— Подожди… что?!

— Не говори ему. На самом деле, я ничего ему не сказала, но намекнула. У нас с Карли есть двадцать один день на обдумывание, и обещание — это то же самое…

— Бернадетт отдала компанию Смакерсу и тебе, потому что вы двое были ее единственными друзьями во вселенной. Она хотела, чтобы ты владела ей. Это твоя подушка безопасности. Твоя и Карли. Ты откажешься от этого?

— Мне кажется неправильным оставить ее себе.

— Какая часть перехода от ползанья на четвереньках до сверхбогатства тебе кажется неправильным?

— Все это. У нас с Карли все было хорошо. У нас прекрасная жизнь, такая, какая есть. И компания никогда не была нашей.

— Итак, позволь мне уточнить хронологическую связь, — она кладет руку мне на плечо и сверлит меня взглядом. — Он ведет себя по-скотски с тобой. Он проворачивает грязные трюки. Это не работает. Тогда он решает стать очаровательным. И мы знаем байки о нем в койке. Извини. Я знаю, что он горячий. Он умный и веселый. Но он не один из нас. Ему просто нужна эта компания.

Я качаю головой.

— Нет, ты послушай, — она крепче сжимает плечо. — Он проводит с тобой время и все такое. И вдруг ты передаешь компанию. Ты — та, кто ненавидит богатых, титулованных мудаков, пока этот не решил обернуть тебя вокруг своего всемирного члена.

Что-то скручивает мне живот.

— Я знаю, как это выглядит.

— Так это связь верная или нет?

Мой пульс учащается:

— Мне все равно.

— Тебе стоит быть внимательной. Этот богатый мальчик играет с тобой, — предупреждает она. — Первым твоим побуждением было не доверять ему. Тебе стоит этому следовать.

— Мой инстинкт подсказывает мне довериться ему сейчас.

Тепло окутывает меня. Я оборачиваюсь и вижу Генри, идущего ко мне рядом с Броном.

Латриша чертыхается, но я не слушаю.

Генри весь потный и в больших перчатках. Они несут что-то, сделанное из арматуры. Генри улыбается мне, и эта улыбка задевает что-то глубоко во мне.

— Не будь дурой, — предупреждает Латриша твердым, как сталь, голосом. — Этот парень водит тебя за нос.

Генри

Наши глаза встречаются, и она улыбается, и черт возьми, если эта улыбка не способна осветить сырое, похожее на пещеру пространство. Ее истинная среда обитания. Охренительно круто.

Ее розовая рабочая рубашка обтягивает грудь так, что напоминает мне о крыше и заставляет мой член шевелиться. Хотя это и предполагает, что мои мысли покинули эту самую крышу. По тому, как она ощущалась.

Латриша рядом с ней такая серьезная.

Я бросаю взгляд на часы и снова поднимаю глаза на Вики. Она закатывает глаза. Мы разработали свой собственный код, выходящий за рамки нарисованных аэрозолем каракулей на земле. То, как мы подходим друг другу, сводит меня с ума.

Ее странное обещание в лифте впервые за несколько недель вселяет в меня надежду. Она просила меня доверять ей. И я верю.

К черту все. Я верю.

Более чем доверяю ей — она заставляет меня чувствовать то, чего я не чувствовал уже много лет.

И я доверяю ей в этом странном обещании. Все вернется на свои места. Все уладится с компанией.

Было ли еще что-то в письме Бернадетт? Что-то, что заставляет ее молчать? Снова пытается добраться до меня из могилы?

Я подхожу к ней и целую. Латриша, похоже, не одобряет публичные ласки, но мне все равно.

Мы приступаем к работе. Я ловлю себя на том, что наблюдаю за Вики, пока она не видит. Ожидаю, когда она улыбнется. Я наблюдаю, как ее лицо загорается, когда ей нравится идея. Когда ее что-то не устраивает, она наклоняет голову и прищуривает глаза, будто не совсем представляет это. Не понимает видения этого человека. Так дипломатично.

Мне больше всего нравится, когда наши глаза встречаются, и она поправляет очки в той сексуальной манере «я смотрю на тебя», которую она использует, чтобы подчеркнуть наше молчаливое соглашение.

