Все трое поужинали в караван-сарае жареным барашком, к жирному запаху которого примешивался не менее одуряющий аромат серой амбры, наполнявший и без того пахучий Красноводск. Но подлинное изумление путешественники испытали, обнаружив отведенные им чертоги: обшарпанные каморки, уже населенные мышами и тараканами; постель состояла из верблюжьей шкуры, брошенной на циновку. Поскольку погода была теплая, Себастьян с Александром предпочли лечь одетыми во дворе, на деревянных скамьях под охраной Солиманова.

«Я знаю величайший секрет в мире, — подумал Себастьян, — и вот как бродяга ворочаюсь на лавке в какой-то богом забытой дыре». Мысль вызвала у него смех. А вспомнив, что когда-то он уже пытался отправиться на Восток за другими секретами, засмеялся еще громче, разбудив Александра. Тот поднял голову и спросил отца, что его так развеселило.

Наконец они заснули.

— А теперь? — не без некоторой иронии спросил утром Себастьян у сокрушенного Солиманова, когда они все втроем позавтракали круглой плоской черной лепешкой и чашкой чая, тоже черного, который по крепости вполне сгодился бы для чистки орудий в кузнице Вулкана; впрочем, это питье служило скорее утренним ополаскиванием зубов.

Себастьян и Александр, отлежавшие себе все бока, были совершенно разбиты, довольно растрепаны и в несвежей до неприличия одежде. Рубашки выглядели ничуть не чище чулок. Что касается обуви, то ее смело можно было выбрасывать.

— Боюсь, граф, нам придется вытерпеть еще несколько испытаний, — сказал Солиманов. — Надо добраться до Амударьи, потому что даже думать нечего пересечь пустыню Каракумы. А река донесет нас почти до Мазар-эль-Шарифа, и оттуда, по одной из афганских долин, мы сможем добраться до Пушапура,[50] где вас будут ждать.

Он наклонился и камешком начертил на земле примитивную карту.

Себастьян изучил ее и спросил:

— Как вы рассчитываете добраться до Ходжейли?

— В кибитке, граф. Это единственное средство доставить ваш багаж, — ответил Солиманов, казавшийся все более смущенным. — Разве что нанять верблюдов, но это будет гораздо дольше.

— Сколько времени займет переход?

— Если в кибитке, то не меньше двадцати дней, учитывая остановки на привал.

Двадцать дней трястись в повозке! Не может быть! О чем думали Засыпкин и Банати в своих удобных кабинетах? Ведь он же забрался в самое никуда. Вернуться тем же путем сейчас было бы ничуть не легче, чем двигаться вперед, но намного унизительней. Александр всматривался в его лицо; за все это время юноша не проронил ни одной жалобы, очевидно считая, что негоже показать себя менее стойким, чем отец. Но он тоже был растерян.

— Когда доберемся до места, будем выглядеть как настоящие оборванцы, — заметил Себастьян.

— Граф, — заявил Солиманов, — при караван-сарае есть баня. Она не такая изысканная, как в Одессе, но, в конце концов, там можно помыться. Если позволите, я бы вам еще предложил одеться по-нашему. Будет удобнее в пути.

Себастьян и сам уже об этом подумывал.

— Пока вы будете в бане, — продолжил Солиманов, — я могу купить вам одежду.

Себастьян кивнул и достал из кошелька три золотые монеты. Солиманов рассмеялся. Такой суммы, объяснил он, хватит, чтобы одеть несколько семей. Проводник взял одну монету и ушел.

В напоминающей ад парильне при прачечной, где жар поддерживался пылающим углем, в обществе людей с бледными телами и черными лицами, выскочивших, казалось, из самого чрева земли, Себастьян и Александр, сидя голышом, ждали своего проводника и надеялись, что их доверие не будет обмануто. Взгляды, которых они удостоились, когда вошли сюда, словно Данте и Вергилий в седьмой круг ада, не слишком-то их успокоили, но все же они изобразили непринужденность. Бутылки на лавках, принесенные с собой другими купальщиками, если к ним приложимо это слово, свидетельствовали о том, что трезвость здешней клиентуры была весьма относительной. Себастьян не сводил глаз со своего кинжала, шпаги и кошелька; два первых предмета послужили бы защите его самого и его сына в случае стычки, а что касается третьего, то он позволил бы им выпутаться даже в растерзанной одежде.

