Ян кивнул и пожелал доброй ночи хозяину дома. Потом взял свечу и направился в свои покои. Ему было трудно уснуть. Он слушал поскрипывания дома и уханье сов, звучавшие словно послания на неведомом языке. Да из головы не шли мысли о том, что же такое эликсир вечной молодости и как можно превращать свинец в золото.

За завтраком Бриджмен объяснил Яну, что самым благоразумным было бы предварительно составить опись содержимого ларца, которую они вместе подпишут на всякий случай. Потом он запер двери, отдал своему дворецкому приказ не беспокоить его, принес несколько листков бумаги, перо и чернильницу. Ян достал из ларца драгоценные камни.

Бриджмен был явно поражен богатствами пригретого им молодого человека, еще недавно олицетворявшего собой одиночество и растерянность. Помимо гигантского необработанного изумруда внимание Соломона привлекли рубин исключительной прозрачности и величины, размером с голубиное яйцо чуть неправильной формы, несколько звездчатых сапфиров, а также камни других цветов, некоторые темно-янтарные, другие белые, похожие на алмазы, поскольку были профессионально огранены.

— Происхождение у всех очень разное, — заметил Бриджмен. — Некоторые прошли через руки гранильщиков, другие едва обтесаны.

Но Ян не мог предоставить никакого объяснения. Тогда они перешли к испанскому и португальскому золоту.

— Ян, — сказал Бриджмен, — начнем с самого простого, то есть с золотых монет. Они вполне известны нашим менялам, и у вас их даже больше, чем надо для обоснования нашего ходатайства о патенте. Что касается крупных камней, то, думаю, благоразумнее будет отвезти их в Амстердам, чтобы оценить и огранить.

Ян согласился.

Они взяли с собой чуть больше половины золотых монет и поехали в меняльную контору «Эш и Бромлей» на Эрмайн-стрит. Поскольку Бриджмена там знали, их принял один из компаньонов, Эбрахам Эш. Соломон представил Яна Хендрикса как сына одного амстердамского купца, который хотел бы обосноваться в Лондоне. Был вызван клерк-оценщик, явившийся с толстым справочником и весами.

Ян Хендрикс открыл свою сумку и начал вынимать оттуда монеты, ставя их столбиками по десять штук.

— Испанское золото? — удивился Эш. — Или португальское?

— Наши капитаны вели транзитную торговлю через Новую Испанию, — не растерялся Ян.

Он опередил ответ Бриджмена. Тот промолчал, но про себя восхитился сметливостью молодого человека.

— Золото ведь остается золотом, не правда ли? — добавил Ян.

Эш кивнул.

Через полтора часа старый Эбрахам Эш бросил долгий взгляд на Яна Хендрикса, потом на Соломона Бриджмена и голосом, дрогнувшим от волнения, объявил:

— Джентльмены, вы только что слышали общую цифру, объявленную моим верным Джошуа: сто восемьдесят тысяч фунтов.

Бриджмен остался невозмутим.

— Мистер Эш, я бы не осмелился побеспокоить вас ради заурядных сумм.

Эш кивнул.

— Понимаю, Соломон. Но, как вы сами догадываетесь, я не располагаю равнозначной наличностью в звонкой монете. Мои три процента комиссионных за эту сделку уже сделают меня богачом, а этот день — самым удачным в моей долгой карьере. Могу ли я спросить, кому из вас принадлежит это богатство?

— Родителям моего превосходного друга Яна Хендрикса, которые сколотили состояние в нидерландской Вест-Индской компании и решили пристроить своего старшего сына в Лондоне.

Эш опять кивнул.

— Я могу лишь поместить это золото на депозит и предложить вам эквивалент, которым располагаю в настоящее время, — около пятидесяти тысяч фунтов. А на остальное выписать векселя.

Яну был совершенно непонятен этот язык. Он вопросительно посмотрел на Бриджмена. Тот кивнул.

— Само собой, мистер Эш. Но в обмен попрошу вас о некоторой сдержанности касательно этой операции. Она совершенно законна, но вы сами знаете, что такое деньги. Стоит им появиться, как они вызывают невольное вожделение. Завтра же наши двери будет осаждать толпа желающих попросить в долг. Отказать им было бы знаком душевной черствости и вызвало бы озлобленность.

