— В свое время один американский индеец предрек мне, что раз я спас жизнь, то их у меня будет две. А не так давно Александр заявил, что хочет стать мной.

— Понимаю, куда вы клоните, — сказал Александр весело.

Это разрядило обстановку, до этого, быть может, слишком уж торжественную.

Три дня спустя Лондон ошеломила весть о падении Маастрихта, осажденного войсками маршалов Сакса и Левендаля. Сдача крепости произошла на следующий день после возвращения Себастьяна; он увидел в этом предзнаменование. Беспорядочная политика и необузданные капризы правителей Австрии, Англии, Соединенных провинций и России привели к катастрофе. Себастьян еще раз убедился, что, оставаясь на службе у Засыпкина при посредничестве Банати, он лишь закрепит за собой подчиненную роль: у него никогда не будет решающего голоса.

Он был обескуражен. Прошло несколько недель, в течение которых он наблюдал за учебой Александра и обсуждал с Соломоном их собственные дела. Ему хотелось возобновить исследование иоахимштальской земли, но главный ее запас находился в подвалах Нюрнбергского банка, а шкатулка с фунтом вещества — в тайнике его особняка на Херренгассе в Вене.

Так что в итоге Себастьян опять вышел в море и через неделю благополучно достиг Нюрнберга. Он заказал еще один обитый свинцом ларец, поместил туда целых три фунта таинственной земли и пустился в обратный путь. Трясясь в почтовой карете, он подумал, что неудобно держать часть своих вещей и книг в Вене, а другую в Лондоне; неплохо бы иметь собственное пристанище, где все это можно было бы объединить. Во Франкфурте Себастьян справился у бургомистра, не продаются ли поблизости какие-нибудь имения. Ведь, в самом деле, Франкфурт находился на разумном расстоянии и от Соединенных провинций, и от Англии, и от Франции с Австрией. Бургомистр сообщил, что герцог Вильгельм Гессен-Кассельский действительно желал бы продать участок земли и леса неподалеку, вместе с расположенными там же маленьким замком и фермой.

Себастьян написал владельцу, и тот, прислав нарочного, любезно попросил навестить его в замке Ганау близ Франкфурта.

— Граф де Сен-Жермен! — воскликнул сердечно герцог, когда дворецкий провел Себастьяна в парадную гостиную замка. — Боже, какая честь, сударь. Мои венские друзья, князь фон Лобковиц и многие другие, говорили мне о вас столько лестного! Будучи в Вене, я надеялся встретить вас, но мне сказали, что вы уехали на Восток.

— Сожалею, что разминулся с вами, — ответил учтиво Себастьян. — Я около двух лет провел в Индии.

— В Индии! С каким удовольствием я бы услышал от вас об этом путешествии!

Герцог пригласил Себастьяна отобедать, а потом и погостить в замке, заявив, что они завтра же могли бы посетить на досуге усадьбу и выставленные для продажи земли.[57] Слугам было приказано доставить багаж графа из франкфуртской гостиницы.

Себастьян принял знаки этого высокого благорасположения с неизменной любезностью и в тот же вечер отужинал в обществе самого герцога, его супруги, детей, родственников и ближайших вассалов. Но когда после ужина по приглашению Вильгельма Гессен-Кассельского мужчины расположились в библиотеке, чтобы выкурить сигару или выпить горячего шоколаду, а если угодно, то насладиться и тем и другим, хозяин дома вдруг завел раздраженную речь о неоднократных неудачах союзников.

— О чем сокрушается ваше высочество, если не о безумии властителей этого мира? — неожиданно спросил Себастьян.

Растерянное молчание воцарилось среди присутствующих.

— Что же происходило за последние годы на наших глазах, ваше высочество? — продолжил Себастьян звучным голосом. — Я прошу вас внимательнее вглядеться в это. Шесть лет назад курфюрст Баварский, одержимый иллюзией столь же грандиозной, сколь и пустой, но поддержанный своими придворными и несколькими соседними государями, решил, что Мария-Терезия Габсбургская — всего лишь вздорная матрона, которой надо бы почаще ходить к вечерне, нежели цепляться за австрийский престол, что превосходит ее возможности и не подобает презренной женской природе. Разумеется, он полагает, что трон должен отойти ему как несомненная собственность Виттельсбахов. Он тотчас же провозглашает себя эрц-герцогом Австрийским, а потом, упиваясь от ужина к ужину отсутствием возражений, королем Богемии.

