Самому Сент-Экзюпери эта вынужденная посадка на желтые воды Меконга напомнила аварии в пустыне, прежнюю столь милую сердцу жизнь. Сидя, свесив ноги, на верхнем крыле гидросамолета, он предался своим воспоминаниям, то и дело перемешивая их, как обычно, с впечатлениями момента и более общими размышлениями. Спутник его был очарован. Затем Экзюпери запел одну из песенок своего детства, которые так любил, и, умолкнув, погрузился в глубокое раздумье. Это случалось с ним порой даже в присутствии кого-нибудь из приятелей.

Поездка в Индокитай ободрила Сент-Экса. Что до компании, то, надо думать, итоги поездки удовлетворили ее, потому что после еще ряда поездок в другие страны она предлагает Сент-Экзюпери проделать большое турне по всему средиземноморскому бассейну. Вместе с организатором турне Жан-Мари Конти он должен облететь на предоставляемом ему самолете типа «Симун» основные города бассейна: Касабланку, Алжир, Тунис, Бенгази, Каир, Александрию, Бейрут, Дамаск, Анкару, Стамбул, Афины, Рим — и выступить с лекциями о почтовой и гражданской авиации.

Конти должен был произносить вступительное слово, Сент-Экзюпери предстояло рассказывать об истории Линии, о ее героях. Это было не легко для него. Он не любил больших аудиторий и не чувствовал себя лектором. Вот рассказывать в дружеской компании — другое дело. Лекции, несмотря на значительный наплыв слушателей, едва окупали расходы по передвижению. К счастью, Сент-Экс и Конти обедали в большинстве случаев у городских властей, где Антуан снова становился остроумным и блестящим рассказчиком.

Путешествие то и дело приводило к грустным или забавным приключениям, вызванным подчас недоразумениями. И это не удивительно в условиях нашего века, где люди разделены границами, несхожими правилами и порядками, принципами, предубеждениями.

В Турции после перелета границы Сент-Экс совершает вынужденную посадку в пустынной местности. Самолет выкрашен в красный цвет — и летчиков принимают за большевиков. Не будучи в состоянии сговориться с жандармами, Антуан и Конти с помощью одного крестьянина удирают на розыски компетентных властей. С трудом им удается избежать тюрьмы и получить необходимую 'помощь, чтобы продолжать свое путешествие.

Лекция в Риме по настоянию французского посла отменяется. Отношения между Францией и Италией натянуты до предела. Муссолини заявляет претензии на Корсику и Ниццу. В итальянской прессе и парламенте поджигатели войны ведут яростную кампанию против Франции. Возвращаясь из Афин в Париж, Сент-Экзюпери вынужден все же для заправки горючим совершить посадку в Бриндизи, но все обходится благополучно.

По возвращении из поездки вокруг Средиземного моря Сент-Экзюпери проводит несколько дней в Марокко, где снимается в фильме. Да, да, в экстерьерах дублирует героя фильма, так как Бийон ставит «Почту-на Юг» с Дженни Хольт и Пьером-Ришаром Вильмом в главных ролях — ив сценах полета Вмльма — Берниса заменяет сам Сент-Экс!

В апреле 1935 года Сент-Экзюпери едет в качестве журналиста от газеты «Пари суар» в СССР. Поездка эта не была подготовлена, и Сент-Экзюпери согласился на нее только ввиду большого интереса к советскому опыту. Вследствие условий, в которых протекало это путешествие, Антуан, к своему глубокому сожалению, мог очень мало увидеть и даже не попал во время первомайской демонстрации на Красную площадь, так как французское посольство не успело заблаговременно предупредить власти о его прибытии, да и в СССР в то время его еще никто не знал. Встречавшийся с ним в аэроклубе в Париже после возвращения Антуана из России советский летчик Л. П. Василевский, находившийся проездом во Франции, вспоминает о том, что Сент-Экзюпери еще был полон впечатлений и старался узнать как можно больше от своего собеседника о жизни в России. Л. П. Василевский свидетельствует, что нашел в нем вдумчивого собеседника, ничуть не поддавшегося впечатлению от всяких неправдоподобных россказней, имевших тогда большое хождение на Западе.