Какой-то толстощекий здоровяк с повязанным на пузе полотенцем, обильно потеющий, неуклюже приблизился к ним на медвежьих ногах, смерил взглядом и обратился по-русски:

— Вы откуда?

— Из цивилизованных мест, — ответил насмешливо Себастьян. — А вы?

— Из гарнизона. Я здешний комендант. Капитан Астахов. Мочи уже нет терпеть собственный запах. Куда направляетесь?

— В Индию, — ответил Себастьян, заметив про себя, что хоть у кого-то тут есть некоторый нюх.

— Значит, собираетесь пройти через Афганистан?

Себастьян кивнул. Незнакомец выразил удивление, если не недоверчивость.

— Охрана у вас есть?

— А разве нужна охрана, чтобы пересечь Афганистан? — спросил Себастьян.

Тут военный громогласно расхохотался.

— Да легче через преисподнюю пройти, чем без вооруженной охраны через Афганистан. Там же сплошь разбойничьи шайки!

Александр не понимал по-русски, но по выражению лица Себастьяна понял, что тот услышал что-то досадное.

— Сами-то вы вооружены? — спросил Астахов.

Себастьян показал на свою шпагу. Русский сочувственно вздохнул.

— Я граф де Сен-Жермен, а этот молодой человек — князь Полиболос, — сказал Себастьян. — Как же, по-вашему, можно пересечь Афганистан?

Астахов наморщил лоб, глядя на своего собеседника.

— Где вы откопали того туркмена, которого я видел недавно? Похоже, он у вас проводником?

— Нам его выделило правительство России.

Русский опять наморщил лоб. Глубоко вздохнул, вытер рукой заливавший глаза пот и через какое-то время опять заговорил:

— В какое место направляетесь?

— В Пушапур, через Мазар-эль-Шариф.

Русский изумленно покачал головой. Если бы Себастьян объявил ему о намерении добраться до Луны на спине единорога, вряд ли это удивило бы его больше.

— Вы никогда туда не доберетесь, — сказал капитан убежденно. — Я могу вам дать трех солдат из моего гарнизона. Вооруженных хорошими немецкими ружьями. Они тут со скуки помирают. И от безделья. Так что только рады будут прикончить парочку-другую разбойников. Заплатите им прибавку к жалованью.

«И не только им, — подумал Себастьян, — наверняка придется заплатить и их командиру».

— Сколько им платят? — осведомился он.

— Три копейки в день.

Сумма была столь ничтожна, что Себастьян не удержался от смеха. Три копейки в день, чтобы удержать душу в теле да еще и обороняться! Все речи Общества друзей и восемь его заповедей тихо рассыпались в прах.

Астахов обладал похвальным практическим чутьем.

— Вы должны понять, что вам понадобится добрых двадцать дней, чтобы добраться до Ходжейли, неделя, чтобы подняться по Амударье, и еще одна до Мазар-эль-Шарифа. Итого тридцать четыре дня, а то и все тридцать пять, стало быть, на троих триста пятнадцать копеек туда и столько же обратно. То есть шесть рублей тридцать копеек.

Себастьян кивнул. Вот, значит, к каким экономическим расчетам свелись великие замыслы Бестужева-Рюмина, Засыпкина и Банати. Он с иронией вспомнил разглагольствования этого последнего о великой шахматной доске. В своих оценках длительности путешествия сардинец явно дал маху.

И Себастьян задумался, сможет ли посланец царя Холькара, который должен ждать их в Пушапуре, сообразить, что они не поспеют к назначенному сроку.

— К тому же вы заплатите за порох и пули, — добавил военный. — Десять копеек один заряд. Не говоря о месячном провианте на восьмерых человек. И не забудьте о воде.

Себастьян стряхнул каплю пота с кончика носа.

— Золотой рубль вам, если и нам троим дадите ружья, — сказал он холодно.

Глаза Астахова блеснули, но все же он благоразумно не стал набивать цену.

— По рукам, — сказал капитан.

— По рукам.

Они скрепили сделку рукопожатием, и русский офицер, мокрый с головы до пят, вдруг вздрогнул от разряда, отчасти умышленного. Он выпучил глаза и вскрикнул: