Я неторопливо осматриваю каждый дюйм его тела, пока он варит кофе, и, старась быть хорошей девушкой, начинаю массировать его твердые плечи.

Это длится недолго.

Он встает позади меня с чашкой кофе в одной руке и обнимает меня другой, любуясь Чикаго, как монарх, осматривающий свои владения. Я кладу голову ему на плечо и позволяю Малкольму слегка покачивать меня, пока мы смотрим на город. Город, мир, горизонт. Я чувствую, что часть этого уже его, но он хочет больше — все, что мы видим там, и еще то, чего видеть не можем.

И он сможет получить все, о чем мечтает.

Когда я иду наливать себе кофе, я замечаю новенькое, белоснежное и явно дорогое приглашение на кухонном островке рядом с одной из его связок ключей от машины. Оно гласит:

«Малкольм +1»

Я улыбаюсь, читая приглашение на один из самых грандиозных городских гала-концертов.

— Мы пойдем? — спрашиваю спину Сента.

— Разумеется. — Он ставит чашку с кофе в раковину и смотрит на меня, сдвинув брови. — С чего такая улыбка?

— Я просто подумала, что... это мило.

Он целует меня в висок.

— Купи платье.

— Сент, у меня есть платье.

— Купи еще одно, за мой счет.

Он кладет на стол свою кредитную карточку.

Я оставляю ее на гранитной стойке, зная, что он поднимет шум, как только заметит это. Напевая себе под нос, убираю приглашение на место.

Как же мне хочется увидеть, куда заведут нас наши отношения! Люди гадают, кто я такая. Его девушка, его подружка на четыре месяца, его любовница, его интрижка, его одержимость, его единственное неверное решение, его ошибка... Они могут называть меня как угодно — это ничего не меняет.

Я его «+1»... а он — мое все.

ЭПИЛОГ

Как мы живем сейчас

Сегодня напряженный день в «Фейсе».

«Фейс» — это мое детище, совсем еще юное, но уже делает свои первые шаги в издательском деле, как в интернете, так и в печати. Я поддразнила Малькольма, дав название схожее с «Интрефейсом», но когда он усмехнулся в своей забавной манере, которая дает понять, что ему вроде как понравилось услышанное, я решила, что имя было идеальным.

Валентайн, Сэнди и еще двенадцать журналистов сегодня ожидают у моего кабинета.

Все здорово. Но мне трудно находиться в одном здании с парнем, с которым я встречаюсь.

Иногда я любуюсь через окно его темными волосами и костюмом, когда снаружи паркуется его сверкающий «Роллс-Ройс». Иногда я наблюдаю, как он возвращается с бизнес-ланча, конференции, заседания совета директоров одной из многочисленных компаний, которые консультирует... Мне тяжело удержать мои гормоны.

Иногда мы случайно встречаемся в лифте, когда я поднимаюсь на свой этаж, а он — на свой. Ему отлично удается не демонстрировать никаких эмоций. Но когда наши взгляды встречаются, я вижу, что его зеленые глаза искрятся. Интуитивно остальные в кабине передвигаются, позволяя ему подобраться ближе ко мне. Мы не трогаем друг друга. По крайней мере, не я. Но иногда он стоит так, что наши руки соприкасаются. Иногда его большой палец игриво задевает тыльную сторону моего пальца, самую малость. Иногда он на мгновение переплетает наши пальцы.

Восхитительное чувство.

Как-то раз он подцепил мой мизинец своим. Так мы ехали до моего этажа. Он стоял высокий, спокойный, среди суетящихся людей, и никто, кроме меня, не знал, что этот мужчина действительно любит меня.

Иногда я поднимаюсь к нему в кабинет или он спускается ко мне. Без какой-либо цели. Иногда, чтобы поговорить.

Но иногда для того, чтобы помолчать.

И тогда он молча целует меня в губы до адской красноты и заставляет пообещать, что я приду к нему вечером.

И ночь напролет мы трахаемся у него дома.

Если мы у меня, то трахаемся тихо, чтобы не было слышно Джине.

Все прекрасно. Я бы не стала ничего менять.

Ни в нем, ни в нас.

Я прыгнула, и Малкольм поймал меня.

