Как он устал. Со дня аварии прошло два месяца, а казалось, что полжизни. И все было не так, как раньше. Не так, как он бы хотел или представлял себе.

Он ни разу не целовал ее за эти недели. Обнимал, поддерживал, давал опору и не позволял увернуться, заставлял что-то делать, держал за руку. Но не целовал. Несмотря на то, как этого хотел. Игнорируя то, что его к ней влечение и чувства никуда не делись. Закрывая глаза на собственное желание, скручивающее Михаила каждое утро и вечер, когда Марина ела, чаще всего, сидя у него на руках.

Его к ней чувства ни капли не уменьшились. Скорее наоборот. И потому, наверное, казалось куда более важным стабилизировать ее состояние, облегчить муку Марины. А какие-либо плотские поползновения на фоне ее горя казались ему совсем неуместными. Да и не собирался он использовать ее готовность сделать для него все. Тем более, что не мог разобрать – чего сама Марина хочет? И не пойдет ли у него на поводу лишь из страха, что Михаил уйдет, если она откажет?

Не знал он. Опыта такого не имел, да и спрашивать особо было не у кого. А Михаил очень старался не ухудшить ее состояние.

Но сейчас, в темноте, когда рядом никого не было, а Марина тихо спала, он не мог скрывать от самого себя притяжение к ней. И потребность в том, чтобы ощущать ее больше, ближе… Господи! Он тоже нуждался в отдыхе, передышке и какой-то отдушине. И именно Марина символизировала для Михаила это все. Но… Но.

Марина тихо вздохнула и перевернулась на бок, но так и не проснулась.

Михаил же просто сидел рядом. Он уже и позабыл, что на первом этаже ждет Костя и еще надо обсудить планы на завтра и условия Калетника. Все вылетело из головы. Зато вернулись мысли о дне рождения Марины, который прошел полтора месяца назад и который она просто не позволила никому праздновать. Почти в истерике отказалась от всего, не желая слышать ни о подарках, ни о каких-либо планах отметить. Впрочем, тогда ее желание все поняли. Еще и две недели со смерти матери не минуло, какой уж тут праздник? Хоть и шестнадцать.

Но вот сейчас Мише подумалось, что, может, ей пора встряхнуться? Встретиться с подругами, с которыми она все это время не встречалась? Вернуться к общению? Отпраздновать такую, достаточно значимую, дату? Возможно, это поможет ей вынырнуть из депрессии?

Такой план показался ему весьма неплохим, и Миша принялся обдумывать детали, откинувшись на спинку кресла.

А вот воплотить свой замысел Мише удалось лишь на следующие выходные. Да и то, не сказать, что все складывалось легко. И близко нет. Еще в начале недели его родители вдруг решили, что им следует хоть немного отдохнуть и сменить обстановку, учитывая состояние отца, и отправились в санаторий. Не то чтобы Михаил не был согласен с этим… просто теперь вообще все дома оставалось только на нем. И Марина… он не мог рисковать и оставлять ее одну без всякого присмотра. В то же время он не был уверен, что она уже готова возвращаться в его офис или в школу, хотя учебный год начался еще пару недель назад.

Возможно, из-за этого родители и уехали. Они настаивали, что Марине пора вливаться в привычную среду общения, ходить на уроки, встречаться с друзьями. Миша не думал, что она готова. Сама Марина относилась к любому варианту безучастно. А ее отец, за которым, по факту, и должно было бы остаться последнее слово, оставил это на усмотрение Миши. Крестный вообще после аварии устранился от семейных вопросов, интересуясь только бизнесом. Вот Михаил и принял решение, основываясь на своем мнении. И теперь допускал возможность, что родители хотели его подтолкнуть и не оставить выбора, создать условия, чтобы Марина вернулась к учебе.

Но Миша не поддавался на шантаж. Хорошо, возможно, она была и готова уже. А может, и нет. Он решил, что определится после «празднования» ее дня рождения. А пока договорился с приходящей помощницей матери, что женщина будет задерживаться в доме до его возвращения и приглядывать за Мариной. Не то чтобы это совсем позволило ему спокойно работать, но все же.

