— Если завтра мы должны уехать, я должен попросить вас еще об одной любезности, сир, — проговорил Альфред с неохотой.

Последовала короткая пауза, затем Людовик вымолвил:

— Просите. — Но голос короля стал менее дружелюбен.

— Это небольшое дело, сир, и оно не касается вашего кошелька, — начал Альфред, как бы извиняясь. — Тесть моего брата, сэр Уильям Марлоу, заключен в тюрьму вместе с Ричардом Корнуоллом. Жена моего брата едва не заболела, беспокоясь о самочувствии своего отца. Не могли бы вы написать письмо, чтобы мне позволили увидеть сэра Уильяма и заплатить за него выкуп?

Людовик нахмурился:

— Какова цель письма, которое я должен написать?

— Успокоить мою невестку, сир. Ее отец едва не умер от ран, полученных в битвах двенадцать-пятнадцать лет назад, и она никак не может забыть об этом. Я пошлю ей копию вашего письма, которое убедит ее, что Раймонд и я делаем все, что в наших силах, для ее отца.

Король перестал хмуриться. Теперь он понял, что жена старшего д'Экса происходила не из знатной семьи. Сэр Уильям имел слабое здоровье, пользовался скромным влиянием и не был человеком короля Генриха. Прошение о снисходительном обращении с ним могло быть подано лишь из человеколюбия и не имело политической окраски.

— Хорошо, — резко ответил Людовик, но его голос звучал не холодными нотками, в нем мелькнула даже какая-то искорка радости. — Поскольку я не несу ответственности за то, освободят ли Марлоу или нет, а сэр Уильям, если его выкупят, поклянется не предпринимать никаких действий против партии Лестера, вы получите мое письмо. — Людовик поднял руку, когда Альфред поклонился. — Ричарда Корнуолла и принца Эдуарда не содержат вместе, поэтому сначала вы займетесь моим делом, и даже раньше, чем посетите Норфолка.

* * *

Одна из черных точек превратилась в утлое суденышко, и Альфред наблюдал за тем, как оно направилось к городской пристани. Он сделал все, что в его силах, чтобы выполнить распоряжение Людовика. Он направил послание Генриху де Монфорту в тот самый день, когда Барби написала Норфолку, и Грей принял его письмо, но так же, как Барбара не получила известий от своего отца, его прошение осталось без ответа. Не потому ли, что все письма отправили для прочтения Лестеру? Кажется, да… Он прервал свои размышления, так как почувствовал движение, и резко повернулся. Рука привычным жестом легла на рукоять меча. Он наполовину вытащил меч из ножен, когда незваный гость замер на месте и позвал:

— Альфред!

— Прошу прощения, любимая. — Он засмеялся. — Совсем не это оружие я хотел бы поднять на тебя.

Кровь бросилась ей в лицо, и тогда, к его восторгу, она объявила:

— Твой шанс показать мне твою гордость и радость, возможно, приближается. Здесь посланец, прибывший из Лондона, и у него большой пакет. Я получила письмо от моего отца, а другое от Генриха де Монфорта — для тебя.

— Что пишет твой отец?

Барбара многозначительно взглянула на него.

— Еще не знаю. Писарь, сортировавший содержимое пакета, отложил эти письма в сторону. Я сразу пришла за тобой, чтобы ты мог прочитать оба послания.

Она имела в виду, что писарь не знал, что она умеет читать, и поэтому не старался скрыть от нее содержимое пакета. Она поднялась на стену, чтобы сообщить Альфреду о прибытии почты и дать возможность Грею открыть и прочитать письма, адресованные им.

— Как ты умна, моя любимая, — сказал он и затем с напускной наивностью добавил: — Странно, что мы получили ответы в одно и то же время.

— Ничуть не странно, — ответила она. Ее сердитые серо-голубые глаза вдруг посветлели и стали светло-голубыми от удивления, когда она поняла, в какую игру они играют. — Мой отец, — продолжила она с напускной нравоучительностью, — никогда бы не пригласил нас приехать к нему, не получив одобрения Лестера. Я уверена, что сэр Генрих де Монфорт тоже захотел поставить в известность своего отца о прибытии в Англию одного из его близких друзей, который собирается взять в жены дочь его союзника.

