— Можете не звонить президенту, — отрывисто проговорил Гендерсон.
— Я человек слова, Матт, — ответил Кларк.
— Не нужно, — сказал Гендерсон. — Стоит мне выйти за ворота базы, и я все равно получу свое, если вы говорите неправду. Даже президент не сможет мне помочь.
Только теперь Кларк ощутил всю глубину пропасти, отделяющей политического деятеля от военного человека. Для Кларка приказ был лишь выражением определенного мнения, чем-то таким, что можно хотя бы обсуждать и ставить под сомнение. Для Гендерсона он был чем-то абсолютным, непреложным, как закон. Кларк вздрогнул.
— Мне все равно надо ему позвонить, — сказал он, — если позволит время. Может быть, придется просить его помощи, чтобы нам дали отсюда самолет.
Из будки у ворот вышел сержант, отдал честь Гендерсону и внимательно посмотрел на Кларка.
— Прошу прощения, полковник, — обратился он к Гендерсону, — но мне приказано не выпускать этого гражданского с базы, сэр.
— Не беспокойтесь, сержант, — ответил Гендерсон. — Я сейчас исполняю обязанности начальника базы и сопровождаю его в город.
— Полковник Бродерик сказал «нет», сэр. — Сержант был настойчив. — Перед отъездом он остановился здесь и велел ни при каких обстоятельствах не выпускать из базы этого гражданского, да и вообще никого.
Часовой с бесстрастным лицом стоял около машины, держа перед собой винтовку.
Неожиданно Гендерсон высунул руку в окно, схватил винтовку за ложе и ударил сержанта стволом по скуле. В тот же момент он открыл дверцу и выскочил из машины. Часовой попятился назад. Гендерсон вырвал у него винтовку, вынул патроны и забросил ее как можно дальше.
Потом, направив на ошеломленного часового пистолет, — Кларк недоумевал, где Матт его прятал, — Гендерсон откинул щеколду и широко распахнул ворога. «Ого, — подумал Кларк, — раз уж этот парень решился, он даром слов не тратит».
Кларк выехал за ворота и остановился подождать Гендерсона. Пистолет полковника все еще был направлен на часового.
— Жмите, сенатор, — сказал он. — Теперь нас больше никто не остановит. Вечером всех загоняют за ограду.
Кларк погнал «форд» по шоссе. Он вел машину на предельной скорости до самого поворота на автостраду, повернул направо и помчал по освещенной лунным светом дороге на Эль-Пасо.
Пятница, утро
Кларк и Гендерсон медленно ехали в Вашингтон из аэропорта. Когда они проезжали мост, часы на приборной доске автомобиля показывали одну минуту девятого. Кларк, борясь с усталостью, сбросил правый ботинок в надежде, что вибрация мотора, передаваемая через педаль акселератора, не даст ему заснуть. Гендерсон с Открытым ртом покачивался на своем сиденье. Он уснул почти в ту же минуту, как Кларк захлопнул дверцу машины на стоянке в аэропорту.
Пробиваясь в утреннем потоке машин, несущихся через мост к Пентагону и другим правительственным учреждениям, расположенным в Вашингтоне и его окрестностях, Кларк испытывал такое чувство, словно кто-то насыпал ему песку под веки. Это была долгая ночь. Мчась во взятом напрокат седане к аэропорту Эль-Пасо, они решили не пользоваться рейсовым самолетом, чтобы избежать риска быть перехваченными. Гендерсон заметил, что, хотя база «У» не зарегистрирована в местной комендатуре, любой офицер с базы может приказать военной полиции арестовать его и задержать Кларка. Поэтому, миновав аэродром, они направились к отдаленному ангару, где после получасовой нервотрепки Кларку удалось нанять маленький самолет. Затем Кларк созвонился с Далласом и заказал места на рейсовый самолет до Вашингтона. Пилот арендованного самолета доставил их в Даллас лишь за несколько минут до отлета.
Кларк с его «золотым характером», как называл президент Лимен его способность изливать на собеседника все тепло своего южного обаяния, никак не мог успокоить расходившиеся нервы своего спутника. Матта Гендерсона одолевали мрачные мысли. Ему было совершенно ясно, что его военная карьера кончилась. Он то подолгу угрюмо молчал, то засыпал Кларка беспокойными вопросами. Сенатор пытался шутить, но Гендерсон не воспринимал его шуток. Кларк понял, что только Кейси может помочь ему привести Гендерсона в себя. Теперь полковник горько раскаивался в своем поступке. По мнению Кларка, Гендерсон наверняка считал, что, чем ближе они к Вашингтону, тем скорее будет над ним военный суд. Поэтому Рей даже обрадовался, когда Гендерсон наконец уснул в автомобиле.
Кларк остановил машину перед выкрашенным в белую краску кирпичным домиком в Джорджтауне, фасад которого был лишь на фут или на два шире длины автомобиля. Гендерсон шаткой походкой пересек вслед за ним тротуар и остановился в ожидании, пока Кларк возился с дверным ключом.
— Вот мы и дома, — сказал сенатор.
На кушетке и на полу небольшой гостиной валялись книги, старые газеты и журналы. На углу камина висел свитер, а на столе выделялись серые круглые пятна от стаканов.
— Уборщица приходит раз в неделю, — извинился Кларк. — Садитесь, а я попробую вызвать Джигса по телефону.
Он отыскал в телефонной книге домашний номер Кейси и набрал его. Оба продолжали стоять. От прежнего румянца на лице Гендерсона не осталось и следа.
— Джигс? — сказал сенатор. — Говорит Рей Кларк. Да, это я. Мне повезло, а то бы я все еще торчал посреди пустыни. Слушайте, тут со мной один наш приятель. У него ужасный вид. То ли он наелся неспелых дынь, то ли считает, что свалял дурака, приняв нашу сторону. Скажите ему пару слов. Его зовут Матт Гендерсон.
Гендерсон взял телефонную трубку. Он слушал Кейси, и лицо его постепенно прояснялось. Сначала он слабо улыбнулся, потом расхохотался и повесил трубку.
— Джигс говорит, чтобы я не беспокоился, — радостно сообщил Гендерсон. — Он не может всего сказать, потому что Мардж дома, но говорит, что скоро увидимся. Я готов сделать все, что вы скажете.
— Сейчас вы отправитесь спать, — распорядился Кларк и, подталкивая Гендерсона, отвел его наверх в спальню. — Теперь ваша очередь побыть под домашним арестом, только у нас нет вооруженной охраны вокруг дома. Мы в Вашингтоне обходимся без этого. Но смотрите, никаких телефонных разговоров и не выходить из дому, пока я за вами не вернусь. Если проголодаетесь, когда проснетесь, найдете что-нибудь поесть в кухне. Кофе в шкафчике над плитой.
Гендерсон уже развязывал шнурки на ботинках, когда Кларк закрыл за собой дверь спальни. Сенатор сбежал вниз через две ступеньки и позвонил Эстер Таунсенд в Белый дом.
— Сенатор! — Ему редко приходилось слышать такой возглас радости и облегчения. — Где вы?
— Дома, золотко, где и положено быть всем пай-мальчикам во время завтрака.
— Можете сейчас же приехать сюда? — спросила она, сразу переходя на серьезный тон. — У него большие неприятности, вы ему нужны.
— Еду, — ответил Кларк.
Он подъехал к Белому дому с тыльной стороны и поставил машину около большой магнолии у входа в приемную, расположенную на первом этаже. Часовые и полицейские Белого дома кивнули ему. Сенатору от Джорджии не нужно было предъявлять удостоверение: его здесь все знали в лицо. Он вошел в здание и в маленьком, отделанном ореховыми панелями лифте поднялся на второй этаж.
Лимен сидел в кабинете, склонившись над подносом с завтраком; когда Кларк, постучавшись, вошел в комнату, он быстро поднялся и в три шага пересек кабинет ему навстречу. Триммер, радостно виляя хвостом, обнюхивал брюки Кларка.
— Боже мой, как я рад тебя видеть, Рей! Я уж думал, ты вообще провалился в тартарары. — Он схватил Кларка за руку и стиснул ему плечо, словно желая убедиться, что это не призрак, а живой человек из плоти и крови.
Кларка поразил вид Лимена: серое лицо, под глазами мешки. В волосах, казалось, прибавилось седины, хотя потом Кларк понял, что Лимен просто пропустил обычную еженедельную стрижку. Пятидесятидвухлетний, еще моложавый мужчина, с которым Кларк расстался во вторник вечером, выглядел теперь почти стариком. Сенатор догадался, что его друг почти не спал.