— Все это сущие бредни, — упорствовала Джин. — Вы ничего ими не доказали.

— Нет, доказала кое-что, — возразила Жаклин. — А именно — бесплодность нашего теоретизирования. Я просто пыталась убедить и вас, и себя, что мотивы найти можно. Но конечно, мы взялись за это не с того конца. Все мотивы, которые мы перебирали, допустимы, но недоказуемы. Нет, надо браться за это дело по-другому.

— Считайте, что я с вами, — твердо заявил Майкл.

— Естественно, — ответила Жаклин. Она избегала встретиться взглядом с Джин, и Джин понимала, о чем та думает. Ни трогательные заботы Майкла о безопасности Джин, ни его обвинения против Теда — ничто не снимало с него подозрений. Совсем наоборот. Все это могло быть шагами умного человека, решившего завоевать доверие следующей жертвы.

Утром на первый телефонный звонок ответила Джин. Жаклин еще спала. У Джин создалось впечатление, что ее приятельница легла только на рассвете — почти всю ночь она ходила взад-вперед, что-то бормоча, или сидела, глядя в стену, и курила одну сигарету за другой.

Звонил Энди. Услышав его голос, Джин застонала.

— О нет, Энди! Я совсем забыла! Я не смогу. Больше я не способна ни на какие подземные блуждания.

— Глупости! Дорогая моя, подумай, я договорился об этой экскурсии месяц назад. Туда без связей попасть нельзя.

— К тому же сегодня я не в состоянии общаться с такими жизнерадостно настроенными особами, как ты, — проворчала Джин. — Видно, ты закончил свой реферат?

— Закончил. Утром отослал. Приходи, детка. Я праздную. Джеки тоже придет, да?

— Не знаю. Она еще...

Джин подняла глаза: Жаклин уже стояла в дверях, чуть покачиваясь. Ее лицо припухло от сна, затуманенные глаза вглядывались в Джин сквозь тонкое облако бронзовых волос. Она отчаянно махнула рукой, и Джин сказала Энди:

— Подожди секунду, — и прикрыла трубку ладонью.

— Что он хочет?

— Предполагалось, что мы сегодня отправимся в Сан Себастьяно осматривать очередные катакомбы, будь они прокляты!

— Ага. — Глаза Жаклин сузились. — Это не там ли, по мнению некоторых ученых, похоронены святые Петр и Павел?

— Там. Откуда вы знаете?

— Не забывай: кто начал библиотекарем, останется им навсегда. Где-то прочла. — Жаклин указала на телефонную трубку, из которой доносились тщетные призывы. — Хорошо, скажи ему, что мы поедем.

Повесив трубку, Джин укоризненно посмотрела на Жаклин.

— Мне вовсе не хочется ехать туда. Что вами движет? Сыщицкая лихорадка или просто любознательность?

— И то и другое, — призналась Жаклин, не обращая внимания на досаду подруги. — Я испытываю ненасытную страсть к достопримечательностям, к тому же я прямо помешалась на этих святых, а они, как нарочно, возникают один за другим...

— А может, вы туда рветесь, полагая, будто мощи святого Петра помогут раскрыть тайну смерти Альберта?

— Ну, отчасти, — согласилась Жаклин. — Отчасти... Я все думаю...

— Вот я и вижу. — Джин демонстративно помахала рукой. Комната все еще была полна застоявшегося дыма от выкуренных Жаклин сигарет — теперь подруги взяли за правило основательно запираться на ночь. — Чувствую себя Ватсоном. Помните, Холмс имел обыкновение по ночам не спать, а курить свою отвратительную трубку?

— Лучше разреши быть Ватсоном мне, что-то Холмса из меня не получается. Наверно, мне ближе мисс Марпл.

— Это с вашей-то фигурой?

— Фигура у меня расползается, и мозги тоже. Еще пара таких дней — и они потекут, как разогретое масло... Где мы встречаемся с нашими?

— У Колизея. Автобус на Аппиеву дорогу отправляется оттуда.

Им пришлось взять такси, так как Жаклин не желала вести машину в старой части города. Почти всю дорогу Жаклин пела, и к тому времени, как они достигли места назначения, Джин прониклась сочувствием к ее дочке. У Жаклин был довольно приятный и не слишком громкий голос, и водителя такси, по-видимому, ее пение не раздражало, впрочем, как и большинство шоферов, он привык ко всему на свете. Но на Джин репертуар Жаклин действовал угнетающе — он состоял из песен одна мрачнее другой.