На организацию самого события времени так же едва хватало, а может быть, дело было в том, что и Марина не проявляла особого воодушевления, узнав о празднике. Вот и он не устраивал «фейерверка». Правда, Миша допускал, что тут дело может быть и в том, что он не предоставил ей выбора, просто сообщив о планах и попросив составить ему список с телефонами ближайших подруг. Крестного он также поставил в известность. Но отец Марины, который, несмотря на продолжающееся пребывание в больнице, уже вернулся к управлению бизнесом, хоть и с помощью заместителей, не изъявил желания покинуть больницу ради присутствия на дне рождения дочери. Хотя в четверг, за два дня до мероприятия, крестный позвонил Михаилу и попросил заехать.

- Я прошу тебя передать Марине мой подарок.

Крестный сидел в своем инвалидном кресле, глядя в окно на осенний парк, окружающий реабилитационный центр, где он находился последние две недели. Протез ноги был прислонен к кровати. Крестному пока было больно подолгу его использовать. Да и неудобно. Не привык еще.

Михаил промолчал. Не потому, что не собирался идти крестному навстречу в этой просьбе. Он просто устал. Устал от всего. И от слов в том числе. День был долгим, да и не только этот день. Так что силы приходилось экономить буквально на всем. Пройдя по палате, в которой отчего-то не был включен свет, Миша опустился в кресло для посетителей, у того же окна. Крестный чуть повернулся в его сторону, видимо, ожидая все же реакции.

- Передашь? – крестный чуть развернул свое кресло.

Миша кивнул:

- Ты вполне можешь это сам сделать. Я завтра привезу Марину к тебе, - предложил он негромко.

Крестный растянул губы в чем-то, что ранее было бы слабой улыбкой. Сейчас же заживающие рубцы превратили это скорее в гримасу.

- Нет. Отдашь ей в субботу. Или потом, как сам посчитаешь необходимым, - крестный кивком головы указал на небольшой журнальный столик, где лежала какая-то синяя папка, а поверх нее - два ключа на простом соединяющем кольце.

- Это что? – Михаил решил не спорить.

Он не совсем понимал, что происходило в отношениях этих двоих (точнее, после аварии там вообще ничего не происходило), но все еще надеялся, что со временем они найдут общий язык. А не будут просто продолжать игнорировать друг друга.

- Квартира. Я купил ей квартиру. Шестнадцать лет. И после всего… - Крестный помолчал, вновь отвернувшись к окну. – У нее должно что-то быть. Свобода, в какой-то мере.

Михаил с трудом удержался от ехидного комментария. Отдельное жилье в данный момент – наименьшее, в чем Марина нуждалась, по его мнению. Ей была необходима семья, отец, общение, чтобы хоть как-то преодолеть горе, которое заставляло ее все больше замыкаться в себе. Но вместо того, чтобы высказать свои мысли, да и не считая себя вправе поучать крестного, допуская, что это его способ попробовать найти тропку связи с дочерью, перед которой испытывал вину, он лишь просто протянул руку и взял документы.

- Это в твоем доме, Миша. На два этажа ниже твоей собственной квартиры.

Вот тут крестный повернулся лицом к нему и с какой-то неуверенностью посмотрел прямо:

- Если ты посчитаешь это неудобным на каком-то этапе, либо же ваши отношения станут иными, я прошу тебя просто помочь Марине тогда купить квартиру в ином месте, а эту продать. Просто… - Крестный умолк на мгновение и откашлялся. – Мне показалось, что вы… Что это будет неплохим подарком, - закончил он скомканно.

Михаил только кивнул, забрав папку и ключи. Что он мог сказать об их отношениях с Мариной сейчас? Они были ближе, чем когда-либо до этого, и при этом словно по разные стороны разлома, разделившего все на «до» и «после» аварии. Он не мог ни строить каких-либо планов на будущее, ни обсуждать это с кем-либо. Ни со своими родителями, ни с крестным. Единственное, что Михаил мог утверждать с уверенностью - он хотел, чтобы она была с ним. Постоянно. Всегда. Даже если это пока подразумевало совместные ужины и завтраки.