— Думаю, ты так занята сегодня, что просто не думаешь о подобных пустяках, — заметил Саймон, наблюдая, как по щекам Ариэль разливается пунцовый румянец. — Подойди сюда, жена моя. — И он протянул к ней руку.

Ариэль неохотно приблизилась к мужу, стараясь скрыть свои истинные чувства. Он взял ее руки в свои и притянул поближе к себе. В глазах его застыл немой вопрос.

— Что происходит, Ариэль?

— Ничего! Я просто очень занята сегодня… по хозяйству. Она попыталась было высвободиться, но пальцы Саймона только сильнее обхватили ее запястья.

— Ты от меня ничего не скрываешь?

— Нет! — вырвалось у нее. — Ты вгоняешь меня в краску, потому что заставляешь чувствовать себя виноватой, хотя никакой вины за собой я не знаю. Тебе ведь известно, что я краснею по малейшему поводу. Он усмехнулся и отпустил ее руки.

— Да, конечно, известно. Ладно, извини меня за подозрительность. Если ты говоришь, что ничего не скрываешь, я тебе, конечно, верю.

Ариэль отвернулась, стараясь, чтобы Саймон не увидел ее пылающие щеки.

— Мне тоже надо пойти и переодеться.

Она бросилась к двери, оставив Саймона в задумчивости смотреть в камин. Он вовсе не был убежден, что жена сказала ему правду.

Ариэль, моля Бога, чтобы ее багровый румянец не насторожил Саймона, достала из комода простое платье из серой шерсти. Единственным его украшением были только лента лилового шелка под грудью и такие же завязки на рукавах. Когда Ариэль впервые надела его, платье показалось ей верхом элегантности, но теперь по сравнению с

приобретенным в качестве приданого гардеробом оно смотрелось скромным и непритязательным. И все же Ариэль решила надеть именно его, так как роскошные платья из шелков и бархата только помешали бы ей в той черной работе, которой ей надо будет заниматься после ужина. Конечно, идеально подошел бы ее старый костюм для верховой езды, но после появления Дорис у нее уже не будет возможности переодеться.

Ужин оказался просто кошмарным. Она постоянно чувствовала на себе взгляд Саймона и, чтобы скрыть смущение, неустанно обихаживала гостей после того, как слуги предупредительно скрылись. Благодаря ее заботам все бокалы были наполнены, тарелки тоже не пустовали.

В десять часов она с облегчением услышала стук в дверь.

— Миледи просят к роженице, — сообщила Дорис, приседая в реверансе и стараясь говорить отчетливо. — Эдгар уже ждет на дворе с двуколкой.

Она снова присела и в приливе вдохновения добавила:

— Не будете ли вы так добры поторопиться, миледи. Роженица очень плоха.

Ариэль вскочила на ноги.

— Да, конечно. Я сейчас же поеду.

И рассеянным взглядом обвела гостей за столом.

— Прошу простить меня, Елена… джентльмены. Я могу задержаться, так что до завтра. Саймон, не жди меня.

Произнеся это, она с колотящимся от облегчения сердцем почти выбежала из комнаты.

— Что это с ней? — удивленно спросила Елена.

— Хотел бы я знать, — ответил Саймон, откидываясь на спинку кресла и крутя в пальцах ножку бокала.

— Но… что это за роды?

— Если помнишь, я писал тебе, что Ариэль — повитуха для всей округи, — рассеянно ответил он. — Когда что-нибудь случается, всегда зовут ее.

— Да, теперь я вспомнила, — сказала Елена, отпивая глоток вина. — Я тогда не придала этому значения.

Саймон только усмехнулся:

— Поверь мне, дорогая, Ариэль надо всегда воспринимать серьезно.

Поднявшись с кресла, он подошел к окну и уставился в непроглядную темноту.

— Неважная ночь для благотворительных дел, — заметил Джек.

— Мм… — протянул Саймон, возвращаясь в свое кресло. Несколько минут он сидел, уставясь взглядом в бокал, потом вдруг снова вскочил так, что тяжелое кресло отлетело к стене.

— Дьявол! Чертовка врала мне весь день!

Он бросился к стене и схватил трость.

— Где мой плащ, черт подери!

— Сейчас принесу, — вскочил на ноги Джек. — Но что ты собираешься делать?

— Выяснить, что здесь творится, — хмуро сообщил ему Саймон.