Не меньше сотни виднейших представителей знати маялись хронической нехваткой денег, вызванной потугами держать надлежащий уровень, а некоторые даже заложили доходы со своих земель и за этот, и за следующий год. Одни страдали от жен, не умевших считать, особенно когда речь шла о нарядах, другие — от вечно праздных сыновей, шатавшихся по игорным и увеселительным заведениям, истощая и мошну, и мошонку.

Эш кивнул с понимающим видом.

— Очень хорошо вас понимаю. Что касается Джошуа, то, насколько мне известно, всякий раз, когда речь заходит о деньгах, его сражает немота.

Упомянутый Джошуа тоже кивнул, беззубо осклабившись.

Через два часа, получив подписанные векселя, Бриджмен и Ян распрощались с мистером Эшем и оказались перед своей коляской.

— Прогуляемся. Поезжайте не спеша, — приказал Бриджмен кучеру, — чтобы мы могли осмотреть дома по дороге.

— Ищете место, где мы могли бы обосноваться? — спросил Ян.

— Да, — ответил Бриджмен, еще раз удивленный живостью его интуиции. — Хочу, чтобы банк был подальше от моей торговли ценным деревом.

— Мы хорошо сделали, взяв только половину золота, — продолжил Ян Хендрикс через какое-то время. — Вашего друга Эша даже она, похоже, сильно взволновала. А вся сумма его бы наверняка встревожила.

— Вы меня удивили, — признался Бриджмен, сдерживая улыбку.

— А что бы вы ответили на моем месте?

— Право, что-то в этом же роде, но, быть может, не так хорошо и быстро, как вы.

Коляска ехала по Бонд-стрит, когда Бриджмен, внезапно велев кучеру остановиться, стал рассматривать какое-то мрачное здание всего в два этажа, считая антресольный, которое выглядело довольно запущенным, если не заброшенным.

— Что вы об этом думаете, Ян?

— Что тут все нужно перестроить.

— Да, но дом кажется нежилым, а сзади я заметил сад. Пойдемте взглянем.

Они постучали в дверь — никто не ответил. В заросшем бурьяном саду дрались кошки. Соломон и Ян обратились в соседнюю лавку, книжную, и узнали, что дом принадлежал семье, пострадавшей от Большой чумы, неким Партриджам, единственная наследница которых, племянница и старая дева, удалилась в Хэмпстедский монастырь. Они опять сели в коляску.

— Я поручу нашему поверенному разыскать мисс Партридж, — сказал Бриджмен.

— Вам так понравился дом?

— Мой дорогой Ян, квартал по большей части принадлежит вигам, а это партия будущего, даже если она сейчас и не в фаворе во Дворце. Думаю, что такое соседство нам не повредит.

Ян обдумывал услышанное до тех пор, пока Бриджмен не объяснил ему, что имел в виду.[24]

За ужином, состоящим из фаршированной куропатки, Бриджмен погладил подбородок и объявил Яну:

— В ближайшем будущем у нас намечается одна поездка. Думаю, будет осмотрительнее сбыть самые крупные из ваших камней в Амстердаме.

— У вас в Лондоне нет ювелиров?

— Есть, но слухи разносятся по этому городу быстро, как миазмы чумы. Если тут прознают, что господа Бриджмен и Хендрикс сперва депонировали у Эша и Бромлея эскудо и райсы на сто восемьдесят тысяч фунтов, а потом продавали камни, достойные короны, мы станем объектом нежелательного внимания. Все попытаются узнать, откуда взялось это неожиданное богатство. И я отнюдь не исключаю, что кто-то свяжет его с исчезновением сокровищ графа Миранды.

Ян кивнул.

— Куда вы собираетесь поехать?

— В Париж или Амстердам.

— Амстердам? — переспросил Ян с сомнением. — Там же сразу заметят, что я не голландец.

Бриджмен рассмеялся.

— Пусть вас это не беспокоит. Мы поедем в Париж. Или вы еще раз смените имя. Я и так уже восхищен, с какой быстротой вы овладеваете английским.

— Благодарю.

— Даже ваше произношение улучшается. Вы теперь говорите с валлийским акцентом. Еще несколько усилий, и вы приобретете шотландский. Не сомневаюсь, что еще до конца года вы будете говорить как уроженец Уэст-Энда.