– Выпейте с нами чаю, – сказал маленький мужчина, а затем доверительным тоном добавил: – Так оно и бывает – всегда остается кто-то один. В противном случае у нас была бы полигамия; ну, вы меня понимаете. – И он по-идиотски расхохотался, в то время как я счел за лучшее поспешно выйти.

Я был уже за дверью, когда внезапно на меня что-то нашло, и я вернулся к своему более удачливому сопернику, который при этом как-то нервно взглянул на кнопку электрического звонка для вызова прислуги.

– Можно мне задать вам один вопрос? – спросил я.

– Ну, если он не выходит за рамки приличий, – ответил мистер Поттс.

– Как вам удалось этого добиться? Может быть, вы отыскали сокровище? Или покорили полюс? Были отважным пиратом? Перелетели через Ла-Манш? Что это было? Как вы этого достигли?

Он смотрел на меня с выражением полного непонимания на добродушном и невзрачном лице.

– А вам не кажется, что это носит слишком личный характер? – неуверенно сказал мистер Поттс.

– Господи, ну всего один вопрос! – воскликнул я. – Кто вы? Я имею в виду, кто вы по профессии?

– Я – служащий адвокатской конторы, – ответил он. – Второй человек в «Джонсон и Меривейл», Ченсери-лейн, 41.

– Всего хорошего! – с чувством сказал я и, как и все безутешные герои с разбитым сердцем, скрылся в темноте; меня одновременно переполняли и ярость, и печаль, и смех.

Еще один небольшой эпизод, прежде чем я закончу свой рассказ. Вчера вечером мы все собрались у лорда Джона Рокстона и, закурив после ужина, сидели в приятной компании и вспоминали наши приключения. Мне было странно видеть эти хорошо знакомые фигуры и лица в совершенно другой обстановке. Вот Челленджер – та же снисходительная улыбка, полуприкрытые веки, высокомерный взгляд, выпяченная вперед борода, могучая грудь, которая нетерпеливо вздымается, когда он что-то втолковывает Саммерли. А тот сидит, попыхивая своей неизменной короткой трубкой, торчащей из щели между узкими усами и седой козлиной бородкой, и горячо оспаривает каждое слово своего вечного оппонента. И наконец, хозяин дома – суровое лицо, орлиный профиль, холодные, как льдинки, ироничные голубые глаза, на дне которых всегда прячется что-то дьявольское.

После ужина лорд Джон Рокстон собирался что-то сказать нам в святая святых – своей любимой комнате с розовым освещением и бесчисленными охотничьими трофеями. Он вынул из шкафа старую коробку из-под сигар, и сейчас она лежала перед ним на столе.

– Есть один вопрос, – сказал он, – о котором, возможно, мне следовало бы сказать вам раньше, но я просто хотел сначала сам во всем разобраться. Не стоит побуждать надежды, которым потом не суждено сбыться. Однако теперь речь идет уже не о каких-то надеждах, а о конкретных фактах. Помните тот день, когда мы нашли на болоте гнездовье птеродактилей? Тогда еще кое-что в том месте привлекло мое внимание. Возможно, вы этого не заметили, но я сейчас объясню. Там был кратер вулкана, заполненный голубой глиной. – Профессора дружно закивали.

– Путешествуя по всему миру, я только в одном месте сталкивался с подобными кратерами с голубой глиной. И место это – алмазные копи компании «Де Бирс» возле Кимберли в Южной Африке. Так что в голове моей засела мысль об алмазах. Я смастерил приспособление для защиты от этих зловонных тварей и провел там замечательный день вместе с моей мотыгой. И вот что я там нашел.

Он открыл коробку от сигар и, наклонив ее, высыпал на стол два или три десятка необработанных камней размером от боба до каштана.

– Вы, вероятно, считаете, что мне следовало сказать вам об этом еще тогда. Не исключено, но человека неискушенного на этом пути подстерегает множество ловушек. Камни могут быть большими, но при этом не представлять ценности из-за своего цвета и чистоты. Поэтому, привезя их сюда, я в первый же день отнес один из камней к ювелиру и попросил огранить и оценить его.

Лорд Джон достал из кармана небольшую коробочку и вытряхнул оттуда великолепный сияющий бриллиант, один из самых красивых, какие мне приходилось видеть.

