощника господина Делагарди, — с этими словами Басов раскланялся.

— Господа, перед вами воевода царя Василия князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, — голосом, преисполненным торжественности и раболепия, объявил Семен Головин. — А также его помощники: полковники Семенов и Крапивин.

— Перейдем к делу немедля, — Скопин-Шуйский быстрыми шагами направился к тяжелому дубовому столу. — Как я понимаю, все, касаемое денег и земли, решено. Нынче я желаю обсудить дела ратные. Я могу рассказать про воинство, кое государь отдал под моё командование, и желаю услышать о войске вашем. Сколь в нем пушек? Опытны ли ратники? Свежи ли кони? В достатке ли ядер, пуль, пороха?

Басов синхронно переводил слова князя, и Крапивин только диву давался, когда это успел его старый знакомый выучить шведский язык.

Посол Мартензон произнес в ответ несколько фраз, которые Басов тут же перевел:

— С вами очень приятно иметь дело, князь. В отличие от ваших соплеменников, вы опускаете церемонии и ставите очень конкретные вопросы.

— К псам церемонии, — резко бросил Скопин, усаживаясь за стол. — Мой народ в беде нынче. Я желаю обсудить план войны сей же час.

Он знаком приказал членам своей делегации усаживаться рядом с ним. Шведы принялись занимать места напротив. Однако когда все расселись, Крапивин допустил невероятную бестактность. Такую, что сидевший рядом с ним Головин чуть не подпрыгнул на месте и закатил глаза к потолку.

— Простите, господин Басовсон, — произнес полковник, — по вашему выговору я могу предположить, что вы уроженец Московии. Прав ли я?

— Совершенно верно, — улыбнулся ему Басов. — Я родился и провел детство и отрочество в Московии. Но потом я был вынужден покинуть отечество и скитаться по миру. Ныне я являюсь подданным и верным слугой шведского короля и принял лютеранство.

— Будет об этом, — оборвал их Скопин-Шуйский. — Приступим к делу.

Невзначай Крапивин бросил взгляд на Федора и был изумлен. Совершенно ошарашенный полковник, выкатив глаза, смотрел на Басова, словно кролик на удава, и, кажется, тихо шептал какую-то молитву.

ГЛАВА 33

Заговор

Галки во дворе новгородского кремля кричали вовсю. Очевидно, их очень радовала теплая, почти летняя погода, наконец-то наступившая после длительной прохладной весны. Молодая зелень пробивалась через стыки бревенчатой мостовой. Вышедший с молебна Крапивин оглянулся на огромную нависающую глыбу собора Святой Софии и в очередной раз подумал о том, что новгородская архитектура очень сильно отличается от московской, с ее затейливыми завитками, резьбой и игривыми росписями. Здесь, на севере, все было проще, но как-то основательнее; восторг вызывали не украшения, а гармония, мощь и светлая устремленность к небу.

— Да, красивый собор, — услышал спецназовец рядом знакомый голос.

Он резко обернулся. Уже давно никому не удавалось застать его врасплох. Впрочем, у одного человека это всегда получалось без особого труда.

— Здравствуй, Игорь, — натянуто улыбнулся Крапивин. — Решил нарушить конспирацию?

С момента своей памятной встречи в Выборге они не разговаривали, а случайно встретившись на людях, старательно изображали поверхностное знакомство.

— Какая конспирация? — удивленно поднял брови Басов. — Дел просто много было. Ну, как ты?

Басов был в костюме шведского кавалериста. С широкополой шляпы свисало пышное перо, а на перевязи висел тяжелый палаш.

— Сам знаешь, — проворчал Крапивин. — Воюем.

— Знаю, — усмехнулся Басов. — К шведам за помощью прибежали.