Марина дыхание перевела. Оказывается, задерживала. Точно вся замерла. Повела плечами, сбрасывая эти ощущения. Вера Михайловн уже достала две папки из шкафа - видимо те, о которых Миша и спрашивал. И вернулась к своим делам, кажется, не замечая ступор Марины. Взяв эти бумаги, она зашла в кабинет следом за Михаилом.

Он все еще с кем-то разговаривал, стоя у окна, и решал что-то о поставках. И все так же «бурлил». Она реально ощущала, как в Мише бушует решимость и энергия.

Стараясь передвигаться тихо, чтобы ему не помешать, Марина чуть ли не на цыпочках прошмыгнула к столу и оставила документы на столе. Развернулась, собираясь вернуться в приемную, решив, что сейчас Мише только помешает. Но не успела и шага ступить:

- Стоять.

Миша, оказывается, уже окончил свой разговор. Подошел к ней, опустил руку на плечо Марине, задержав.

- В сообщениях ты смелая, а тут, что-то, даже взгляд не поднимаешь. Боишься все-таки?

Марина удивленно обернулась, недоуменно уставившись в его напряженные глаза.

- Нет, мешать не хотела, - она тряхнула головой, словно в подтверждение своих слов. Сегодня Марине даже в голову не пришло собирать волосы. – Ты же занят…

Миша усмехнулся и будто бы расслабился. Во всяком случае, взгляд словно бы потеплел.

- Занят, - задумчиво повторил Миша. – Занят. Да я все время занят. И что теперь?

Он неожиданно наклонился и поцеловал ее приоткрытые губы. Коротко. Нежно. Рука Миши переместилась с ее плеча на затылок, и пальцы тут же начали перебирать ее волосы, словно он ими игрался.

И вдруг вся ее растерянность ушла. Вся суматошность утра стала далекой и неважной. И дождь за окном радовал не хуже, чем солнце. Все стало просто прекрасно. Замечательно. И настроение Марины тут же улучшилось. Она улыбнулась и обняла его, прижалась щекой к груди Миши, все-таки немного смущаясь.

- А давай сегодня снова вместе поужинаем? - легко потянув Марину за волосы, предложил Миша, заставив ее все же глянуть на него.

И снова поцеловал. Так же коротко. Но крепко. Резко выдохнул, отстраняясь. Обнял второй рукой, погладил плечо Марины.

- Давай!

Ее не надо было долго упрашивать. Может, Марина еще и не все до конца поняла, не знала точно, как ей себя вести и как стоит развивать их отношения, но упускать такую возможность не собиралась. Тем более, после вчерашнего разговора с мамой все-таки сделала вывод, что не следует бояться, а надо прислушиваться к себе. А ей очень хотелось провести вечер с Михаилом. Ведь так приятно быть с ним рядом. Привыкать к этим прикосновениям, его рукам, поцелуям, взглядам.

Потом, спустя время, Марина очень часто вспоминала этот вечер: в разговорах с врачами, Мишей, с милиционерами, наедине с самой собой. Все время задавалась вопросом: а могла ли она на что-то повлиять? Быть внимательней, закатить истерику, увидев, как отец садится за руль? Настоять на водителе?

Но ответа на эти вопросы не находила. По правде сказать, тот случай был не первым, когда отец садился за руль после алкоголя, хоть он вроде бы никогда не превышал определенной дозы. И вряд ли Марина могла бы это изменить. Более того, если откровенно, тогда она даже не обратила на это внимания, погруженная в свои мысли…

