Протянув руку, Саймон взял подголовный валик, приподнял тело жены и подложил его ей под поясницу.

— Мне понадобятся обе руки, — небрежно объяснил он. — Да и так будет легче тебя взять.

Заметив, что Ариэль стиснула зубы, он улыбнулся. Встав на колени, чтобы не причинять боль раненой ноге, Саймон снова вошел в нее и, когда его плоть проникла глубоко внутрь, ощутил сокращение ее мышц и стал легонько ласкать пальцами набухший нежный чувственный бутон, одновременно скользнув свободной рукой под ее поясницу.

Ариэль выгнулась ему навстречу, все мускулы ее были напряжены. Саймон почувствовал, что его собственное нетерпение неумолимо нарастает. Он слегка откинулся назад: на шее у него набухли жилы, по лбу стекали крупные капли пота. Медленно вытянув руку из-под поясницы жены, он легко коснулся пальцами шелковистой влажной кожи, обхватившей его собственную, плоть, и тут же тело Ариэль словно взлетело в воздух, а он позволил себе полностью окунуться в захлестнувшую его волну наслаждения.

Спустя несколько минут Ариэль снова обрела себя, выйдя из сладостного оцепенения. Она лежала не шевелясь, боясь спугнуть наслаждение, овладевшее ею. Никогда она еще не испытывала ничего подобного. И изо всех сил сдерживалась, чтобы не разразиться криком восторга, не обнаружить перед ним ничего, ни капли удовлетворения.

Она медленно повернула голову, покоившуюся на покрывале. Саймон спал на животе рядом с ней. Его коротко остриженные волосы были растрепаны, руки расслабленно вытянуты над головой. Ариэль испытывала ненависть к нему, когда он вошел к ней в комнату и с холодной решимостью объявил о своих намерениях. И еще она заметила, как Саймон ненавидит себя за то, что все происходящее волнует его. Она поняла это по тому, как выделился шрам на его побледневшем лице, по сердитому выражению его глаз цвета морской волны.

Вдруг что-то изменилось.

— О Боже!

Саймон внезапно перекатился на бок, глаза его открылись, в них плескалась боль. С трудом сев на кровати, он склонился к ноге, растирая колено, отчаянно стараясь не стонать под накатывающимися на него волнами страдания.

— Позвольте мне.

Ариэль тоже села на кровати и отвела его руки от колена.

— Вам лучше лечь. Я не могу справиться, пока вы сидите. Он со стоном откинулся на подушки: лицо его побелело, губы кривились от боли, над бровями выступили мелкие капельки пота.

Ариэль склонилась над коленом мужа, ощупывая его пальцами и не обращая внимания на его сдержанные ругательства. Потом сдавила что-то, на что-то нажала и осторожно опустила его расслабившуюся ногу на постель.

Саймон облегченно вздохнул. Боль еще не до конца отпустила, но ее по крайней мере можно было терпеть.

— Мне еще не приходилось бывать на дыбе, но эти ощущения, должно быть, весьма похожи, — пробормотал он, когда обрел способность говорить.

Подобные приступы боли уже случались с ним пару раз после занятий любовью, но в этот раз боль оказалась такой сильной, что захватила его врасплох. К тому же любовная истома мгновенно погрузила Саймона в дремоту, и он даже не потрудился поудобнее устроить ногу.

— Может быть, теперь вы позволите мне помочь вам, — сказала Ариэль, спрыгивая с кровати. — У меня есть кое-какие мази.

Саймон остался лежать на спине, позволив жене растирать ему колено сильно, но приятно пахнущей мазью. Растирание согрело ногу и ослабило боль.

— Что это такое?

— В основном высушенная мята.

— Ты сама профессиональная травница или покупаешь у кого-то?

— Всему, что я знаю, меня научила Сара.

Саймон нахмурился, вспомнив свой недавний разговор с Эдгаром. Он тогда спросил конюха, не знает ли тот живущую где-нибудь неподалеку женщину по имени Эстер. Одинокую женщину благородного происхождения, пришедшую в эти места из Хантингдона лет тридцать назад. Эдгар сказал тогда, что такой женщины не знает. И мельком упомянул про глухую Сару и ее слепую дочь — единственных одиноких женщин в округе.

