Я снова посмотрела на Орму — он теперь разглядывал землю под ногами так, будто что-то потерял. Мне подумалось, что он, должно быть, выронил монету, но нет.

— Куда она делась? — спросил Орма.

Девочка пропала.

— Что она тебе дала?

Не ответив, он надежно упрятал золото под шерстяной траурный дублет, на секунду открыв взгляду шелковую рубашку под ним.

— Ладно, можешь не говорить.

Он поднял на меня озадаченный взгляд.

— У меня и не было такого намерения.

Я медленно вдохнула, чтобы не сказать чего-нибудь резкого. В этот самый миг на Соборном мосту вспыхнуло странное волнение. Я посмотрела в сторону, откуда раздавались крики, и внутренне похолодела: шестеро бандитов с черными перьями на шляпах — Сыны святого Огдо — прижали какого-то беднягу к перилам моста. На шум со всех сторон стекались люди.

— Давай побудем внутри, пока все не уляжется, — предложила я, хватая Орму за рукав, но было слишком поздно. Он заметил, что происходит, и поспешил вниз по ступеням, направляясь к толпе.

Несчастный, которого окружили, оказался драконом. Я заметила блеск его серебряного колокольчика еще от ступеней собора. Орма протиснулся сквозь толпу. Я старалась держаться рядом, но кто-то пихнул меня и вытолкнул на открытое пространство впереди, как раз там, где Сыны святого Огдо размахивали дубинками над головой скрючившегося саарантраса. Они читали из своего покровителя — я уловила «Проклятие Зверя»:

— «Прокляты будь глаза твои, червь! Прокляты будь руки твои, сердце твое, потомство твое до конца дней! Всесвятые да проклянут тебя, Око Небес да проклянет тебя, каждая змеиная мысль твоя да обернется на тебя самого проклятием!»

Когда я увидела лицо дракона, мне стало его жаль. Это был новичок, только что перекинувшийся: худой, неухоженный, весь какой-то угловатый и еле фокусирующий взгляд. На желтоватой скуле его распухла серая шишка.

За спиной у меня выла толпа — волк, готовый вгрызться в любую кровавую кость, что им бросят Сыны святого Огдо. Двое достали ножи, а третий вытянул из-под кожаной куртки длинную цепь и угрожающе встряхнул за спиной, словно хвостом; цепь заскрежетала по камням моста.

Орма протиснулся туда, где саарантрас мог его видеть, и указал себе на серьгу, напоминая собрату, что делать. Новоперекинувшийся не шелохнулся. Тогда Орма потянулся к уху и включил свою.

Драконьи серьги — удивительные устройства, умеющие видеть, слышать и говорить на больших расстояниях. Саарантраи могли просить через них о помощи или находиться под контролем начальства. Орма как-то разобрал свои, чтобы показать мне их устройство; там был механизм, но большинство людей думали, что в серьгах скрывается что-то гораздо более зловещее.

— Это ты откусил голову принцу Руфусу, червь? — выкрикнул один из Сынов, мускулистый матрос, и схватил новоперекинувшегося за тощую руку, угрожая сломать ее.

Саарантрас дернулся в своей плохо сидящей одежде, и Сыны отпрянули, как будто из-под его кожи в любой момент могли вырваться крылья, рога и хвост.

— Соглашение запрещает нам откусывать людям головы, — сказал новоперекинувшийся голосом скрипучим, словно ржавые петли. — Но не буду притворяться, что забыл, каковы они на вкус.

Сыны были бы рады любому предлогу для того, чтобы избить саара, но тот, что он им дал, оказался настолько ужасным, что они на мгновение изумленно застыли.

А потом толпа с диким ревом ожила. Сыны ринулись на новоперекинувшегося и впечатали его в перила. Я успела заметить, как по его лбу заструилась серебристая кровь, но тут толпа сомкнулась вокруг меня, и я потеряла саара из виду.

Расталкивая людей, я принялась выискивать кустистые темные волосы и орлиный нос Ормы. Толпе, чтобы наброситься на него, только и надо, что разбить ему губу и заметить блеск его собственной серебристой крови. Я позвала его по имени сначала громко, потом очень громко, но в этом переполохе ему было меня не услышать.