— Позволь мне пойти с тобой.

— Лучше принеси мой плащ. На дворе холодно как в могиле.

— Позволь мне помочь, — бросилась к нему Елена. — Могу я что-нибудь сделать для тебя? — спросила она.

— Нет… благодарю, — запоздало произнес он. — Я сам разберусь со своей женой. Ага, Джек, давай это сюда!

Он почти выхватил плащ из рук Джека и накинул на плечи.

— Спасибо. Простите, что нарушаю компанию, но у меня срочные семейные дела. Я слишком долго не уделял им внимания.

За ним стукнула дверь, и вниз по лестнице прозвучали на удивление быстрые шаги.

Саймон направился прежде всего на кухню. Если Ариэль и в самом деле вызвали к одной из местных женщин, слуги должны знать об этом. Как только Дорис заметила его, она быстро повернулась и исчезла среди судомоек. Саймон сжал губы.

— Могу я помочь вам, милорд? Что-нибудь подать наверх? — беспокойно спросил его Тимсон.

— Я ищу жену. Вы не знаете, где она может быть?

Тимсон поскреб небритый подбородок.

— К сожалению, не знаю, милорд.

— А разве ее не вызвали в деревню?

Тимсон несколько секунд остолбенело смотрел на Саймона, потом на лице его отразилось напряженное раздумье, и Саймон понял, что тот пытается сообразить, какой ответ лучше послужит леди Ариэль.

— Я только изредка появлялся на кухне сегодня вечером, милорд, — медленно протянул Тимсон. — Но я могу поспрашивать людей.

— Не беспокойтесь. Я уверен, что каждый из них ответит так же.

Саймон направился к двери, ведущей во двор. Похоже было, что домочадцы инстинктивно смыкали ряды вокруг своей хозяйки вне зависимости от того, знали они, что происходит, или нет.

Выйдя во двор, он был вынужден, словно слепой, тростью нащупывать тропинку через огород. Туман был почти непроницаем, в воздухе повисла полнейшая тишина, словно все живое было укутано плотным и влажным одеялом. Ни единого звука не доносилось из конюшни, ни единого лучика света не пробивалось из окошек сквозь густую серо-белую пелену.

Саймон остановился посреди двора, опираясь на трость, и прислушался. Через какое-то время до него донеслись неясные, слабые звуки. Залаяла собака и тут же замолкла. В плотном тумане трудно было понять, откуда именно донесся лай. Он ждал, стоя неподвижно, напрягая все чувства, как порой это приходилось делать на войне, в дозоре, улавливая едва слышное звяканье металла или шелест листьев под ногой, выдающий приближение противника.

Наконец ему показалось, что он услышал какие-то голоса, едва различимые сквозь туман. Подняв голову, Саймон как собака, втянул ноздрями воздух. В таких обстоятельствах было трудно доверять органам чувств перенапряжение могло подвести их. Слишком просто было услышать те звуки, которые хочешь услышать. И все же голоса были. Причем доносились они откуда-то с реки.

Подождав еще некоторое время, Саймон окончательно убедился в правильности выбранного направления и двинулся вперед, тростью нащупывая тропинку, ведущую от конюшни к реке. Ступив на нее, он сразу же узнал ее по затвердевшей на морозе грязи, покрытой сверху льдом. Кое-где лед, однако, был разбит, и осколки льдинок похрустывали у него под ногами: совсем недавно по этой тропинке прошло нечто вроде кавалерийского подразделения.

Он ускорил шаги, сознавая, сколь рискованно делать это, двигаясь почти вслепую, с больной ногой, по обледеневшей тропе. Но голоса звучали громче, хотя он еще не мог различить слов. Какая-то серая тень появилась из темноты и бросилась на него, угодив по плечу.

Покачнувшись от толчка, Саймон выругался себе под нос. Взмахнув рукой, он схватился за росшее рядом с тропинкой дерево и удержался на ногах. Вдруг ему на грудь из темноты снова бросилось что-то большое и серое, оказавшееся одним из волкодавов. Сразу же рядом с ним возник и другой пес.

— Сидеть! — скомандовал он гневным шепотом, и собаки сразу же послушно опустились на задние лапы. Глаза их горели желтым огнем, пасти приоткрылись — собаки явно были в восторге от предвкушения такой чудесной игры, в которой он тоже, очевидно, принимал участие.