— Такую свободу, какую он позволяет королю, который может выходить из дома, окруженный людьми Лестера! Но… — Глостер победно усмехнулся, — по меньшей мере два человека в охране принца будут нашими сторонниками.
— Вы можете это устроить? — изумился Мортимер, стараясь не выказывать охватившего его недоверия.
Глостер громко рассмеялся.
— Я ничего не делал. Лестер сам все устроил. — Затем он твердо сказал: — Он написал мне письмо с привкусом лести, разъясняя, что соглашение со стороны принца включает условие — очистить дом принца от любых «подозрений», хотя о том, каких подозрений, Лестер не пишет. Он приглашает моего брата Томаса стать одним из людей, которые станут служить принцу.
— Но Томас окажется заложником в руках Лестера! — воскликнула Барбара.
Глостер накрыл ее руку своей, но не сводил глаз с Мортимера.
— Да, Томас станет заложником, — согласился он. — Это означает, что наш план освободить Эдуарда будет стоить мне брата или моей собственной свободы.
— Он так молод, — прошептала Барбара.
— Это один человек, — прервал Мортимер, в его голосе послышалось раздражение женской слабостью. — Кто другой?
Глостер повернул голову и улыбнулся ей, но в его глазах была тревога.
— Барби права, Томас молод, и меня извиняет то, что я посылаю с ним кое-кого постарше.
— Кого? — настаивал Мортимер.
Глостер колебался, и Барбара была удивлена, когда он, вместо того чтобы взглянуть на Мортимера, продолжал смотреть на нее глазами, полными тревоги, но его ответ все объяснил.
— Альфреда.
Барбара открыла рот от изумления, а Альфред засмеялся.
— Вы не могли сделать лучшего выбора! — воскликнул он. — Если нам не повезет, я смогу отвести от себя вину. Я признаюсь, что подкупил бедного молодого Томаса и переложу вину на вас, лорд Мортимер.
— Спасибо, — язвительно проворчал Мортимер.
Альфред снова засмеялся.
— Вы не можете попасть в большую беду, чем уже попали, а Лестер поверит, что вы организовали заговор с целью освобождения принца. Если в этом не заподозрят Гилберта, то он сможет предпринять еще одну попытку.
— Вы храбрый и великодушный человек, — развел руками Мортимер.
— Нет, вовсе нет, — усмехнулся Альфред и покачал головой. — Вы должны понять из сказанного, что я не верю в непродуманную храбрость.
— Лжец, — пробормотала Барбара.
Темные глаза Альфреда взглянули на нее, но затем остановились на встревоженном лице Глостера.
— Мне не смогут причинить вреда. Лестер не захочет оскорбить мою тетушку, королеву Маргариту, поскольку все еще надеется, что когда-нибудь его правление будет одобрено королем Людовиком. И Лестер знает, что она будет плакаться Людовику по поводу любого наказания, которое мне придется понести. Людовик будет рассержен и потребует, чтобы меня освободили, потому что он не захочет оскорбить моего брата. Так что худшее, что сможет сделать со мной Лестер, — выслать из страны. А вы пошлете Барби вслед за мной, если это случится.
— А куда поедет Барби, пока этого не случится? — ядовито спросила она.
Мортимер, кажется, готов был сказать ей, чтобы она прикусила свой язык, но Глостер усмехнулся.
— Барби, конечно, поедет ко двору со своим мужем. — Он поднес к губам ее руку и поцеловал. — Я не могу поверить, что тебе может грозить какая-то опасность. Ты — дочь Норфолка, и Альфред, конечно, будет отрицать, что ты знала об этом заговоре. А ты — повод для Альфреда уходить из охраняемого дома Эдуарда и передавать мне информацию. Ну, тебя это устроит?
Барбара подумала о своем отце, потом о принце, сидевшем в тюрьме и медленно сходившем с ума от ненависти. Рано или поздно Лестер умрет, и власть, которую он сосредоточил в своих руках и которая не принесла ему пользы, разойдется по рукам. Генрих де Монфорт — хороший человек, но он не обладает такой силой, как его отец. Тогда Эдуард обретет свободу и изольет гнев и ненависть, переполняющие его, скорее всего на совершенно невинных, но как будто бы и виноватых. И виноватые, а ее отец, конечно, будет причислен к ним, не искупят своей вины, пока живы. Эдуард не удовлетворится штрафами. Даже дядя будет не в силах спасти ее отца. Эдуард станет к тому времени настолько сумасшедшим, что обвинит Хью за то, что он бежал с поля битвы при Льюисе или за то, что он не организовал вторжение…
Барбара вздрогнула:
— Я помогу вам освободить принца, если сумею.