Со стороны собора послышались крики; на площади раздался торопливый стук копыт. Зашумели волынки — наконец-то явилась стража. Сыны святого Огдо бросили шляпы в воздух и растворились в толпе. Двое прыгнули через перила моста; раздался одинокий всплеск.

Орма сидел на корточках перед помятым саарантрасом. Я бросилась к нему против течения разбегающейся толпы. Обнять не осмелилась, но облегчение мое было так велико, что я опустилась на колени и взяла его за руку.

— Спасибо Всесвятым!

Орма стряхнул мою руку.

— Помоги мне поднять его, Серафина.

Я перебралась на другую сторону и взяла новоперекинувшегося под руку. Он тупо уставился на меня; голова перекатилась на мое плечо, вымазав мне накидку серебристой кровью. Я затолкала отвращение в глубь сознания. Мы подняли раненого саара на ноги и поставили прямо, но он отмахнулся от нашей помощи и встал, покачиваясь на морозном ветерке.

Капитан стражи, принц Люциан Киггс, шел к нам, и люди расступались перед ним, будто волны перед святой Фионнуалой. На нем по-прежнему было траурное белое облачение — короткий плащ с длинными широкими рукавами, но горе на лице принца уступило место показательному раздражению.

Я потянула Орму за рукав.

— Пойдем.

— Не могу. В посольстве зафиксировали сигнал с моей серьги. Нужно оставаться рядом с новоперекинувшимся.

Мне не раз приходилось видеть незаконнорожденного принца при дворе, но только издалека, в переполненных залах. Он имел репутацию проницательного и упорного следователя, все время работал и не был столь же общителен, как его дядя Руфус. Он не был и столь же красив — никакой бороды, увы — но, увидев его вблизи, я почувствовала, что ум, которым светились его глаза, с лихвой восполнял этот недостаток.

Я отвернулась. Псы небесные, у меня все плечо в драконьей крови!

Принц Люциан не обратил внимания на нас с Ормой и, тревожно хмуря брови, сказал новоперекинувшемуся:

— У вас кровь!

Тот поднял голову, давая себя осмотреть.

— Все не так страшно, как выглядит, ваша светлость. В человеческих головах очень много кровеносных сосудов, которые легко лопаются…

— Да-да. — Принц, прищурясь, поглядел на рану и жестом приказал одному из своих людей поторопиться с водой и чистой тканью. Новоперкинувшийся открыл флягу и вылил воду прямо себе на голову. Она бесполезными ручейками потекла вниз, намочив ему камзол.

Святые на Небесах, он сейчас заработает обморожение, а сливки гореддской знати стоят вокруг и ничего не делают… Я выхватила тряпку и флягу из рук покорного саара, смочила ткань и показала, как промокать ею лицо. Он последовал указаниям, и я снова отступила назад. Принц Люциан сердечно кивнул в знак благодарности.

— На редкость очевидно, что вы новичок, саар, — сказал принц. — Как вас зовут?

— Базинд.

Больше похоже на отрыжку, чем на имя, подумалось мне. В темных глазах принца, конечно, светилась жалость пополам с отвращением.

— Как все началось?

— Не знаю, — ответил Базинд. — Я шел домой с рыбного рынка…

— Новичкам не следует ходить по городу одним, — перебил принц. — Полагаю, в посольстве вам это предельно четко объяснили?

Я посмотрела на Базинда, наконец обратив внимание на его одежду: камзол, короткие штаны, знаки, говорящие сами за себя.

— Вы потерялись? — предположил Люциан. Базинд пожал плечами. Принц продолжил мягче: — Они за вами проследили?

— Я не знаю. Я размышлял о приготовлении речной камбалы. — Он потряс перед лицом принца сырым свертком. — А потом меня окружили.

Принц Люциан уклонился от пахнущей рыбой бумаги, но нити допроса не потерял.

— Сколько их было?

— Двести девятнадцать, хотя, возможно, кого-то я мог не видеть.

У принца отвисла челюсть. Судя по всему, он не привык к разговорам с драконами. Я решила вывести его из затруднения.

— Сколько из них было с черными перьями на шляпах, саар Базинд?

— Шесть, — ответил тот, моргая, будто стараясь привыкнуть к тому, что у него только два века.

— А вам удалось их разглядеть, Серафина? — спросил принц. Мое вмешательство принесло ему видимое облегчение.