Елена снова взяла в руки письмо Саймона.

«…Мне очень хотелось бы, дорогая, чтобы вы познакомились с ней. Я всегда высоко ценил ваше умение понимать людей. Временами мне кажется, что я понимаю ее, знаю, что происходит за этим широким белым лбом, но тут же, в следующую минуту, я понимаю, что она остается для меня совершенной загадкой. Как я уже писал вам, брак этот ее совершенно не привлекал, и, хотя она, похоже, смирилась с ним, порой у меня бывает странное чувство, что это не так. Ее братья — чистейшей воды скоты, Ариэль же отличается от них, как алмаз от глины, хотя мне все еще кажется, что в глубине души она никогда не сможет убедить себя целиком и полностью поверить Хоуксмуру».

— А мне ты как-то раз сказал, что в твоем сердце никогда не найдется местечка для члена семьи Равенспир.

— Что ты сказала, мама?

— Ничего, дорогой.

Елена даже не заметила, что произнесла последнюю мысль вслух. Замок Равенспир находился всего лишь милях в пятнадцати от ее дома, доставшегося ей в наследство от мужа, если ехать прямой дорогой через болота. Можно сказать, что она была соседкой Равенспиров. А ее семейные связи с Хоуксмурами были настолько хорошо известны в этих краях, что интерес, проявленный ею к бракосочетанию графа Хоуксмура, мог показаться вполне закономерным. Для соседки было вполне приличным нанести визит вежливости новобрачным во время празднования их свадьбы. Вполне прилично, но, принимая во внимание репутацию семейства Равенспир, весьма необычно.

Необычным был и тон письма Саймона. Он всегда был искренен и аккуратен в письмах; даже с полей сражений Европы он регулярно писал ей раз в месяц. И по тону его писем Елена могла понять его настроение столь же легко, как если бы он сидел рядом с ней в комнате. Судя по этому письму, он был взволнован и неуверен в себе, а ведь подобное состояние так нехарактерно для него.

И все из-за того, что какая-то девятнадцатилетняя девчонка не может понять свалившегося на нее счастья. Она должна бы на коленях благодарить Бога за то, что он послал ей в мужья такого чудесного человека, а не чураться его, когда он так явно хочет ее… Чего ее?

Ее любви?

Елена резко наклонилась вперед и подбросила полено в огонь камина. Лицо ее пылало от прилива чувств, грудь сжималась от непривычного раздражения. Разумеется, Саймон не питает любви к этой своей жене из Равенспиров, хотя, похоже, какие-то чувства к ней все же испытывает. Скорее всего она просто заинтересовала его… вернее, заинтриговала. Об этом же свидетельствовала и его искренняя убежденность в том, что Елена захочет познакомиться с его женой.

Кажется, ей все-таки придется сделать это. Она попыталась совладать с волной ревности, захлестнувшей ее. Ведь ревновать в подобных обстоятельствах — совершенно бесполезное и унизительное занятие. Именно она, Елена, отвергла предложение Саймона выйти за него замуж, которое он сделал ей после смерти Гарольда. Но самые веские доводы рассудка не могли остановить волну ревности, поглотившую ее.

— Тебе плохо, мамочка?

Марианна, самая внимательная и заботливая из троих ее детей, отложила в сторону вышивание и присела на пол у ног Елены. Погладив мать по щеке, она смотрела на нее полным сострадания взглядом.

Елена ободряюще улыбнулась дочери, погладила ее по голове и поцеловала в лоб.

— Просто тяжелые мысли, любовь моя. Они уже прошли.

— Про нашего папу? — спросил Джеймс, расставляя на ковре солдатиков для новой игры.

Елена понимала, что ребенок по-настоящему не помнит своего отца, но упоминает его по любому поводу, потому что отец ему все же необходим.

Ему так нужен хотя бы отчим… например, такой, каким мог бы стать Саймон. Елена тихонько вздохнула.

— Давайте все вместе поиграем в солдатиков, — предложила она, садясь на ковер среди своих детей, окруживших ее, как стайка утят.

Елена решила навестить новую графиню Хоуксмур на правах старинного друга дома, чтобы непредубежденным взглядом оценить ее. И если девушка до сих пор еще не оценила достоинства Саймона Хоуксмура, то Елена сделает все, чтобы открыть ей глаза на них.

