Около полудня незнакомец вдруг отворил дверь приемной и встал на пороге, мрачно озирая троих или четверых собравшихся в зале людей.
– Миссис Холл! – проговорил он.
Кто-то вышел не без опаски и робко позвал миссис Холл. Через некоторое время она появилась как бы запыхавшаяся немного, но вследствие этого еще более свирепая. Холла же еще не было дома. Миссис Холл обдумала предстоящую сцену и явилась теперь с маленьким подносиком, на котором лежал неоплаченный счет.
– Вы спрашиваете счет, сэр? – сказала она.
– Почему мне не подали завтрака? Почему вы не приготовили мне завтрака и не отвечаете на звонки? Что же, по-вашему, воздухом, что ли, я питаюсь?
– А почему, желала бы я знать, – сказала миссис Холл, – вы не платите мне по счету?
– Говорил же я вам три дня тому назад, что скоро получу с почты деньги?
– А я вам говорила три дня тому назад, что никакой вашей почты дожидаться не хочу. Велика беда, что вам пришлось подождать немного с завтраком, коли вот уже пять дней как я жду со счетом?
Незнакомец выругался кратко, но сильно.
– Ну, ну! – послышалось из-за прилавка.
– Прошу покорно не ругаться, сэр, – сказала миссис Холл.
Незнакомец, стоя в дверях, более чем когда-либо походил на сердитый водолазный шлем, но все присутствовавшие почувствовали, что миссис Холл побеждает, что подтвердилось и последующими его словами.
– Послушайте, голубушка…. – начал он.
– Никакая я вам не голубушка, – оборвала миссис Холл.
– Я говорил вам, что перевод еще не пришел.
– Уж и перевод? – съязвила миссис Холл.
– Но все-таки в кармане у меня, может быть, найдется…
– Три дня тому назад вы мне говорили, что в кармане у вас найдется много-много, что какой-нибудь соверен мелочью…
– Ну, а теперь нашлось еще.
– Эге! – раздалось из-за прилавка.
– Как же это так нашлось, смею спросить? – осведомилась миссис Холл.
Вопрос, по-видимому, очень раздражил незнакомца. Он топнул ногой.
– Что вы хотите этим сказать?
– Да что не знаю, как это так вдруг «нашлось», – пояснила миссис Холл. – И прежде чем я буду начинать с вами новые счеты, готовить вам завтраки и все такое, извольте-ка объяснить-с некоторые вещи-с, которых ни я и никто здесь не понимает-с и все очень хотели бы понять. И почему, позвольте спросить, вас не было в вашей комнате, и как вы туда попали-с? Мои жильцы входят в дом через двери-с, такой уж у нас заведен порядок-с, а вы вошли вовсе не там, это уж верно… И как же вы вошли, позвольте спросить? Кроме того…
Вдруг незнакомец поднял свои руки в перчатках, сжал кулаки, топнул и с таким необыкновенным бешенством крикнул: «Стойте!», что миссис Холл замолчала мгновенно.
– Вы не понимаете, кто я и что я значу, – проговорил медленно он. – А вот я вам сейчас покажу. Черт возьми! Я покажу вам!
Он поднес открытую ладонь к лицу и отнял ее. Середина лица обратилась в черную яму.
– Вот! – сказал он, сделал шаг вперед и подал что-то миссис Холл – что-то, что она машинально приняла, углубленная в созерцание его преобразившейся физиономии. Но вслед затем, увидев, что это было, громко взвизгнула, уронила предмет, который держала в руке, и, едва устояв на ногах, отскочила назад.
Нос – это был нос незнакомца, красный и лоснящийся, – полетел на пол, издав звук, с каким падает пустой картонный коробок. Вслед затем незнакомец сдернул очки, и у всех присутствующих захватило дыхание. Он сбросил шляпу и в бешенстве начал срывать с себя бинты, хотя бинты поддались не сразу. Прошла минута томительного ожидания.
– О, господи! – сказал кто-то.
Бинты соскочили.
Никто в Айпинге не видел ничего подобного, более того, ничего столь же пугающего. Миссис Холл, стоявшая все время разинув рот и цепеневшая от ужаса, громко взвизгнула при виде того, что увидала, и бросилась вон из дома. За нею следом двинулись и остальные. Все ожидали ран, увечья, определенных ужасов, были к ним готовы, и вдруг ничего! Бинты и парик полетели через коридор в буфет и чуть не задели какого-то отскочившего вовремя мальчугана. Давя друг друга, все общество кубарем летело с лестницы, и не мудрено: человек, стоявший в дверях и оравший какие-то бессвязные объяснения, до воротника пальто представлял из себя плотную, сильно жестикулирующую фигуру, – а дальше была пустота, полное отсутствие чего бы то ни было.