Опять молчание, на сей раз испуганное, встретило эти провокационные речи. Однако герцог выслушал их совершенно невозмутимо. Себастьян продолжил, держа сигару в руке:

— Двадцать первое января тысяча семьсот сорок второго года — помните? — при молчаливой поддержке других немецких князей, опьяненных или приятно возбужденных этой авантюрой, а также Англией, которая не слишком-то разбирается в делах на континенте, но считает, что обеспечит себе союзника в непрекращающейся войне, которую ведет в Европе, он коронуется в Праге императором под именем Карла Седьмого. Безрассудный шаг: так он требует себе трон Габсбургов.

Все взгляды обратились к герцогу: он был одним из сторонников Карла VII. Но герцог Вильгельм Гессен-Кассельский преспокойно потягивал свой шоколад. Себастьян вопросительно посмотрел на него:

— Должен или могу ли я продолжать, ваше высочество?

— Ваша щепетильность оказывает мне честь, но ваша самоцензура меня бы огорчила, — ответил герцог.

— Покорнейше благодарю. Императрица, какою бы женщиной она ни была, бьет тревогу и приказывает своим войскам вторгнуться в Баварию. Мюнхен, столица курфюрста, пал в самый день его коронации. Карл Седьмой не надолго пережил свои иллюзии: двадцать девятого октября тысяча семьсот сорок четвертого года он умирает. Его преемник, наученный этим горьким примером, отказывается от всяких имперских притязаний. Дело кажется закрытым. Ведь угроза, тяготевшая над троном Габсбургов, исчезла вместе с принцем-сумасбродом. Все должно вернуться к status quo ante. Увы, Австрия отныне ведет себя как держава, с которой надо считаться. А Пруссия ничего и слышать об этом не хочет. Так начинается война за Австрийское наследство.

Присутствующие не проронили ни слова, завороженные дерзкой откровенностью гостя. Не оскорбится ли герцог и не прогонит ли наглеца? Может, даже велит арестовать?

Ничуть не бывало: герцог поставил свою пустую чашку и спокойно сказал:

— Вы правы, граф. Я был из тех, кто поддерживал Карла Седьмого. И раскаиваюсь в этом. Здесь это ни для кого не секрет. Я недооценил Марию-Терезию. Но расскажите нам, что было дальше и что вы об этом думаете.

Это был приказ. Герцог сам налил шоколаду в чашку оратора.

— Образуются партии, подхлестываемые соперничеством. Франция, которая ненавидит Англию, странным образом принявшую сторону императрицы, после того как поддерживала узурпатора, пытается помешать вместе с Испанией гегемонии Марии-Терезии над Австрийской империей. Принц Оранский, который терпеть не может Испанию, принимает сторону императрицы. Фридрих Второй Прусский, всегда готовый ненавидеть кого-нибудь, объявляет себя врагом Марии-Терезии, у которой надеется оттягать Силезию. Россия, которую тревожит усиление как Австрии, так и Пруссии, ищет союзников, чтобы противостоять победам Фридриха и внезапному могуществу Австрии.

Себастьян сделал паузу и обвел присутствующих взглядом.

— Каков же результат всего этого? — заключил он. — Набат гремит по всей Европе. Семь лет сражений. Союзы заключаются и расторгаются по воле и прихоти министерских канцелярий. Это безумие, неуклонно ослабляющее нации. И в конце концов оно станет не менее отвратительным, чем схватка мертвецов, дерущихся на кладбище из-за могилы.

Послышались недовольные восклицания одних. Другие подавленно молчали. Услышанное опрокидывало все их убеждения. А самым худшим было, что герцог — сам герцог! — признавал правоту Сен-Жермена. Гости ерзали в креслах, вытирали лица, поправляли парики.

— Герцог оказал мне честь, спросив меня, есть ли лекарство от этого. Да. Оно столь очевидно, что никто его не замечает. Это мир. Мир любой ценой.