Ариэль пристально следила за тем, как граф Хоуксмур натягивает длинный лук. Несмотря на прохладный день, он, как и остальные участники состязания, сбросил камзол. Он оттянул назад толстую тетиву, и под его белой сорочкой заиграли все мышцы плеч и рук. Сорочка была небрежно заправлена в бриджи, широкий пояс с великолепной, украшенной драгоценными камнями пряжкой обрисовывал тонкую талию, подчеркивая мускулистый зад и узкие бедра.

В груди Ариэль восстало желание. Стрела вспорхнула с лука и с глухим стуком вонзилась в центр мишени. Молодая женщина улыбнулась и присела на перевернутую бочку для дождевой воды, стоявшую чуть в стороне от линии стрельбы. Великолепию своего свадебного одеяния Ариэль сегодня предпочла простое платье из красновато-коричневой ткани домашней выделки. Белые кружева украшали ее запястья, а белый воротник оттенял нежную бледно-розовую кожу лица. Заплетенные в толстую косу волосы спускались на спину. Корсета на Ариэль не было. На ногах красовались шерстяные чулки домашней вязки и грубые кожаные башмаки на деревянной подошве.

Отступив на шаг назад, Саймон взял кружку эля с подноса у неподвижно застывшего слуги и залпом выпил ее, не отрывая взгляда от мальчишки, бежавшего к мишени, чтобы принести стрелу. Добежав до цели, мальчишка крикнул, что стрела попала в яблочко, и лица братьев Равенспир помрачнели.

Ариэль наблюдала, как свое место на линии стрельбы занимает Ральф. В состязании по стрельбе из лука команда графа Хоуксмура и его друзей выступала против братьев Равенспир и их приближенных. Ральф поднял лук, но, когда он принялся натягивать тетиву, руки его явно дрожали от усилий. Ариэль поняла, что он, как и всегда, изрядно пьян. Стрела попала в мишень, но довольно далеко от центра. Вполголоса выругавшись, Ральф освободил место для другого стрелка.

— Прошу прощения, миледи.

Ариэль тут же повернулась к девушке, присевшей в книксене в нескольких футах от нее.

— Что случилось, Мэйси?

— Меня послала миссис Гертруда, миледи. Не будете ли вы так добры заглянуть на кухню?

Ариэль немедленно встала с бочки и широким, энергичным шагом, от которого обрисовывались ее стройные ноги под юбкой, направилась со двора. Саймон заметил ее уход, но не придал ему ни малейшего значения. Присутствие Ариэль всегда было необходимо в том или другом уголке ее обширного хозяйства. Однако, когда соревнования закончились, он отправился на ее поиски.

Тяжело налегая на трость, Саймон пересек огород, направляясь к стойлам. Порой ему казалось, что ключ к чувствам Ариэль находится здесь, у Эдгара и ее лошадей. В его руку ткнулся влажный нос, и он понял, что собаки следуют за ним по пятам. По ночам псы теперь спали на коврике перед камином в спальне Ариэль.

Саймон потрепал огромных волкодавов по головам, и те, довольные, снова двинулись к конюшне вслед за ним, приноравливаясь к его медленной походке. У двери в денники аргамаков псы остановились в ожидании, Саймон тоже приостановился. Сквозь дощатую дверь до него доносились звуки разговора — громкий и угрожающий голос Рэнальфа, которому вторил медлительный деревенский говор Эдгара, приглушенный вечной соломинкой в зубах. Нигде не было и следа Ариэль.

— Что моя сестра сделала с жеребенком?

— Отправила его куда-то, милорд. Больше я ничего не знаю.

— Не смей дерзить, если только не хочешь попробовать моего хлыста! Куда она отправила его?

— Я и вправду не знаю этого, милорд. Она велела мне отправить его как-то утром вниз по реке, и я повиновался — как я делал это всегда.

Эдгар отвечал флегматично; его не могли вывести из себя даже бешеные угрозы Рэнальфа.

— Но ведь ты должен знать, куда его отправили. — Судя по тому, как Рэнальф сбавил тон, он понял, что угрозами с этим человеком не справиться.

— Да нет же, милорд. Об этом знают только те люди, что увели его. Да я и не спрашивал. Это не мое дело, сэр.