— Но откуда вы все это знаете? — спросила пораженная принцесса Анхальт-Цербстская. — Можно подумать, что вы лично были с ним знакомы.

— Это было всего два века назад, — ответил Себастьян с улыбкой.

Тут прибыл господин Кло дю Кене и объявил, что их милости могут занять помещения.

— Коли так, соблаговолите послать слуг, чтобы они помогли нашим лакеям с багажом, — распорядился Себастьян.

Потом пошел удостовериться, что каждого гостя устроили с удобствами.

Сидя в затхлой и холодной, как погреб зимой, гостиной, принцесса Анхальт-Цербстская воскликнула, кашляя в облаке пыли, но смеясь:

— Боже, граф, можно подумать, что вы хозяин дома!

Пока лакеи занимались обустройством своих господ, Себастьян справился о гастрономической службе, однако таковой, собственно говоря, тут не было вовсе. Челядь, приставленная сторожить замок, пользовалась уголком кухни, расположенной четырьмя этажами ниже, чтобы сварить себе похлебку с капустой или репой, а по праздникам, если повезет, с какой-нибудь птицей. Но зима еще не окончилась: огород был пуст, птичник тоже.

Благодарение небу, Джулио, добросовестный слуга, также почуял бедствие и три часа спустя вернулся из Шоле с корзинами, набитыми треской, форелью, каплунами, хлебом, вином, лавровым листом и гвоздикой, салом, сливками, маслом, сыром и прочими необходимыми покупками.

— Ну что ж, — весело объявил Себастьян, — я принимаюсь за стряпню!

Его спутники, охваченные любопытством, последовали за ним и, приняв участие в игре, тоже повязали передники. Себастьян взял на себя обязанности шеф-повара, барон фон Глейхен объявил себя поваренком, а маркиза д'Юрфе горе-кухаркой. Принцесса Анхальт-Цербстская, веселившаяся, словно сбежавшая с уроков школьница, представилась принцессой де Крути-Вертел. Кухонная обслуга оторопело глазела на них. Наконец на огонь были поставлены три нафаршированных хлебом и салом каплуна, и граф де Сен-Жермен торжественно объявил составленное им меню: филе форели на гренках с белым соусом, фаршированный каплун в собственном соку с картофелем и салатом из бланшированной капусты. Себастьян долго ломал себе голову насчет десерта и в конце концов сумел предложить только слегка поперченные и подслащенные медом ломтики моркови, которые карамелизировал в печи.

Тем временем госпожа де Жанлис велела вставить свечи в подсвечники, почистить стулья, установить стол в наименее холодном зале малых покоев и набрать посуды для трапезы; впрочем, понадобилось сперва вымыть ее в воде с уксусом, поскольку вся она была пыльной и жирной. Поскольку хрусталь так и не нашли, то пили из своих дорожных стаканчиков.

Наконец все расселись за столом в веселом беспорядке.

— Никогда так не развлекалась в королевском замке, — заявила маркиза д'Юрфе.

— Это потому, что король — не граф де Сен-Жермен, — сострила принцесса Анхальт-Цербстская.

— Я был философом и вот стал трактирщиком, — сказал Себастьян.

— А я кручу вертел! — засмеялась принцесса.

Языки развязались.

— Думаю, что новость о нашем переселении вскоре достигнет Версаля и нас обязательно навестят.

— Кто же? — спросил барон фон Глейхен.

— Давайте поспорим, — предложила госпожа де Жанлис.

— Диана де Лораге, — сказала маркиза д'Юрфе.

— Нет, она ни за что на свете не расстанется с королем, — заметила госпожа де Жанлис. — Уж скорее сюда явится Берье:[65] он же ухо маркизы. А она должна забеспокоиться из-за нашего внезапного отъезда.

Барон фон Глейхен фыркнул. Себастьян слушал, все больше удивляясь этим отголоскам придворной жизни, похожей на осиный рой. Ему вспомнился совет, данный сперва Бель-Илем, потом баронессой Вестерхоф: любой ценой сохранять расположение короля. В этой адской неразберихе монарх был единственной незыблемой точкой и подлинным средоточием власти.

Вдруг Себастьян почувствовал, что ему стало не хватать баронессы. Вот было бы хорошо, если бы она появилась здесь благодаря какому-нибудь волшебству и ее свет — свет северной звезды — наполнил бы его комнату сегодня вечером.