— Сара? Это та самая глухая женщина, которая живет со слепой дочерью?

Ариэль вытерла полотенцем испачканные мазью пальцы.

— От кого вы слышали о Саре?

— Мне рассказал Эдгар. Я расспрашивал его о женщине по имени Эстер, живущей в этих местах.

— Кто она такая?

— Толком не знаю, — ответил он. — Думаю, ты о ней ничего не слышала.

Ариэль покачала головой.

— Не слышала. А ведь я знаю почти всех местных жителей. Но почему вы ее ищете?

Саймон нахмурился.

— У меня есть основания думать, что она имеет какое-то отношение к моей семье. Ее имя упомянуто в бумагах моего отца… хотя все это весьма неопределенно. — Он пожал плечами. — Скорее я просто хотел удовлетворить свое любопытство.

При этом Саймон несколько кривил душой — одним любопытством отнюдь не исчерпывался его интерес к разрешению этой загадки, но если Ариэль ничем не могла помочь в поисках, то не следовало задерживать на этом ее внимание.

— У нас есть много других вещей, которые следует обсудить, жена моя. Так что иди сюда и садись поближе.

И он похлопал ладонью по постели рядом с собой. Ариэль заколебалась, потом пожала плечами и повиновалась.

— Теперь, когда вы вступили в свои супружеские права, вы, надеюсь, поверили наконец в мою преданность?

В голосе Ариэль слышался скрытый упрек.

— Если вы заверите меня в этом, — просто ответил он.

— А если нет?

Он вздохнул и, пробуя, осторожно согнул и разогнул ногу в колене.

— Тогда, жена моя, мы будем заниматься тем, чем только что занимались, пока вы не забеременеете. Когда же вы родите наследника, который скрепит так называемый союз между нашими семьями, я освобожу вас от всех супружеских обязанностей.

— Истинно пуританское отношение к браку, — фыркнула Ариэль. — Занятия любовью — безнравственно и может быть оправдано только необходимостью иметь потомство.

Саймон искренне расхохотался.

— Моя дорогая девочка, и это все выводы, которые ты сделала за этот час?

Ариэль сердито покраснела.

— Кроме того, — продолжал он, — мне уже начинают надоедать все эти обвинения в принадлежности к пуританам. Моя жизнь сложилась так, что я никогда не вел пуританский образ жизни и не намерен вести впредь.

— Но ведь вы носите темную, простую одежду, как настоящий пуританин?

— Вокруг и без того хватает разряженных павлинов. Кроме того, темные цвета и простые одежды идут мне.

— Ого, да вы еще и тщеславны, сэр пуританин! — воскликнула она.

Веселость исчезла из его взгляда, лицо потемнело.

— У меня мало оснований для тщеславия. Я знаю это лучше, чем кто-либо.

Почти бессознательным движением он коснулся шрама на щеке.

Наступило минутное молчание, которое нарушила Ариэль.

— Я не нахожу в вас ничего безнравственного… за исключением того, что вы Хоуксмур, — прибавила она.

Саймон улыбнулся:

— Так вот вы какая, жена моя. Вот вы какая. Прямая и искренняя.

«Сказать по правде, моя милая Елена, я даже не знаю, как мне вести себя со своей молодой женой. Думаю, что ты полюбила бы ее: прежде всего за прямоту, которую ты смогла бы оценить, хотя в душе ее скрывается еще много всего. Кстати, она упряма, как самый упрямый из ослов…»

Елена откинулась на спинку кресла, письмо Саймона упало ей на колени. Огонь камина заливал мягким светом небольшой, обшитый деревянными панелями будуар, а ветер и дождь, хлещущие по закрытым ставням, делали его еще уютнее. Взгляд Елены остановился на ее старшей дочери, Марианне, сидевшей со своими пяльцами по другую сторону от камина. Девочка была вся поглощена своим занятием — она вышивала что-то для подарка своей младшей сестренке на ее день рождения. Луиза, не подозревая о готовящемся для нее сюрпризе, сидя на полу, играла в солдатиков с Джеймсом, своим младшим братом. Назначив мальчика своим наследником, Гарольд, покойный муж Елены, вставил в завещание пункт, согласно которому в случае нового замужества его вдова утрачивает права опекуна в отношении детей.