Несмотря на то, что она провела в Натчесе еще два года, а потом еще жила с проклятым Джеймсом, детей у нее больше не было. Очевидно, то, что произошло за несколько часов забытья, навсегда лишило ее способности к зачатию. В следующие годы она уговаривала себя, будто это не имеет значения, но она была такой одинокой. Быть может, посмотрев на Кантона, она поняла, как безжалостно одинока. Одиночество обволакивало Кантона, как густой туман Сан-Франциско, но, в отличие от тумана, одиночество не рассеивалось. Кантон прятался в мутную пелену отшельничества.

И так же поступала Каталина.

Марш в который уже раз перечитывал приглашение. Чай с Мередит и Квинном Девро. Четыре пополудни. Во «Дворце спокойствия».

Человек, принесший приглашение, был наряжен в ливрею отеля, он терпеливо ждал ответа.

Черт! Марш должен разузнать, что говорят в городе о вчерашнем убийстве. В утренних газетах ничего не сообщалось, однако Марш понимал, что долго длиться молчание не может. Он повернулся к служащему:

— Передай мистеру Девро, я принял предложение.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил посыльный, направляясь к двери.

Марш подождал, пока тот скроется из виду, и вновь погрузился в чтение приглашения. Интересно, не жена ли Девро его писала? Художница, припомнил Марш. Отдает ли она себе отчет в том, кого приглашает в гости. Если бы знала — на порог бы не пустила.

Марш взглянул на карманные часы. Почти одиннадцать. Повар уже на месте. Скоро появится Хью.

В углу заворчал Винчестер, и Марш отправился на кухню за мясом для собаки. Кантон старался не выпускать пса на улицу. Город был наводнен бродячими дворнягами, и только что вышел указ, согласно которому их следовало пристреливать. А он, черт бы его подрал, начал беспокоиться за пса. Слишком уж культурным стал! Вот, на чай приглашают…

Проклятие! Он не готов к такой жизни. Еще не готов. Тем не менее мысленно Марш стал готовиться к завтрашнему визиту. Интересно, слово «чай» обозначает только то, что будет чаепитие, или ему сопутствует еще что-то? Последние двадцать лет он жил вне этих тонкостей. Чаепития, балы, беседы…

Странная печаль охватила его.

Одна из дневных газет поместила на первой странице заметку о вчерашнем убийстве. Автор напомнил читателям о вражде между хозяевами салунов и назвал Тэйлора Кантона, бизнесмена из Техаса, настоящим героем. Там же был помещен портрет Кэт. Слава Богу, его портрета не было, но автор заметки намекал на какую-то тайну, связанную с ним.

Марш скомкал и швырнул газету на пол. Единственное, что оставалось сделать заинтересованному лицу, так это связать Тэйлора Кантона с Маршем Кантоном из полузабытой газетной истории под названием «Дуэль на закате». Теперь, в связи с убийством, связь обнажилась, став почти очевидной.

Из прошлого опыта он знал, что к вечеру можно ждать еще сообщений. Лучшее, что можно придумать, это исчезнуть на некоторое время, чтобы слух умер. Его исчезновение означало дополнительные хлопоты для Хью, так как сплетни всегда увеличивают количество посетителей в салуне.

Марш выругался. Увесисто и многоэтажно. Он так и не решил, до каких пределов может простираться его доверие к управляющему, и это беспокоило Марша больше, чем хотелось бы. Почему он вообще решил, что его трюк в отношении Хью сработает?! Но что ему нравилось, так это салун.

Впервые после окончания войны он стал забывать запах смерти и начал жить по законам, которые уже плохо помнил.

Боже, как ему нравилось видеть салун, переполненный посетителями! Ему нравилось, как поет Дженни. А больше всего ему нравилось смотреть в изумрудные глаза Кэт, полные гнева и страсти. Впервые у него появилось будущее, в котором не было места смерти.

Марш все еще сидел, уставившись в смятую газету, но ему почудилось, как в зале что-то изменилось. Он обернулся и увидел, что к стойке бара направляется Каталина. Элегантная и подтянутая, она была одета в платье из зеленой тафты, гармонировавшее с зелеными изумрудами ее глаз. Внутри у Марша заныло.

— Мисс Кэт, — вежливо поприветствовал он свою конкурентку, добавив голосу лишь малую толику усмешки.

