— Твоя вера в меня очень много значит. Габи ласково улыбнулась:

— Я же тебе сказала: ты ее заслуживаешь. Они еще немного поговорили, а потом поехали к ней репетировать. Пробежались по двум сценам, но Габи не могла сосредоточиться — постоянно ошибалась.

— Извини, Билл… Я, наверное, устала.

— Иди сюда… — Билл потянул ее на диван радом с собой. — Ты такая смелая девушка.

— Почему ты так решил?

— Не знаю. У тебя такое отношение к жизни, к окружающему миру… Я тобой просто восхищаюсь, Габриэла.

Его слова были искренними. Он поцеловал ее, и оба забыли о сценариях. Билл целовал и целовал ее. Наконец Габи отстранилась и, с трудом переводя дух, шутливо спросила:

— Разве это предусмотрено следующей сценой?

— Мы им скажем, чтобы дописали, — шепнул Билл. — По-моему, у нас хорошо получается.

— По-моему, тоже…

Билл снова стал целовать ее. Руки Габи, лежащей в его объятиях, проникли ему под рубашку, он же гладил ее бедра, плотно обтянутые джинсами. Джинсы были мягкие, поношенные, и сквозь них чувствовалось ее упругое молодое тело. Страсть буквально переполняла Билла.

— Я хочу быть с тобой… очень хочу… но не хочу ломать тебе жизнь.

— Не беспокойся об этом. Я люблю тебя… Эти слова выскользнули у нее совершенно нечаянно, сами собой. Билл, ошеломленный, вглядывался в лицо Габи.

— Я тоже люблю тебя, Габриэла. Я хотел бы любить тебя так, чтобы не вмешиваться в твою жизнь, не причинять тебе боль, но, кажется, у меня это не получится.

На этот раз она его поцеловала, да так страстно, что Билл, забыв о своих сомнениях, взял ее на руки, отнес в спальню и уложил на кровать. Затем снял с нее джинсы, расстегнул блузку, причем делал все так осторожно, будто раздевал ребенка. В следующую минуту и его великолепное тело освободилось от одежды, и они забыли обо всем, обо всем, кроме объединявшей их любви.

Потом, совершенно счастливый, Билл прошептал:

— Почему же я не встретил тебя раньше, малышка?

Габи не ответила, она только прильнула к нему и тут же уснула. Билл, улыбаясь, гладил ее длинные шелковистые черные волосы, которые прежде напоминали ему о ком-то другом, но это прошло. Теперь Габриэла была единственной женщиной, которую он любил.