Сотрапезники продолжали заключать пари и сошлись на том, что, возможно, и Анна де Роман[66] в конце концов приедет в Шамбор.

— Кто она? — осведомился Себастьян.

Госпожа де Жанлис объяснила ему, что эта дама — одна из любовниц короля. Себастьян не смог скрыть удивления. Она улыбнулась.

— А вы думали, он хранит верность маркизе?

— Разве не он сам возвел ее в ранг «приближенной дамы»?

— Король верен только самому себе, — ответила она. — Вы не слышали про Олений парк?

— Нет.

— Вы ведь были на Востоке, не так ли?

— Да.

— Разве тамошние князьки не содержат гаремы для своих любовных утех? Ну так у нас это называется Оленьим парком.

Себастьян побоялся показаться простаком и удовлетворился тем, что удивленно вскинул брови.

— И что бывает, когда рождается ребенок?

— Король либо признает его, либо нет, а барышню чаще всего выдают замуж за какого-нибудь придворного холостяка.

— А ее родители?

— Соглашаются. Они уверены, что для их дочери это гораздо более выгодная партия, нежели с ровней.

В итоге спорщики определили, что ставкой будет дюжина бутылок хорошего анжуйского вина, и на этом ударили по рукам.

Но вечером, лежа один в своей постели, Себастьян не смог отогнать от себя мысль об Оленьем парке. Сходство между девушками, ожидавшими прихоти короля, и Исмаэлем Мейанотте было неизбежным и нестерпимым.

Для всех этих королей юность была лишь лакомой плотью — «постельным мясом».

И вот теперь он перешел в другой лагерь. Но в самом ли деле перешел?

На следующий день Себастьян решил наглядно засвидетельствовать, что способен придать заурядным тканям необычайный блеск, отличавший образцы, показанные Мариньи. Встав рано поутру и приведя себя в порядок, он понес выданные ему три куска материи и шкатулку с иоахимштальской землей в предполагаемую мастерскую, которая на самом деле оказалась бывшим сараем для конской упряжи рядом с конюшнями. Имелся там только старый чан, служивший для замачивания кож. И ни одного из обещанных учеников. Но это было даже к лучшему, поскольку Себастьян вовсе не собирался приобщать их к секрету; он решил, что покажет им только второстепенные детали процесса.

Однако ему не хватало ступки, нескольких литров уксуса и палок для вытаскивания намокшей ткани из чана, чтобы не прикасаться к ней руками.

Первый ученик явился около девяти часов; на самом деле это был молодой конюх. Себастьян поручил ему тщательно промыть чан, проконопатить и залить водой наполовину, а потом раздобыть ступку и пестик. Когда прибыл второй ученик, выяснилось, что это подручный замкового пекаря; Себастьян велел принести ему пять литров уксуса и крепкие палки пяти футов длиной, а потом натянуть в сарае веревку.

Все это заняло безумно долгое время. Вскоре после полудня Себастьян отослал учеников и замочил наконец первую штуку ткани — ситцевой — в чане, добавив уксуса для протравы и большую порцию мелко истолченной иоахимштальской земли. Около часа он энергично помешивал все это, потом достал ткань из чана, остерегаясь к ней прикасаться, дал стечь жидкости и растянул на веревке.

Оставив все как есть, взял шкатулку с землей и закрыл сарай на ключ. Обоих учеников он нашел снаружи.

— Как же мы научимся нашему ремеслу, если господин не показывает нам, что он делает? — спросил один.

Себастьян заподозрил, что Мариньи поручил им шпионить за ним.

— Пока я всего лишь совершенствую метод и не хочу обучать вас собственным ошибкам, — ответил он. — Вот когда удостоверюсь в успехе, тогда и научу вас всему, что нужно.

Этот чертов Мариньи никогда не узнает его секрет!

Слава богу, принцесса Анхальт-Цербстская с помощью Джулио и при участии других гостей позаботилась о пропитании. Себастьян смог наконец посвятить некоторое время своему туалету в импровизированной ванной комнате: уселся в большую лохань, которую велел установить посреди пустого и холодного зала. Джулио полил его теплой водой, поскреб спину, потом вытер.