Потребовалось еще три дня, чтобы выслушать всех свидетелей, в том числе родителей Сэнди, которые выступали от защиты, хотя явно не пришли еще в себя после пережитого. Было очевидно, что они осуждали дочь и давно махнули на нее рукой. Они говорили о тяжелом детстве, неуправляемой девочке, которая несколько раз в подростковом возрасте убегала из дома и познакомилась с наркотиками задолго до знакомства с Биллом и начала работы актрисой. По их мнению, нервные перегрузки, связанные с работой, стали последней каплей. Родители считали, что она была обречена с самого начала.

Однако самым тяжелым из всех стал день, когда Билл вышел давать показания сам. Ему задавали именно те вопросы, которых он боялся, пытаясь представить его свидетельство в самом невыгодном свете. Обвинение изображало дело так, будто он женился на Сэнди только для того, чтобы использовать ее для собственной карьеры, а получив большую роль в «Манхэттене», посчитал жену ненужной. По их версии, вся история получалась очень темной. Билла буквально давили вопросами. В конце концов он не выдержал и разрыдался, закрыв лицо руками, думая о девушке, которую когда-то любил, и обо всем, что потом случилось. Когда Билл снова смог говорить, его голос был хриплым от душевной боли, глаза смотрели на прокурора угрюмо, а по щекам текли слезы.

— Вы что, не понимаете? Я любил ее…

— Люди порой убивают людей, которых прежде любили, мистер Уорвик.

Прокурор был неумолим, но защита запротестовала и потребовала перерыва, чтобы Билл мог прийти в себя. Во второй половине дня он опять расклеился. Габи смотрела на присяжных и молилась, чтобы они его пожалели. Однако их лица ничего не выражали.

Утром в пятницу судья проинструктировал присяжных, предупредил, что их задача состоит в том, чтобы определить, виновен подсудимый или нет, а затем объявил перерыв. Присяжные удалились на совещание. Билл стоял в холле с адвокатами, Габи была поблизости. Она вдруг почувствовала, что ей страшно не хватает Джейн… Зака… Мела… и пожалела, что в эту минуту их нет рядом. Мел ждал новостей у себя в офисе. Всем им оставалось теперь только ждать. Суд присяжных мог совещаться столько, сколько бы ему потребовалось.

Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. У адвокатов был расстроенный вид. Присяжные совещались меньше часа, а это обычно было плохим признаком, поскольку почти всегда означало обвинительный вердикт. Адвокаты надеялись, что их выступления посеют больше сомнений в сознание членов жюри.

— Встать! Суд идет.

Из комнаты, прилежащей к залу, появился судья, застегивая мантию, занял свое место. Билл инстинктивно вцепился в подлокотники кресла. Гуськом вошли присяжные. Их лица по-прежнему ничего не выражали, были как маски. Габи почувствовала, что слезы жгут ей глаза, она вдруг осознала всю серьезность момента. Если его признают виновным, то прямо в зале суда возьмут под стражу. Для Билла Уорвика тогда все будет кончено… во всяком случае, надолго… а для нее… но главное — для него. Он может провести в тюрьме до одиннадцати лет.

— Дамы и господа, члены суда присяжных, вынесли ли вы решение?

Габи начинала ненавидеть судебные формальности, слова, которые сами по себе ничего не значили, но от которых зависела судьба Билла.

— Да, ваша честь.

— Каково оно?

Она зажмурила глаза от страха, а Билл, глядя на присяжных, побелел, как бумага.

— Мы сочли подсудимого невиновным, ваша честь.

Адвокаты усмехнулись, Билл ошеломленно глядел в пространство. Судья, обращаясь к нему, сказал:

— Вы оправданы, мистер Уорвик. Сзади Билла кто-то громко всхлипнул. Он вскочил со своего места, бросился к Габи, заключил ее в объятия и не выпускал. Оба плакали. Адвокаты улыбались. Присяжные покинули зал. Судья поднялся. Все закончилось.