Сент-Экзюпери опубликовал в «Пари суар» ряд репортажей, но, доверяя лишь собственным впечатлениям и, как всегда, доискиваясь в любой обстановке и о любых обстоятельствах того, что он принимал за духовную сущность, он очень мало говорит о материальной стороне развития страны, о жизни в ней, да и, возможно, сам поверхностный характер газеты, для которой он писал и которая с предвзятостью относилась к Советской стране, вряд ли располагал писателя к откровенности. В таком мнении нас утверждает настроенность Сент-Экзюпери, выразившаяся, в частности» в заключительной главе «Земли людей», наброски для которой были сделаны им в поезде по пути в СССР. Там он упоминает о польских шахтерах, изгнанных из Франции в результате забастовки. Наибольший интерес в его московских очерках представляет зарисовка уходящего мира. Поистине он вытаскивает на свет божий музейные экспонаты. И в мягком юморе его столь непосредственного повествования можно легко различить едва скрытую насмешку над теми, кого он поехал представлять как журналист.

«Удостоверившись, что это и есть тридцатый номер, останавливаюсь напротив большого грустного дома. Сквозь ворота замечаю вереницу дворов и строений. Вход в Сальпетриер производит не более тоскливое впечатление. Это настоящий муравейник, составляющий часть отмирающей Москвы. Вскоре его снесут и воздвигнут на его месте высокие белые дома.

За несколько лет население Москвы возросло на три миллиона. И вот они ютятся в квартирах, разделенных перегородками, в ожидании новых домов, где они будут жить.

Это организуется просто. Группа преподавателей истории, к примеру, или группа краснодеревцев образует кооператив. Правительство дает ссуду, погашаемую ежемесячно. Кооператив заказывает постройку государственной организации. Каждый уже выбрал себе квартиру, обои, обдумал будущее устройство. И каждый теперь терпеливо ждет в грустных комнатках, в этой передней жизни, потому что она — временная.

Новый дом растет уже из земли...

И они ждут, как часто ждали пионеры-строители в необжитых странах.

Я успел познакомиться с современными квартирами, где индивидуальная жизнь вновь обретает окраску. Но я хотел посмотреть собственными глазами на еще многочисленные трущобы времен мрачного прошлого. Поэтому я и прогуливался неслышно, как тень вдоль этого тридцатого номера. Я еще немного верил в «агентов», следующих за иностранцами по пятам. Я боялся еще, что они возникнут передо мной и преградят мне путь к государственным тайнам СССР. Но я прошел в ворота совершенно свободно. Никто не обратил на меня внимания. Никто угрожающе меня не окликнул. Оказавшись в муравейнике, я показал первому встречному листок, где я старательно записал адрес и имя лица, которое я хотел застать, хотя лицо это и не подозревало о моем существовании:

«Где живет мадемуазель Ксавье?»

Первая встречная оказалась расплывшейся теткой, которая немедленно прониклась ко мне симпатией. Она захлестнула меня словами, из которых я ничего не понял. Я не знаю русского.

Я смущенно заметил ей это, на что она разразилась потоком дополнительных объяснений. Не осмеливаясь ранить столь любезное существо попыткой к бегству, я дотронулся до своего уха и показал женщине, что ничего не понимаю. Тогда она решила, что я глухой, и возобновила свои объяснения, крича их; вдвое громче.

Мне осталось лишь понадеяться на счастье и, поднявшись по первой попавшейся лестнице, позвонить в любую дверь. Меня провели в комнату. Человек, открывший мне дверь, спросил меня по-русски. Я ответил ему по-французски. Он долго рассматривал меня, затем повернулся и исчез. Я остался один. Вокруг я заметил груду вещей: вешалку с несколькими пальто и фуражками, пару туфель на шкафу, чайник на чемодане. Я услышал детский крик, потом смех, потом патефон, потом скрип нескольких дверей, которые открывали или закрывали в чреве жилища. А я по-прежнему был один, словно взломщик, в квартире, где я никого не знал. Наконец человек вернулся. Его сопровождала женщина в фартуке, которым она вытирала с рук хлопья мыльной пены. Она обратилась ко мне по-английски, я ответил по-французски. Мужчина и женщина погрустнели и снова исчезли за дверью. Я услышал, что они советуются. Шум усиливался.