У нас появилась некая договоренность. В течение недели мы, как правило, ночуем у меня, потому что я не хочу, чтобы Джина чувствовала себя одинокой. В выходные зависаем у него.

В этот четверг он предложил отвезти меня домой, но по дороге заехал на пять минут в банк. Я пока отвечаю на последние электронные письма на телефоне, а затем с любопытством наблюдаю в окно, как он выходит с одним из менеджеров, который пожимает ему руку на прощание. Сент запрыгивает в салон и просит Клода отвезти нас к нему.

С подозрительным конвертом в руке он усаживается на сиденье напротив меня, медленно снимает галстук и засовывает его в карман пиджака.

— Это совсем не то, о чем мы договаривались, мистер, — упрекаю я его, нахмурившись.

Он ухмыляется.

— Теперь ты на меня злишься?

— Безумно, — преувеличиваю я.

— Я легко заглажу свою вину. — Он наклоняется вперед и проводит подушечкой большого пальца по моему подбородку. — Я приготовил сюрприз. — Он машет в воздухе бежевым конвертом, и бабочки в моем животе откликаются.

— Что это? — интересуюсь я.

— Кое-что.

— Это и так понятно. Что именно?

— Терпение, торопыга. — Он откидывается на спинку сиденья с этой приводящей в бешенство ухмылкой — само воплощение терпения. Затем закидывает руку на спинку сидения с очень самодовольным выражением в глазах и смотрит, как я ерзаю на месте от любопытства.

Мы поднимаемся на самый верх здания. Там эксклюзивный бассейн для владельцев пентхауса. Он настолько длинный, что кажется, будто вода сливается с мерцающими огнями Чикаго.

Пару выходных мы уже проводили в этом бассейне, но сегодня вечером не было ни одного белого шезлонга. Их убрали, чтобы освободить место для одного одинокого стола на центральной платформе, которая пересекает бассейн. Кроме того, к бассейну примыкает еще одна платформа с зоной отдыха, которая, похоже, осталась нетронутой.

Там мы с Сентом уже наслаждались видом.

По дороге к столику тянутся электрические свечи, которые мерцают, когда мы проходим мимо.

Это так захватывающе — и так неожиданно — что я осматриваюсь с широко раскрытыми глазами.

— Так вот, значит, как ты искупаешь свою вину? — Я замечаю, что он смотрит на меня пристально, целую его в подбородок и шепчу: — Заставь меня снова разозлиться.

Малкольм берет мою руку и ведет меня к зоне отдыха.

— Ужин будет после сюрприза.

Он усаживает меня на большую кушетку, устраивается рядом и прижимает конверт к бедру.

— К сожалению моя мама не может с тобой познакомиться, но я подумал, что ты могла бы познакомиться с ней. — Он достает цветную фотографию размером 5 х 7 дюймов и протягивает ее мне.

Я ошеломленно смотрю на женщину на фото, и привлекательного подростка, стоящего рядом, позволяющего себя обнять, не смотря на большую разницу в росте. Я мгновенно узнаю Малкольма.

Как же иначе? Я люблю его до безумия. Каждую его частичку. И люблю эту женщину на фотографии просто из-за ее улыбки и того, как нежно она обнимает сына.

— Она была безрассудна, тратила деньги так, словно от этого зависела ее жизнь, — рассказывает Малкольм. — Она была страстной, храброй и любила меня. Несмотря на все.

Он снова лезет в конверт и на этот раз достает коробку с эмблемой Гарри Уинстона. Щелчком открывает ее, и передо мной открывается вид на прекрасное, изысканное кольцо в центре. Камень круглый, изысканная классика.

— Отец велел ей купить самый большой камень, который она сможет найти, чтобы отпраздновать рождение их единственного сына. Она купила не самый большой камень, а самый совершенный: чистейшие, безупречные четыре карата. Заменив им обручальное кольцо, она носила его столько, сколько я себя помню. Когда ей поставили диагноз лейкемия, она сказала, что хочет подарить это кольцо мне. Думаю, для нее было важно, чтобы моя невеста получила именно его. Но я сказал, что у меня не будет никакой невесты и что не возьму его. Когда я...