Глаза ее сияли. Марш всегда считал ее красивой женщиной, но сейчас она была неотразима.

— Я подумала, может вы продолжаете беспокоиться о самочувствии Молли…

Марш изогнул бровь, так что собеседник мог выбирать вариант ответа по собственному усмотрению: да, он беспокоится или нет, он не беспокоится, почему, к черту, он должен беспокоиться. Это поставило Каталину в затруднительное положение, чего он и добивался.

Но смущенной она не выглядела, как будто поняла уловку. В ее взгляде было больше усмешки, чем озабоченности. Такое поведение женщины сбило Марша с толку.

— Она скоро совсем поправится, и все будет хорошо.

Марш не проронил в ответ ни звука, оставаясь спокойным и неподвижным, как сфинкс. Он выжидал. Как всегда.

Знакомые теплые мурашки побежали у Кэт по позвоночнику вниз, потом поднялись вверх и замерли в самом интимном месте. Как это у него получается? Неужели это сила мужского обаяния? Или это чувство опасности, витающее вокруг? Или его опытность? Холодная отрешенность, следствие того, о чем она догадывалась, загнала страсть глубоко внутрь. Музыка, которая звучит по ночам и обнажает любовь исполнителя к прекрасному, несовместима с образом наемного убийцы.

Теперь она была уверена, что Кантон наемный убийца. Или был им. Лучезарный Люцифер! Но как ей хотелось прикоснуться к нему! И она хотела просить его об одолжении. Господи! Чего он потребует взамен?!

Чтобы не смотреть на Кантона, Каталина опустила глаза и уперлась взглядом в рисунок. Она побледнела. Кто это сделал?!

Кантон проследил за ее взглядом, потом с интересом уставился на Каталину. Вот оружие против нее. Она сама дала ему в руки меч. И знает об этом.

Каталина заставила себя успокоиться. Рисунок. Портрет. Попадется ли он на глаза кому-нибудь из ее прошлого? Так много воды утекло. Кому какое дело до нее и до проигравшегося в пух бродяги, убитого в дешевом номере второразрядной гостиницы. Каталина заставила себя поднять глаза на Кантона.

— Молли побаивается вас. Я зашла предупредить вас, чтобы вы не смутились, если будете навещать ее.

Кантон, казалось, ужаснулся. Во всяком случае он был поражен, ошеломлен.

По жилам Каталины вместо крови тек теплый мед. Патока. Она не знала точно, что вызвало такую сильную реакцию у Кантона. Но что бы это ни было, оно нарушило обычное железное самообладание, и в Кантоне значительно поубавилось сходства с падшим ангелом.

— Меня? — недоуменно переспросил он.

— Вас, — повторила она.

— Но… почему?

Кэт оглянулась. Они были в центре внимания утренних посетителей.

— Не могли бы мы поговорить наедине?

— Почему нет? — удивление исчезло, уступив место двусмысленной обольстительной ухмылке. — Единственное место, где мы можем поговорить спокойно, это моя комната.

Кэт остолбенела. Ради Молли, говорила она сама себе. Только ради Молли. А может, она лгала себе?

С рыцарской вежливостью Кантон взял ее под руку и, пока она не сообразила, что происходит, провел женщину к себе в комнату. Дворняга, которую Каталина видела уже несколько раз, сопровождала их, держась на приличном расстоянии.

— Винчестер, — обратился Кантон к собаке, — придется тебе, дружище, подождать за дверью.

— Винчестер?

— Он уродлив, как само пекло, — объяснил Кантон.

И они остались вдвоем.

Взволнованная Кэт осмотрелась. Комната выглядела еще более скромной, чем комната Тедди. Кровать. Старое бюро. Зеркало. Стульев не было. Кантон с поклоном указал на кровать.

«Нет!» — хотелось крикнуть Каталине, но она сдержалась и вежливо отказалась. В ответ он ухмыльнулся. Так ухмыляется паук, подумала Кэт, заманивая бабочку в свои сети. Что чувствует бабочка, она уже поняла. Уходи. Но тело больше не повиновалось своей хозяйке. Ни губы, ни мозг, ни ноги. Каталина Хилльярд, Ледяная Королева, погрузилась в молчание. Сражайся. Борись за себя. Ты же делала это раньше.