За то время, что Ольга провела в доме, ей показалось, что Беглов-старший если и общается с ребенком, то непременно по поводу оценок и обязанностей. Она только и слышала, что бесконечные придирки, «иди спать» и «делай уроки». И парень в ответ ершился, закрывался и огрызался, как зажатый в угол зверек. В нем словно уживались сразу два человека: один — веселый болтун-палеонтолог и любитель насекомых, если такое вообще существует в природе, другой — вредный подросток.

И наблюдая за ребенком, Ольга поняла, что и сама ведет себя с Максом совершенно иначе, чем с другими людьми. С чего бы он называл ее «снежной королевой»? Да, она предпочитала сохранять достоинство. Да, крепко защищалась броней безупречности. Но ведь «снежная королева» — злодейка! Неужто и она, Ольга, кажется Максу именно такой? И почему одна мысль об этом вызывает горечь досады?

В конце концов, он первым выбросил белый флаг. Помог ей, несмотря на богатую предысторию. И Ольга, будь трижды проклята высокая температура, рассказала своему врагу то, в чем и себе-то не каждый день готова была признаться. Обнажила не только душу, но, в довершение всего, еще и тело. Какой был после этого смысл снова возводить вокруг себя ледяную стену?

Домывшись и укутавшись в теплую чистую одежду, она вернулась в гостиную. Дом стих, даже сверху не слышался перестук маленьких лапок Терри. Макс в почти полной темноте стоял у окна, сунув руки в карманы, и освещением служил лишь одинокий фонарь на улице.

— Есть настроение поговорить? — тихо спросила Ольга.

— Хочешь опять обвинить в попытке изнасилования? — осведомился он, не оборачиваясь.

Она прошла и села на диван.

— На сей раз, кажется, ты ничего подобного не хотел.

Он неопределенно хмыкнул.

— Хорошо бы, если так, — Макс вздохнул. — О чем будет разговор?

— Может, нальешь чего-нибудь? На сухую трудно вести с тобой великосветскую беседу… К тому же, ты обещал какую-то зверскую настойку.

Макс дернул плечом, молча сходил на кухню и вернулся с двумя чашками чего-то горячего и пахучего. Поставил на журнальный столик, потянулся рукой к торшеру, но Ольга остановила его.

— Не надо. Так… — она замялась. — Так будет легче.

— Как скажешь, — он опустился рядом.

Пружинка скрипнула под тяжестью его тела, запахло сеном и кофе. Ольга слышала его дыхание и была рада, что полумрак избавляет ее от необходимости смотреть в глаза.

— Сегодня я проболталась тебе, как оказалась в Букатино, — начала она, после долгой паузы. — Не могу сказать, что была рада вывернуть душу наизнанку перед чужим человеком… Но, видимо, накипело.

— Ничего, я не против.

Чтобы чем-то занять руки, она взяла кружку и пригубила напиток. Чай обжигал, был горьким, но оставлял после себя во рту приятное травяное послевкусие. В народной медицине Ольга не разбиралась, но именно так себе и представляла целебное питье.

— Ты ведь не просто так взбесился из-за этой земли? — собравшись с духом, продолжала она. — Ведь здесь же… Поле налево, поле направо… Это что-то личное? Объясни, я правда хочу понять.

— И что, уступишь мне права, если сочтешь причину уважительной?

— Нет. Не знаю… Это не моя земля, пойми, наконец. Ты не с тем человеком воюешь.

— Прости, — он тоже сделал глоток. — Не хотел опять в штыки… Привычка. Кажется, я с тобой не умею разговаривать иначе.

— Взаимно. Будем пробовать?

Он закинул ногу на ногу и ничего не ответил.

— Слушай, — снова заговорила Ольга. — Я хочу все выяснить по-человечески. Раскрыть карты. Ты знаешь обо мне все. О моих мотивах, по крайней мере. Мне не нужна войнушка ради какого-то азарта, понимаешь? Осточертело это все. Я здесь устала так, как десять лет не уставала, хотя спала меньше и целыми днями ходила на каблуках.

Его глаза блеснули в темноте, и он взялся за кружку.

— Мне надо было вывести Никиту на природу, — неожиданно сказал он. — Если бы раньше мне кто-то сказал, что я буду жить в деревне, я бы посмеялся. Но когда у тебя больной ребенок на руках…

Она не стала перебивать лишними расспросами.

— Я был таким же, как ты… Может, поэтому ты меня так бесишь. Бесила… Не знаю. У меня был бизнес. «Теорема-недвижимость». Хотя ты, наверное, уже не помнишь…

— Нет-нет… Была же реклама по радио… Что-то про доказательства. Только подтвержденные сделки…

— Ага, оно.

— Ты прогорел?

— И да, и нет. В общем, страницу с бизнесом пришлось закрыть. И мы переехали сюда. Я много колесил, смотрел Киевское направление, Горьковское… Но здесь такие виды, а весной, когда река разливается… Я просто почувствовал дом. Первый раз что-то сделал, руководствуясь эмоциями.

— А брак? — не утерпела она.

— Я никогда не думал, что сельское хозяйство меня так увлечет, — продолжил он, игнорируя вопрос. — Это чувство, что ты делаешь что-то своими руками… Что-то настоящее. Вроде и недвижимость бизнес, и ферма — тоже. Но ощущения совсем другие. Там ты — продавец воздуха. Бумаги, сделки, какая-то ерунда… Все такое фальшивое! А здесь мои козы. Теплые, живые. Мой сыр. Сыр, который сделал я сам! Его можно потрогать, попробовать… И Никита здесь совсем другой. Ты бы видела его маленьким! Не узнала бы даже. Зеленый гуманоид.

— А его мама?.. — тихо спросила Ольга, влекомая самой мощной силой на свете — силой женского любопытства.

Но и этот заброс Макс не удостоил ответом.

— Я хотел, чтобы это дело разрослось, — задумчиво говорил он. — Ты скажешь, что я идеалист… Наверное. Думал, смогу дать работу многим здесь. Деревня гибнет — по крайней мере, эта. И совершенно незаслуженно. Почему люди должны селиться в бетонных ульях, чтобы иметь шанс на нормальное существование? А здесь ничего, кроме водки, грибов и картошки. И ведь я лично знаю примеры частных хозяйств, которые поднялись высоко… Это возможно!

— И тут — я, — обреченно произнесла Ольга.

— И тут — ты, — в тон ей подтвердил он. — Такая холеная, столичная… Такая высокомерная… Типа тут здесь один навоз и ослы.

— Я была не в духе, ехала восемь часов… — вяло оправдалась она.

— Ты как будто была противоположностью всему, что я хотел. Ты ненавидела это место. И сейчас, наверное, ненавидишь. Из всех возможных конкурентов я получил именно тебя.

— Я честно не знала о покупке земли! И уж тем более не мечтала сделать гадость тебе. Просто… Я не умею сдаваться. Если бы в тот день ты не полез ко мне… Я ведь серьезно хотела сделать тебе коммерческое предложение.

— Какое? — насторожился Макс.

— Хотела сделать тебя поставщиком. Сам посуди, это выгодно нам обоим. Ближе ты клиента не найдешь.

— А теперь?

— Я не знаю… Нам же придется постоянно общаться. Не уверена, что мы оба этого хотим.

— Мы живем рядом, — он поставил кружку. — И будем видеться.

— Но я уже сомневаюсь, что у нас выйдет что-то конструктивное… Извини.

Она отставила кружку, поднялась и подошла к окну. Мелкие снежинки парили в свете фонаря, где-то на другом конце деревни залаяла собака.

— Скажи честно: ты меня ненавидишь? — голос Макса заставил ее вздрогнуть, она задумалась и не слышала его приближения.

А он встал рядом и говорил тихо, не поворачивая к ней головы.

— Нет, — просто ответила она.

Какое-то время они молчали.

— А ты меня? — Ольга нашла в себе силы посмотреть ему в глаза.

Он взглянул на нее со странным выражением лица. То ли сожаление, то ли тоска.

— Хотел бы. Ты правда завела дружбу с Никитой не ради того, чтобы мне насолить?

— Как тебе только в голову такое пришло?! — возмутилась она. — Он сам по себе чудесный ребенок! Умный, веселый, увле…

Он резко и неожиданно впился в нее поцелуем. Она машинально подняла руки, но не смогла ни стукнуть Макса, ни оттолкнуть. От него исходило живительное тепло, утешение, ласка… Она чувствовала себя никому не нужным щенком из приюта, которого вдруг взял на руки будущий друг. И глаза вдруг наполнились слезами.

— Прости, — шепнул он, отстранившись. — Думал об этом с того момента, как увидел тебя в душе. Может, ударился головой и не… Ты что, плачешь?!