Генералу Ранненкампфу надлежит взаимодействовать с генералом Самсоновым и, не останавливаясь в Гумбинене, спешно идти на северо-запад в направлении Кёнигсберга для встречи со 2-й армией…».

Дальше читать Ранненкампф не мог. Это уже слишком! Ему «взаимодействовать» с Самсоновым! С этим хамом, с этой бездарностью. Всю его глупость и тупость он знает ещё со времён Маньчжурии. Он ещё тогда не раз говорил генералу Куропаткину о бездарности Самсонова. Его давно нужно было выгнать, а ему дали армию, и он, Ранненкампф, извольте с ним «взаимодействовать».

Нет, помогать ему Ранненкампф не будет. Пусть выворачивается сам. Право же, это будет справедливо: Ранненкампф старайся, спеши ему на помощь, а Самсонов будет пожинать лавры победы, славу себе зарабатывать. Нет уж, увольте!!! Самсонов… И фамилия неприличная для генерала. В 1-й армии, наверное, найдётся сотня Самсоновых, и все — солдаты, от которых за версту онучами воняет… Нет, тысячу раз нет, он, Ранненкампф, знать не хочет Самсонова, он презирает его и, если уж говорить откровенно, ненавидит. И насколько Ранненкампфу известно, генерал Самсонов платит ему тем же.

Ранненкампф, заложив руки за спину, прошёлся по комнате и, как бы отвечая генералу Жилинскому, произнёс вслух:

— Нет, Ваше высокопревосходительство, не получится у нас с Самсоновым взаимодействия. Нет, не получится!…

Подойдя ближе к двери, он вызвал адъютанта:

— Передайте моё распоряжение — дать отдых войскам. Два дня. Нам некуда спешить. После блестящей победы солдаты должны отдохнуть.

Не встречая особого сопротивления, русские полки 6-го армейского корпуса, входившего во 2-ю армию, согласно директиве штаба армии, продвигались вглубь Восточной Пруссии, в направлении города Бишофсбурга.

Но русская армия двигалась вслепую, не имея представления ни о составе немецкой армии, ни тем более о её расположении. Разведывательные сведения получали главным образом от пленных и местных жителей. Оба источника были весьма ненадёжные.

Тяжёлые батареи двигались во втором эшелоне частей. Только когда корпус подошёл к немецкому городку Ортельсбургу и солдаты наткнулись на укреплённые позиции немцев, командир 16-й дивизии генерал Рихтер решил использовать тяжёлые пушки.

На ровной, как стол, местности трудно было найти скрытую огневую позицию для тяжёлой батареи. Выехавший на разведку Зуев отыскал небольшой овраг, откуда брали глину для кирпичного завода, расположенного рядом. Гаубицы, стрелявшие под большими углами возвышения, смогли расположиться в этом узком, с крутыми берегами карьере. Командный пункт Вася наметил на заводской трубе. Отсюда открывался широкий вид во все стороны: влево из-за леса виднелся Ортельсбург и блокпост на междуозёрном перешейке. Просматривались и далёкие тылы немцев, где были видны движущиеся по дорогам колонны войск и артиллерии, обозы, идущие к городку и движущиеся из города железнодорожные составы с войсками. Обнаружил Вася также и огневые позиции лёгких немецких батарей. Наступающая русская пехота окопалась перед немецкими укреплениями и блокпостом, который был центром обороны в Междуозёрье. Это укрепление надо разрушить во что бы то ни стало.

Ознакомившись с обстановкой, Борейко приказал Зуеву пристреляться к блокпосту на шоссе. Взрыв первого же снаряда поднял к небу огромный столб чёрного дыма. Пехота сразу насторожилась. Она ещё не видела действия русских тяжёлых батарей. Зашевелились и немцы. Для них тоже было новостью наличие у русских тяжёлых орудий, ставивших под угрозу линию их укреплений.

Несмотря на старания Зуева, прямого попадания в немецкое укрепление не было.

— Придётся выкатить пушку для стрельбы прямой наводкой, — решил Борейко.

Но выкатить на руках тяжёлое орудие было не так-то легко. Пришлось просить помощи у пехоты. С большим трудом пушку перетащили по ложбине, укрываясь холмами и кустарниками, подвезли ближе к цели. Немцы не сразу заметили это передвижение, и артиллеристы сумели навести пушку прямо на цель. Орудием командовал Трофимов, а Борейко и Зуев с наблюдательных пунктов следили за стрельбой. Первый выстрел дал промах и бомба разорвалась где-то в районе Ортельсбурга, вызвав там пожар.