– Перед вами результат, – сказал он. – Ювелир оценил всю партию минимум в двести тысяч фунтов. Разумеется, эта сумма принадлежит всем нам в равных долях, о других вариантах я даже слышать не хочу. Что ж, Челленджер, как вы распорядитесь своими пятьюдесятью тысячами?

– Если вы действительно настаиваете на своем щедром предложении, – сказал профессор, – то я бы основал частный музей, о котором давно мечтаю.

– А вы, Саммерли?

– Я оставлю свою преподавательскую деятельность и наконец-то займусь окончательной классификацией окаменелостей в меловых отложениях.

– А я использую свою долю, – сказал лорд Джон Рокстон, – на снаряжение хорошо подготовленной экспедиции, чтобы еще разок взглянуть на милое нашему сердцу плато. Что же касается вас, юноша, то вы, конечно, потратите свои деньги на свадьбу?

– Пока еще рано, – с удрученной улыбкой ответил я. – Думаю, что я бы предпочел отправиться с вами, если, конечно, вы возьмете меня с собой.

Лорд Рокстон ничего не сказал; он просто протянул мне через стол свою крепкую загорелую руку.

Так как бумаги для подготовки к печати попали именно в мои руки, начну с того, что напомню уважаемой публике о печальном событии: прошел ровно год, с тех пор как бесследно исчез пароход «Стратфорд», который отправился в далекое путешествие с целью изучения жизни в океанских глубинах. Экспедицию возглавлял доктор Маракот, широко известный своими публикациями «Псевдокоралловые формации» и «Морфология пластиножаберных». В путешествии доктора Маракота сопровождал мистер Сайрус Хедли, в прошлом ассистент в Зоологическом институте в Кембридже, а к началу путешествия стипендиат Родса в Оксфорде. Капитан Хави, опытный навигатор, управлял судном. Команда состояла из двадцати трех человек, включая механика – американца из «Мерибанк Воркс» в Филадельфии.

Пароход пропал со всем экипажем. Последним известием о «Стратфорде» стало сообщение моряков с норвежского барка, которые осенью 1926 года видели корабль, похожий по описанию на «Стратфорд». Неизвестное судно попало в адский шторм и скрылось из виду под пеленой дождя. Шлюпка с надписью «Стратфорд», покореженный спасательный буй, палубные доски и часть обшивки были обнаружены неподалеку от места трагедии несколько дней спустя. Эти факты, помноженные на длительное молчание, казалось, не оставляли никаких сомнений: судно постигла трагическая судьба. Неожиданным подтверждением участи экипажа послужила странная обрывочная радиограмма, которая лишь укрепила уверенность в печальном конце «Стратфорда». Я расскажу о ней позднее.

Отличительной чертой злополучного путешествия стал ореол секретности, который плотно окружал «Стратфорд» и вызывал со всех сторон многочисленные комментарии любопытных. Таинственность всегда являлась визитной карточкой профессора Маракота. Он славился прохладным отношением к репортерам и стойким недоверием к прессе. Но на этот раз профессор переплюнул самого себя. Его стремление спрятать от посторонних глаз приготовления к экспедиции перешло все пределы разумного. Ни капля информации не просочилась в газеты, ни один из журналистов не ступил на палубу за время стоянки корабля в доке Альберта. По слухам, ходившим за границей, «Стратфорд» отличался новой необычной конструкцией, которая позволяла ему исследовать морские глубины. Слухи нашли частичное подтверждение в заявлении представителя судостроительной фирмы «Хантер и компания» из Западного Хартлпула, где корабль был построен. В заявлении говорилось, что днище судна может полностью отсоединяться. Информация вызвала настоящий ажиотаж среди клерков страховой компании «Ллойд», которых с большим трудом удалось успокоить. Вскоре о необычном корабле забыли. Но важность перечисленного вновь стала очевидной: с некоторых пор внимание публики опять привлечено к судьбе пропавшего парохода.

Начнем с самого начала, с первых дней экспедиции «Стратфорда». Четыре документа дают представление о событиях. Первый: письмо мистера Сайруса Хедли, отправленное из столицы Канарских островов. Мистер Хедли писал своему другу сэру Джеймсу Талботу в Оксфордский Тринити-колледж. Насколько нам известно, после того, как «Стратфорд» покинул устье Темзы, он причалил к берегу единственный раз.