Раздается сигнал телефона. Бретт.

«Можешь говорить?»

Могу. Но не хочу. Быть здесь — это как отпуск от самого себя. Феерия Генри Локка. Но я вижу, что он звонил много раз.

Я встаю и иду в гостиную, которая является единственной по-настоящему убогой частью этого места, и перезваниваю ему.

— Я пытался дозвониться в течение последнего часа, — говорит Бретт. — Наш детектив объявился.

Детектив.

— Хорошо.

— Послушай — это подделка. Чрезвычайно профессиональная, чрезвычайно дорогая подделка личности.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь:

— У него есть доказательства?

— Он в процессе. Речь идет о взятках на федеральном уровне. До семи лет назад в сети не было фотографий этих двоих. Он думает, что у нее могут быть связи. Удостоверение личности мафиозного уровня. Это высший уровень тревоги, черт возьми.

— Мафия? Нет. У нее нет связей. Она не мошенница. Я тебе говорю, — отвечаю я.

— Наш парень когда-нибудь ошибался? — спрашивает Бретт. — А? Нет, никогда. Вытащи свою голову из задницы. Она выдавала себя за укротителя домашних животных и обманывала старую леди.

— Она возвращает компанию.

— О, это она тебе сказала?

— Не прямым текстом.

— Она возвращает компанию. Но сделает ли она это? Она оформила бумаги?

— Я думаю, в завещании есть что-то еще. Я не знаю. Она занимается этим не из-за денег.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной? Постой. Ты трахаешь ее.

— Нет, я говорю тебе, как есть.

— Чувак. Ты даже не знаешь ее имени!

— Может быть много причин, по которым удостоверение личности может быть фальшивым, — говорю я. — Она может от кого-то скрываться.

— Да, так и есть, — отвечает он, голос сочится сарказмом.

— Отвали, — говорю я. — Все под контролем.

— Это часть с «хорошим полицейским»? Она там или что-то в этом роде?

— Пусть продолжает копать, — произношу. Я думаю о том, как она говорила, что ее ненавидели. Запугивали. Это было связано с колодцем? Кто-то бросил ее в колодец? Или еще хуже? Неужели она так боится кого-то, что ей пришлось сменить имя, чтобы скрыться от них? — Действуй. Узнай о ней все.

На линии повисла тишина. Его это не устраивает. Более того, ему не нравится, что я не рассказываю ему о своих мыслях. Было время, когда я всем с ним делился.

— Хорошо, — наконец говорит он. — И я зарезервировал столик в «Эль Капитан» на завтра в шесть.

— Что?

— Чувак, — говорит Бретт. — Благотворительный вечер Скэнланда? Якабовски?

Я закрываю глаза.

В какой-то момент реальная жизнь должна была вмешаться.

Майк Скэнланд — политик городского совета, которого мы поддерживаем по разным причинам. Благотворительное мероприятие. Мы берем сестер Якабовски, которые занимают высокие посты в этой кампании. Они вдвоем, а также мы с Бреттом часто обсуждаем проблемы друг друга на собраниях по сбору средств.

— Можно мне посидеть там, или ты собираешься все испортить?

Я поднимаю глаза и вижу ее.

— Я собираюсь все испортить, — говорю я.

Она упирает руки в бедра, и прежде чем я успеваю остановиться, подскакиваю и сажаю ее к себе на колени. Она вскрикивает, смеется и обнимает меня за шею, и то, как мы подходим друг другу, ощущается будто она сидела на моих коленях целую вечность, словно наши тела знают, как слиться друг с другом.

Я закрываю глаза, наслаждаясь ею. Жаль, что я не могу остаться здесь и забыть о Бретте и всей его ерунде. Должно же быть какое-то объяснение. Я должен просто рассказать ей все, что знаю, и спросить ее.

Но что, если…

— Эта стойка регистрации, — говорит она. — Как только соединим все части? И можно будет полировать? Верно?

— Мы справились, — говорю я, пытаясь отогнать остатки сомнения, пылающие в глубине моего сознания. Я ей доверяю. Но заслуживающие доверия люди попадают в плохие ситуации. Они прыгают выше головы.