В автобус набилось полно народу — это был рейсовый автобус, привлекавший туристов своей дешевизной. Джин стиснули и затолкали так, что она без сил плюхнулась на ближайшее свободное место. Отдышавшись и убрав со лба растрепавшиеся волосы, она установила, что Жаклин ловко заарканила профессора Сковила. Улыбаясь, он сидел рядом с ней и, не сводя с нее глаз, слушал ее болтовню. Все-таки опытность — великое дело, подумала Джин. Перед тем как сесть в автобус, она заметила, как, выйдя с профессором из такси, Дейна повисла на его руке. Сейчас, сидя тремя рядами дальше парочки, да еще через проход, Дейна хмурилась, как грозовая туча. Хотя в своей короткой юбочке, больше похожей на фартук, и в вязаной ажурной безрукавке, доказывавшей, что она придерживается одного из основных принципов женских свобод, Дейна и так была в центре восхищенного внимания.

Остальные члены их группы сидели кто где. Майкл и Энн заняли места рядом — Джин с интересом посмотрела на это необычное сочетание. Болтали они вполне дружески, но соседство такого темпераментного мужчины явно заставляло Энн нервничать. «Вечно она держится как девственница-христианка, настигнутая гунном Аттилой», — посетовал как-то раз Майкл. Однако сейчас он старался не дотрагиваться до Энн, и она, казалось, беседовала с ним с видимым удовольствием. Ее щеки даже слегка разрумянились.

Энди и Хосе тоже сидели рядом и, как всегда, вели нескончаемый спор. Джин видела, как Хосе в шутливом отчаянии закатывает глаза, а Энди со смехом настаивает на чем-то своем...

Тед сидел через проход от нее.

Глядя на его такое знакомое лицо, на сильные очки, на широкую улыбку, Джин почувствовала, как ее охватывает смятение. Нет, все-таки выдумки Майкла на его счет — чепуха... Но воображение Джин тут же нарисовало рядом с Тедом другое лицо — лицо девушки-сокола, как назвала ее Жаклин. Да, Майкл прав: раз увидев, забыть такое лицо невозможно.

— Привет, — подтолкнул ее Тед. — О чем задумалась? У тебя лицо застыло, как у статуи.

— Да так, ни о чем...

— Уж не из-за своего ли реферата переживаешь? Не думай пока об этом. Дело сделано, жребий брошен, как-то все решится.

— Все равно беспокойство, — вяло возразила Джин.

— А ты постарайся успокоиться. Чего волноваться, если решение принято и Рубикон перейден. Вот ждать, когда придет решение... что-то решать — это мука.

— Теперь ты чего-то недоговариваешь, — сказала Джин, стараясь, чтобы ее замечание прозвучало непринужденно.

Она никогда не видела Теда таким, как сейчас. Он выглядел старше, жестче.

— Вы американка? — вдруг спросила девушка, сидевшая рядом, и Джин повернулась к ней. При всей своей любви к Риму она с радостью услышала родную речь, и никаких представлений друг другу им уже не потребовалось. Джин увлеченно болтала с соседкой, оказавшейся студенткой одного из восточно-американских университетов, пока Тед снова не толкнул ее. Пора было выходить.

На этой остановке кроме них почти никто не вышел, остальные пассажиры направлялись к более известным катакомбам или куда-нибудь дальше, откуда можно вернуться в город пешком, осматривая по дороге достопримечательности. Компания из девяти человек сгрудилась вокруг Энди, и он показал на здание, стоявшее по другую сторону узкой дороги.

— Это здесь. Вот базилика Сан Себастьяно — одна из семи пилигримских церквей, — добавил он, быстро покосившись на Жаклин. — Но церковь мы осматривать не будем, для вас, невежественных дилетантов, она интереса не представляет. Сейчас мы подойдем к падре Монтини — он руководит здесь археологическими раскопками.

— Что-то я ничего не узнаю, — сказал Хосе, озираясь вокруг. — Ах нет, один ориентир вижу. Могила Цецилии Метеллы, — это ведь она?

Он указал на серое сооружение, стоявшее подальше у дороги.

— Правильно, — подтвердил Энди. — Мы находимся на Виа Аппиа Антика — древней Аппиевой дороге, прославленной в песнях и сказаниях. В далекие времена вдоль нее располагались кладбища и склепы. Почти все они теперь варварски разрушены и растащены. По этой дороге и пустился в путь святой Петр во время Нероновых бесчинств, а немного дальше отсюда он встретил Спасителя и задал Ему свой знаменитый вопрос. Теперь на этом месте церковь — церковь Quo Vadis, Domine[30]. Но самая интересная реликвия находится здесь, в Сан Себастьяно — подлинные следы ног Христа, отпечатавшиеся на камне.