* * *
Когда Барбара и ее спутники прибыли в Вестминстер, при дворе царила внешняя видимость торжества. Одиннадцатого марта было провозглашено «освобождение» принца. Согласно жестким условиям мирного договора, Лестер оказался полным победителем. Король и его сын согласились, чтобы форма правления, установленная в Кентербери в июне 1264 года, распространилась и на правление Эдуарда. Все, участвовавшие в битве при Льюисе, и кто не был признан в то время королем, возвращались под покровительство Генриха. Хотя Эдуарда освобождали из плена, его лишали привычного окружения. Даже слуги для него должны были назначаться по выбору Лестера; он не должен оказывать помощь вторжению в Англию и должен поклясться не покидать страну в течение трех лет. Если он не будет верен этой клятве, его лишат наследства. И так далее, и так далее…
* * *
К концу недели все вокруг говорили о том, что двор переезжает в Норхэмптон. Когда Барбара обедала с Альвой ле Деспенсер и ее мужем, она смогла без опасений заговорить о том, что хочет сопровождать своего мужа, и призналась, что опасается Гая де Монфорта. Хью предложил ей остановиться у них до того, как она успела вымолвить хоть слово; а Альва выглядела испуганной, но очень счастливой. Позднее, однако, она погрустнела и предложила поехать в Лондон купить ткани. Когда они остались одни в лавке торговца, которого Альва послала за другим рулоном, она предупредила Барбару, что Хью сделал это предложение только потому, что хочет получить возможность следить за Альфредом.
Барбара похлопала ее по руке.
— Я в восторге, что бедному Альфреду будет позволено навещать меня. Мы оба боялись, что его, как и принца, станут держать на коротком поводке. Хью может следить за нами, если ему нравится. Ни я, ни Альфред не сделаем ничего, что он мог бы не одобрить, пока мы будем в Норхэмптоне.
Когда она говорила о неодобрении Деспенсера, Барбара имела в виду только общение с друзьями Эдуарда или союзниками Глостера. На мгновение она забыла, что Деспенсеру может не понравиться еще кое-что, так как совсем выбросила из головы Гая. Она не вспоминала о нем следующие несколько дней, когда была занята приготовлениями к отъезду, а также всю дорогу.
Наконец запахло весной. Хотя часто шли дожди, но это вознаграждалось радужным сиянием свежей травы, каждого только что распустившегося листа. Солнце хорошо пригревало и быстро разгоняло туман. Барбара была поглощена загадкой нового рождения природы, радовалась присутствию своих друзей, неожиданным встречам с мужем. Так как кортеж то продвигался вперед, то задерживался, у нее не было ни единой мысли о чем-то неприятном или уродливом, то есть о Гае де Монфорте.
Барбара горячо согласилась сопровождать отряд Деспенсера в большой зал замка после обеда в тот день, когда они прибыли в Норхэмптон. У нее были новости для Альфреда, если бы она смогла улучить минуту пошептаться с ним. Она слышала, как Деспенсер сказал, что уже разосланы распоряжения военным комендантам Вустершира, Глостершира и Херефордшира собрать вооруженные отряды и держать их в готовности до того дня, когда Глостер должен ответить на вызов на турнир. Означало ли это, что Лестер был уверен в том, что Глостер не приедет, и экономил время? Или эта армия должна была стать ловушкой для Глостера по пути домой, если бы он не был «случайно» смертельно ранен на турнире?
Барбара пришла в ярость от подлого расчета, таившегося за словами Хью. Она быстро помчалась поприветствовать Альфреда, когда поймала взгляд принца, голова которого возвышалась над всеми присутствующими в зале. Альва, беседовавшая с принцем, ничего не слышала и не заметила действий Барбары. Резкое движение Барбары и тихий вскрик испуганной Альвы, увидевшей Саймона де Монфорта, привлекли внимание Деспенсера. Он увидел, как Альфред помахал жене и пошел ей навстречу, и тоже направился к группе принца. Таким образом он оказался немного позади и справа от Гая де Монфорта, когда тот оттолкнул в сторону Джона Фиц-Джона, направлявшегося к Эдуарду и его слугам, и загородил дорогу Барбаре. Уильям Манченези подхватил лорда Джона за локоть, чтобы тот не упал, и оба стали возмущаться грубым поведением де Монфорта, но Гай не стал утруждать себя извинениями. Подскочив к Барбаре, он грубо сказал: