Заканчивая свой рассказ, я могу только пожалеть, что я не в состоянии способствовать разрешению многих спорных вопросов, так и оставшихся невыясненными. В одном отношении моя книга, без сомнения, вызовет возражения. Моя специальность – спекулятивная философия. Мои познания в сравнительной физиологии ограничиваются несколькими книгами. Но я полагаю, что предположения Карвера относительно причин внезапной смерти марсиан так правдоподобны, что их можно считать почти доказанными. Я уже говорил о них в своем рассказе.

Достоверно по крайней мере то, что ни в одном из всех трупов марсиан, исследованных после войны, не найдено было никаких других бактерий, кроме тех, земное происхождение которых несомненно. Тот факт, что марсиане не хоронили своих мертвецов, и те массовые избиения, которые они производили, указывают также, что процесс гниения был им совершенно неизвестен. Но как ни близки к истине эти предположения, доказанными фактами их все же считать нельзя.

Также мало известен нам состав черного дыма, которым пользовались марсиане с таким убийственным эффектом, и такой же загадкой остается для нас генератор теплового луча. После целого ряда ужасных катастроф, в лабораториях Илинга и Южного Кенсингтона, химики потеряли охоту продолжать исследования над тепловым лучом. Спектральный анализ черного порошка безошибочно указал на присутствие в нем какого-то нового, неизвестного нам элемента, со светящейся группой трех линий в зеленой части спектра, и весьма возможно, что в соединении с аргоном этот элемент образует состав, действующий смертоносно на какую-нибудь из составных частей крови. Но все эти недоказанные предположения будут вряд ли интересны для большего числа читателей, для которых написана эта книга.

О результатах анатомического исследования марсиан я уже говорил. Все, конечно, знакомы с великолепным, почти неиспорченным экземпляром марсианина в спирту, хранящимся в Естественно-историческим музее, и с бесчисленными рисунками, сделанными с этого экземпляра. Что же касается строения тела марсиан и физических отправлений их организма, то они представляют лишь чисто научный интерес.

Гораздо важнее вопрос, представляющий более общий интерес, – о возможности вторичного нашествия марсиан. Я нахожу, что этой стороне вопроса уделяют слишком мало внимания. С каждым возвратом планеты Марс в положение противостояния можно ожидать со стороны марсиан, – таково, по крайней мере, мое личное убеждение, – возобновления их попытки. Во всяком случае к этому нужно было бы приготовиться. Мне кажется легко возможным определить положение орудия, из которого они стреляют на Землю, и, установив постоянное наблюдение за этой частью планеты, встретить уже вооруженными следующую атаку марсиан.

В таком случае цилиндр может быть уничтожен динамитом или артиллерией, прежде чем он успеет настолько остыть, чтобы марсиане могли выйти из него. Или же их можно перестрелять всех из пушек, как только откроется цилиндр.

Лессинг привел несколько основательных доводов в пользу предположения, что марсианам действительно удалось основаться на планете Венера. Семь месяцев тому назад и Марс и Венера были на одной линии с Солнцем, другими словами, для наблюдающего с Венеры Марс находился в положении противостояния к ней. Вскоре после этого на неосвещенной стороне средней планеты появился странный светящийся волнообразный след, и почти одновременно получился слабый, темный, такой же волнообразный отпечаток на фотографическом снимке с диска Марса. Достаточно взглянуть на снимки того и другого, чтобы убедиться в их замечательном сходстве.

Во всяком случае, грозит ли нам новое нашествие с Марса или нет, наши взгляды на будущее человечества, после недавних событий, должны были измениться. Теперь мы знаем, что мы не можем считать нашу планету вполне безопасным и хорошо защищенным местом жительства для человечества, а также, что мы никогда не можем предвидеть, какие блага или бедствия могут свалиться на нас из мирового пространства.

Возможно, что с широкой, мировой точки зрения, нашествие с Марса принесло в конечном итоге пользу человечеству. Оно уничтожило в нас безмятежную уверенность в прочности нашего будущего, что всегда служит верным источником упадка. Оно обогатило человеческие знания и значительно подвинуло человечество в понимании общего блага. Возможно также, что марсиане, наблюдая сквозь неизмеримо широкое пространство судьбу своих пионеров, приняли к сведению полученный ими урок и избрали планету Венера как более безопасное место для своей эмиграции. Но как бы то ни было, несомненно только одно, что еще много, много лет диск Марса будет для нас предметом неослабного наблюдения, а падающие звезды – эти огненные выстрелы с неба – будут служить всем жителям Земли серьезным предостережением.

Нельзя вполне оценить, насколько расширился умственный кругозор человека после нашествия марсиан. До падения их цилиндров держалось общераспространенное мнение, что во всем громадном мировом пространстве жизнь существует только на поверхности нашей крошечной планеты. Но теперь мы смотрим шире. Если марсиане могли перелететь на Венеру, то нет оснований думать, что это невозможно для людей, и когда, вследствие постепенного охлаждения Солнца, Земля станет необитаемой – что неизбежно случится когда-нибудь, тогда возможно, что нить жизни, взявшая свое начало на Земле, растянется и обовьет своею сетью родственные нам планеты. Будет ли за нами победа?

Туманно и поразительно видение, родившееся в моем мозгу, как жизнь постепенно, из маленького рассадника солнечной системы, распространится по всему безжизненному, необъятному звездному пространству. Но это только отдаленная мечта! И, кто знает, может быть, уничтожение марсиан – лишь только временная отсрочка нашей окончательной гибели? Может быть, им, а не нам, принадлежит будущее?

Я должен сознаться, что волнения и ужасы того времени оставили в моей душе чувства сомнения в прочности существующего. Я сижу в моем кабинете и пишу при свете лампы. И вдруг мне кажется, что в снова ожившей долине появляются огненные языки пламени, что мой дом пустеет и что я снова одинок. Я выбегаю на Байфлитскую улицу и вижу, как едут повозки, экипажи, полные людей, рабочий на велосипеде, дети, идущие в школу, и вдруг все это становится туманным, нереальным, и я снова брожу с артиллеристом по горячей, пыльной дороге, среди гнетущей тишины.

А ночью я вижу безмолвные улицы, покрытые черным порошком, и растерзанные трупы, лежащие в пыли… Они встают передо мною, изувеченные и обглоданные собаками. Они бормочут что-то и угрожают мне, потом становятся все бледнее, все безобразнее и превращаются, наконец, в какие-то сверхъестественные искажения человеческого образа… И я просыпаюсь в темноте, обливаясь холодным потом…

Я еду в Лондон, смотрю на озабоченно суетящуюся по Флит-стрит и Стрэнду толпу, и опять мне кажется, что все это только видения прошлого, которые бродят по улицам, бывшим еще так недавно такими тихими и пустынными! Что эти призраки в искусственно оживленном теле, носящиеся по мертвому городу, только насмешка над жизнью! И мне странно опять стоять на вершине Примрозского холма, куда я ходил только вчера, и смотреть на огромную панораму домов, подернутую синей пеленой тумана и дыма, постепенно исчезающей вдали. Странно видеть всех этих людей, гуляющих между цветочными клумбами, которые пришли посмотреть на боевую машину марсиан, все еще стоящую на прежнем месте! Странно слышать веселый крик играющих детей и вспоминать то время, когда я видел этот город и равнину такими зловещими и безмолвными при свете занимающейся зари того последнего, великого дня!..

Но страннее и удивительнее всего этого было держать в своей руке руку жены и думать, что я считал ее, как и она меня, между мертвыми.

Незнакомец появился в начале февраля. День был совсем зимний, дул свирепый и пронзительный ветер, разыгралась вьюга, должно быть, последняя в году.