Сначала день рождения отца Миши собирались праздновать в ресторане, насколько знала Марина. С толпой гостей из числа знакомых, друзей и партнеров. Но из-за того, что пошатнувшееся здоровье ему пока так и не удалось поправить полностью, размах мероприятия сократили до семейного масштаба, пригласив только самых близких. Так что в гостях у Граденко собралось лишь две семьи старых друзей, а из «молодого» поколения - вообще были только сама Марина с Мишей. Сын второй пары – Нештенко, крестной Михаила - еще семь лет назад уехал учиться сначала в Польшу, потом перебрался в Англию, и в родной стране бывал очень редко, лишь в гостях, не планируя уже возвращаться. Так что вечер проходил тихо и спокойно. И единственная заминка возникла в самом начале: когда Миша, с которым Марина и рассталась-то лишь пару часов назад, подошел и уверенно, так как-то с полным правом, обнял и поцеловал ее. Ни от кого не скрываясь и не прячась. Да и тогда стушевалась одна Марина, впервые оказавшаяся в ситуации открытого проявления своих чувств. Ну, и те самые Нештенко удивились. Их же с Мишей родители отнеслись к ситуации как к должному, словно уже все знали и полностью одобряли. Да и самой Марине долго смущаться было некогда – все равно, когда ее целовал Миша, она обо всем как-то забывала, все становилось не таким существенным, важным и страшным.

Да и вообще, все ее ощущения и впечатления от этого вечера были какими-то сладко-туманными: когда просто все замечательно и нет разногласий. Все собравшиеся давным-давно знают друг друга, понимают все недосказанные шутки и веселые намеки. И все проходит легко, просто, весело настолько, что часов не замечаешь, они испаряются, улетают, словно минуты. Марина не смогла бы выделить что-то конкретное – она ощущала себя счастливой, свободной и любимой. Спокойной и уверенной в будущем.

Они с Мишей весь вечер просидели рядом, принимая участие в общей беседе и при этом успевая обсудить что-то, понятное только им двоим: и мелочи из офиса, и дорассказать истории, начатые на вчерашнем ужине, да так и не оконченные, из-за того, что не хватало времени, а тем всегда было много.

Первыми засобирались Нештенко, громко поражаясь, что уже начало первого ночи, а завтра, то есть уже сегодня, как ни крути, а надо выходить на работу. Засиделись и не заметили. Все шутя предложили устроить выходной, но потихоньку поднялись и пошли провожать. А потом решили ехать и ее родители, правда, Марина была занята разговором с Мишей и пропустила этот момент. Они отошли по террасе дальше, и хоть Марина слышала какие-то споры и разговоры, что вели родители, – в смысл не вслушивалась. Маме даже пришлось дважды окликать ее, чтобы привлечь внимание.

И не особо удивилась Марина, когда оказалось, что поведет отец. Честно говоря, в тот момент она не обратила на это внимания, пусть и видела за столом, что папа пил. Слишком уж была погружена в собственные переживания ощущений внимания Миши, его поцелуев, прикосновений. Даже сев на заднее сиденье их автомобиля, она еще чувствовала на своих плечах тепло его рук, его губы на своем лице.

В машине никто не разговаривал, все устали, наверное, потому ее никто не отрывал от счастливых раздумий. На дороге тоже было мало машин. Так что только стук капель слабого летнего дождя нарушал тишину в салоне.

Где-то на середине дороги, разминая затылок, пытаясь хоть как-то продержаться до дома, Марина случайно задела застежку сережки. И, ойкнув, наклонилась вниз, стараясь разглядеть, куда упало украшение. На ее вскрик обернулась и мама, но Марина, «нырнув» под сиденье, не отозвалась на вопрос: «что случилось?».

А уже через секунду вся эта медлительная и вязкая, даже чуть томная атмосфера – взорвалась… Раскрошилась на кусочки скрежетом металла и громким, пронзительным криком матери, почему-то оборвавшимся так же внезапно, как все и началось.

Удар.

Визг тормозов по мокрому асфальту.

Ругательства отца и его хриплый крик.

Грохот и страшная тряска машины.

И снова удар. Только куда более сильный.

Марина, совершенно ничего не понявшая, потеряла ориентацию, сильно ударившись лбом о переднее сиденье. Тут же, не успев сделать вдох, ее откинуло виском на боковую стойку автомобиля. Она не успела ни закричать, ни понять, что случилось, – на какое-то мгновение Марина просто отключилась от боли.

Голова раскалывалась, пульсировала. И сознание мучительно медленно пробивалось сквозь эту липкую, тягучую боль. Окружающая тишина показалась оглушающей после того грохота. Марина почти ничего не слышала, кроме собственного пульса. И правый глаз, почему-то, не удавалось открыть полностью.

- Мама? Пап? – голос был сиплым и каким-то словно чужим. Глухим.