В деревне слышали визг и крики, потом видели стремительно вырывающуюся из гостиницы толпу. Видели, как упала миссис Гилль, и перепрыгнул через нее чуть не споткнувшийся было Тедди Годфрей, слышали страшные вопли Милли, которая выскочила из кухни на шум и прямо наткнулись на стоявшего к ней спиной незнакомца без головы. Но вопли эти внезапно смолкли.
И тотчас же все, кто был на улице – торговец пряниками, хозяин тира и его помощник, хозяин качелей, мальчишки и девчонки, расфранченная молодежь, старики в блузах, цыгане в фартуках – все бросилась бежать по направлению к гостинице, и в удивительно короткое время толпа человек в сорок, быстро увеличиваясь, заколыхалась перед заведением миссис Холл, сновала, кричала, расспрашивала, восклицала и давала советы. Всем хотелось говорить сразу, и в результате получалось вавилонское столпотворение. Маленькая кучка народу суетилась вокруг миссис Холл, которую подняли без чувств. Царствовало полное смятение, среди которого какой-то очевидец что было мочи горланил свои совершенно невероятные показания:
– Оборотень!
– Так что ж такое он сделал-то?
– Девчонку приколотил!
– С ножом на нее бросился, вот что.
– Да говорю ж я вам: безголовый! Не то что, как говорят, «безголовый», а просто без головы!
– Вздор это, фокус какой-нибудь.
– Как снял он это бинты, тут, братцы мои, и…
Стараясь заглянуть в отворенную дверь, толпа сплотилась в нечто вроде напиравшего вперед клина, вершину которого, обращенную к гостинице, составляли наиболее смелые.
– Стоит это он, а девчонка как заорет, – он и обернись! Она давай Бог ноги, а он за ней… Всего какая-нибудь минута пришла, а он уж назад и ножик в руке, а в другой коврига хлеба, и встал, будто глядит. Вот сейчас только… В эту дверь вошел… Говорю ж я вам: башки у него никакой и в помине! Кабы вы раньше, сами бы…
Позади началось смятение, и оратор умолк. Он посторонился, чтобы дать пройти маленькой процессии, твердым шагом направлявшейся прямо к дому, во главе ее шел мистер Холл, красный и решительный, за ним мистер Бобби Джефферс, деревенский констебль, и позади всех осмотрительный мистер Уоджерс. Они явились, вооруженные приказом об аресте.
Толпа кричала противоречивые показания о последних событиях.
– С головой ли, без головы ли, – говорил мистер Джефферс, – а арестовать надо непременно, и я его арестую.
Мистер Холл торжественно поднялся по лестнице и торжественно подошел к двери приемной.
– Констебль, – сказал он, – исполняйте вашу обязанность.
Джефферс вошел в приемную, а ним – Холл, а за Холлом – Уоджерс. Им предстала в полумраке безголовая фигура с обглоданною коркой хлеба в одной, обтянутой перчаткой руке и куском сыру в другой.
– Вот он, – сказал Холл.
– Куда вы лезете, черти? – раздалось над воротником пальто.
– Чудной-то вы чудной, сударь мой, что и говорить, – сказал Джефферс, – да насчет головы в приказе ничего особенного не значится, сколько есть, столько и арестуем. Что нужно, то нужно.
– Не подходи! – заревела безголовая фигура, отскакивая.
В одно мгновение незнакомец швырнул хлеб и сыр, и мистер Холл едва успел поймать и спрятать упавший на стол ножик. Перчатка слетела с левой руки незнакомца и шлепнулась прямо в лицо Джефферса. Через минуту, прервав начатое было объяснение касательно арестов вообще, Джефферс схватил незнакомца за лишенную кисти руку и невидимое горло. Звонкий удар по ляжке заставил его вскрикнуть, но он не разжал рук. Холл толкнул через стол ножик Уоджерсу, исполнявшему обязанность как бы судебного пристава, и сделал шаг вперед, между тем как Джефферс и незнакомец, сцепившись и колотя друг друга, надвигались, пошатываясь прямо на него. На дороге попался им стул и с треском грохнулся об пол, а за ним растянулись и сами противники.