— Правда, — согласился Альфред. — Как это неудачно, что Лестер был отозван из Уэльса именно тогда, когда король Людовик согласился быть посредником.

Пока он говорил, шутка перестала казаться Альфреду смешной, и его губы стали тоньше. Даже если письмо Норфолка было приглашением для него и Барби, не исключено, что пройдет много недель ожидания, прежде чем будет получено согласие Лестера на встречу с принцем Эдуардом.

Барбара заметила его гнев и ласково положила руку на плечо. У нее не осталось сомнений в причине его плохого настроения, и ее больше пугало то, что он избегал ее в последние несколько дней. Правильно ли она поступала, настаивая на том, чтобы стать женой Альфреда прежде, чем позволить ему любить себя? Хотя ее обручение носило поспешный характер, оно было полным и официальным: объявлено в дворцовой церкви и засвидетельствовано королем Людовиком, королевами Маргаритой и Элинор, принцессой Элинор Кастильской, а также ее дядей Хью Бигодом и сводными братьями короля — Лусиньоном и Валансом.

Бог знает мало обручений с такими известными и добросовестными свидетелями. Она не боялась, что Альфред откажется жениться, но, когда он привел ее на укромную лужайку в саду и попытался приласкать, ей пришлось резко охладить его пыл. На самом деле это стоило ей немалых усилий, ибо ее желание было не меньше его. Однако, в отличие от Альфреда, привыкшего в отношениях с женщинами слушать и слышать только голос собственной плоти, на Барбаре лежала ответственность за их будущий брак. Чем бы она расплатилась за минутную слабость? Барбару не слишком интересовало, как следует себя вести в подобной ситуации приличной невинной девушке; ее больше волновало, как поступила бы на ее месте опытная соблазнительница. Как ведут себя глупые девочки, она хорошо знала по себе. Плачут от тоски или обиды — все равно, и при этом теряют остатки своей привлекательности, ибо мужчину трогают женские слезы, лишь когда они придают женщине привлекательности. Вести себя подобно высокородным придворным шлюхам Барбаре хотелось еще меньше. Хотя их поведение в подобных делах казалось ей более разумным, но вызывало брезгливость, ибо было пропитано похотью.

Барбара понимала, что, выкажи она свою страсть, Альфред убедился бы в том, насколько он нужен ей. Без сомнения, это мгновенно охладило бы его пыл; тогда ничто больше не препятствовало бы возникновению у него интереса к другим женщинам. Если же она найдет в себе силы сдержать чувства, то его страсть разгорится с новой силой — препятствия в охоте только распаляют!

Но сейчас Альфреда волновало иное.

— Подумай, Барби. Если мы объединим то, что ты знаешь, с точки зрения союзников Лестера, и то, что знаю я, большей частью с точки зрения короля Генриха, не окажемся ли мы немного ближе к истине?

Он привлек ее еще ближе, нагибаясь, словно для поцелуя. У Барбары перехватило дыхание, она не могла решить, вырваться ей или ответить. Тихий голос Альфреда, теплое дыхание, щекочущее ухо, заставляли ее дрожать. Барбара чуть не расплакалась от разочарования: он просто старался скрыть от охранников их небезопасный разговор. С усилием она выдавила из себя первое, что пришло ей в голову:

— Это можно — говорить о таких вещах?

— Деваться нам все равно некуда, — прошептал он, — хотя лучше, если мы продолжим этот разговор наедине, после того, как прочтем письма. Я думаю, и после этого у нас останется достаточно свободного времени.

Он выпрямился, прижал ее к себе еще крепче и добавил уже нормальным голосом:

— По-моему, ты продрогла. Пойдем вниз, в зал.

И охранник, и письма исчезли из зала к тому времени, как туда спустились Барбара и Альфред. Они не были удивлены, но, прежде чем успели решить, прикинуться ли им ничего не знающими или спросить о письмах, вошел слуга и попросил их пройти в комнату смотрителя замка. Там им были вручены послания, и сэр Ричард де Грей вежливо попросил услуги своего писаря, чтобы тот прочел письма. Так же вежливо Альфред отказался, заметив, что обучение чтению и письму знатных людей является обычаем той страны, откуда он родом.