Тут немцы заметили наконец гаубицу и начали её усиленно обстреливать. Появились раненые артиллеристы, Трофимов был контужен и потерял сознание. Около пушки его сменил Звонарёв. С артурских времён он не был под артиллерийским и пулемётным огнём и неприятное чувство страха холодом наполнило душу. Как в Артуре, неожиданно около него вырос Блохин.

— Тряхнем стариной, вашбродь? — весело крикнул он прапорщику. Помните, как на Залитерной да литере Б нас крыл япошка? Но ничего, уцелели мы тогда! Не робь, номерки!…

— Прямой наводкой, — раздался голос Звонарёва, — огонь!

Пушка с грохотом откатилась и тотчас около немецкого блокпоста взвился огромный фонтан чёрного дыма и пыли. Грохот разрыва был так оглушителен, что на мгновение солдаты остолбенели.

— Рядом с немцем! Надо чуток левее.

Вторая бомба попала перед самым немецким укреплением, взрывной волной повредила броневой колпак. Немецкая пушка потеряла способность вращаться по сторонам и её снаряды теперь летели не причиняя вреда.

— Давай, пали в свет божий, как в копеечку! — хохотнул Лежнёв.

Пехота с криком «ура» снова бросилась на штурм блокпоста.

В это время неприятельский снаряд ударил в орудие и, разорвавшись, положил на месте всю прислугу. Чудом спасся Звонарёв, отошедший незадолго до этого с биноклем в сторону. Ещё не понимая, что произошло, он с ужасом смотрел на изуродованные, окровавленные тела людей, с которыми он только что разговаривал и смеялся над шутками Блохина.

«А Филя, где же Филя?» — холодея от мысли увидеть его убитым, подумал Звонарёв.

Распростертая на земле фигура Блохина вдруг зашевелилась. Охая, он поднялся и начал клясть на чём свет стоит немцев.

Звонарёв, осмотрев орудие, нашёл повреждения и приказал откатить пушку в тыл.

Когда весть о потерях в тяжёлой батарее дошла до Кочаровского, он тотчас отправился под Ортельсбург, чтобы лично узнать все на месте.

Участник японской войны в Маньчжурии, он обладал здравым умом и быстро разобрался во всём происшедшем.

— Вы, Борис Дмитриевич, опытный артиллерист, но слишком понадеялись на подвижность наших неповоротливых пушек. Начальство приказало произвести расследование. Меня и прислали сюда для этого — пояснил Кочаровский.

— Если начальство так трясётся над тяжёлыми пушками, то оставило бы их в Питере. Там они наверняка были бы целыми, — усмехнулся Борейко.

— Остры Вы на язык, господин штабс-капитан!

Кочаровский приказал Звонарёву написать подробный рапорт о случившемся в бою и указать, какие необходимы исправления.

Воспользовавшись этим, Звонарёв изложил свои соображения по переделке колёс и устройства уширителей на их ободьях. Полковник внимательно выслушал прапорщика и проговорил:

— Америку открывать изволите, господин Звонарёв! Немцы давно это придумали и пользуются такими приспособлениями. Поэтому у них тяжёлые пушки могут идти наравне с конницей, а не только с пехотой, по пескам и болотам.

— Почему же тогда у нас в армии не применяют уширителей? — справился Борейко.

— Потому что у нас, на радость нашим врагам, существует некое учреждение, именуемое Главным артиллерийским управлением, где застревают и исчезают все, часто весьма ценные и важные, проекты. Не знаю, сидят ли там просто дураки или изменники. Нет там уже генерала Белого! Сидят рутинеры и чиновники! Поэтому я всё беру на себя. Господин Звонарёв, Вы, как инженер, сумеете рассчитать и применить на практике такие уширители. Вам помогут и артиллерийские техники, которые сидят у меня в управлении, — распорядился Кочаровский.

— Слушаюсь, всё будет исполнено быстрейшим образом! — заверил Борейко.

Уже стемнело, когда Кочаровский закончил свои дела. Отправляться в штаб было рискованно и полковник остался на батарее на ночь.