— Вы заболеете, — Мазена раскрыла ладонь.

Белая кожа.

Тонкая.

Истончившаяся даже, и под нею плывут, извиваются тончайшие волосы. Смотреть на это отвратительно до тошноты.

— У Радомилов множество тайн…

— И похоже, их они даже себе доверить не способны.

— Доверие… слишком дорого, чтобы тратить его вот так, — Мазена провела ладонью над пламенем, и оно, коснувшись нежной ее кожи, едва не погасло. — Но вас не это должно заботить. Некогда мой прапрадед был отлучен от двора и сослан на границу. Шла война… та самая, что породила Серые земли. В хрониках рода остались его воспоминания. А тако же документы, которые подтверждают права Радомилов на некоторые земли. Серые земли появились не в один день. Поначалу это был старый храм… после — деревенька у храма… две деревеньки и городок… зараза расползалась, люди бежали.

— А ваш предок совершал сделки.

— Он вовремя понял, что Серые земли — это не только безусловное зло…

— И стал торговать?

— Стал перекупщиком. Всегда находились люди, которые золото ценили больше, чем собственную жизнь. А еще свято верили в удачу.

Пламя соскальзывало с ладоней Мазены. Волосы под кожей ее исчезли, но Себастьян чувствовал их присутствие, как чувствовал незримую удавку на мизинце.

— Радомилам принадлежит две трети пустоши. И всего, что на этой пустоши существует. Мы содержим приграничные крепости. Приглядываем за купцами и не только… вы не представляете, сколько людей желают поживиться за счет казны, отправив на границу негодный товар… легко ведь списать, что на пожары, что на нечисть… в прошлым году вот нашелся умелец, пытавшийся убедить, будто бы навьи волк сожрали обоз с зерном… — Мазена фыркнула. — Он сидит. Во многом благодаря Радомилам на границе порядок.

— Какие вершины гражданской сознательности.

— Отнюдь. Мы вкладываемся в свой бизнес. Мы способствуем возвышению нужных людей. Убираем тех, кто не нужен или даже опасен.

— А взамен?

— Контролируем рынок. В крепостях… во всей округе работают наши перекупщики, которые назначают наши цены…

— И если кто?то вздумает их перебить…

— Ему объяснят правила. Не смотрите с такой укоризной, Себастьян. Радомилы заботятся о тех, кто служит им. Отчасти потому я вам и рассказываю об… этой части семейного дела.

— Несказанно польщен этаким доверием, — Себастьян поскреб мизинец, и хоть бы черный волос исчез, но ненаследный князь не мог отделаться от препоганейшего ощущения, что внутри него поселилась некая, несомненно, в высшей степени зловредная тварь.

— За последний год погибли семеро перекупщиков. И если один — новичок, то остальные шестеро — люди опытные, не один год на границе проведшие. А в Познаньске появились товары… скажем так, неучтенные. Нас это не может не волновать.

— Доходы падают.

— И это тоже. Однако взгляните на проблему шире… — она позволила пламени осесть на ладони. — Радомилы века посвятили изучению Серых земель и того, что они дают. Эликсир здоровья, зелье вечной молодости…

— Вечной молодости не бывает.

— Но название звучит, согласитесь… мы научились использовать то, что все полагали бесполезным, если не сказать хуже, опасным. Мы аккуратно дотошно исследовали все, от игошиных игл до обыкновенной травы… хотя на Серых землях нет ничего обыкновенного… мы знаем много. И несоизмеримо мало. Но знание позволяет нам… скажем так, контролировать не только цены. Те же «бурштыновы слезы» можно получать куда более простым способом, нежели принято… и представьте, что этот способ станет известен. Что сам яд появится по эту сторону границы. Что стоить будет он не тысячи злотней, но, скажем, десятки… не такая и великая сумма для того, кто желает избавиться, скажем, от надоевшей тещи… или богатого дядюшки. Жены. Мужа…

Себастьян представил.

Он никогда не испытывал особых иллюзий по поводу человеческого благородства.

— Яд, который обычному человеку не обнаружить… если, конечно, у него нет средств на создание королевского оберега… а этот яд — один из многих… представьте, что в Познаньске появятся торговцы мхом… или порошком из него. Если смешать пыльцу с опием, то получится замечательное средство, которое подарит чудесные видения… а тот, кто попробовал его единожды, захочет попробовать вновь и вновь. И желание это будет столь сильным, что человек сделает все, лишь бы исполнить его… предать, убить… представьте, что здесь, не только ведьмаки, но обыкновенные горожане, смогут купить маровый туман или темный безымянник, который пробуждает скрытые силы… отомстить обидчику долгою болезнью. Бросить конкуренту камень — манок, что привлечет мелкую нечисть. Спалить склад или дом того, кто ненавистен… всего?то и надо, что перо золотого петушка… не такая уж и великая редкость. А если кто, по случайности, по незнанию, выпустит Моровую деву? Что тогда?

Себастьян представил, во что превращается Познаньск. И стало вдруг невыносимо жаль, что себя, что Евстафия Елисеевича, которому придется и дневать, и ночевать в Управлении, пытаясь хоть как?то, хоть что?то переменить.

— Радомилы знают, что такое ответственность.

— Я рад за них, — голос предательски дрогнул.

— Не верите? Что ж… нельзя быть богатым в разоренной стране. Вернее, можно, но богатство это будет недолгим. Радомилы — древний род… столь же древний, что и королевский. Мы помним обо всех, кто был до нас. И заботимся о тех, кто еще будет.

Она верила в каждое, произнесенное ею слово, и наверное, стоило бы порадоваться, да только не выходило, потому как уверенность ее в правоте Радомилов была… страшна.

Ради этой самой правоты Мазена сама и солжет, и убьет.

И предаст.

И за Моровою девой дело не станет, если будет сие в интересах ее рода, столь же древнего, сколь и королевский.

— Боитесь? — она смотрела с холодным интересом. — В страхе вашем нет стыдного. И пожалуй, вы правы, что ради спасения рода я не только на замужество соглашусь… но если вам станет легче, то… у моего супруга есть свои тайны, как и у короля… как и у всех, кто хоть что?то из себя представляет.

— Отрадно знать, что я ничего из себя не представляю, — пробормотал Себастьян.

— Вам лишь кажется. Князья Вевельские — древний род…

— Не столь древний, как Радомилы. Но чего вы ждете от меня? Полагаете, что я в одиночку сумею остановить эту… интервенцию, скажем так?

— С интервенцией здесь уже разбираются наши люди, — Мазена вытерла пылающую ладонь о платье. — Я надеюсь, что вы сумеете установить источник… и преподнести ему наш небольшой подарок.

— Это какой?

Подарки от Радомилов ныне представлялись Себастьяну преподозрительнейшими.

— Тот, который вы уже носите…

— Так это…

— Не для того, чтобы заставить вас молчать, — она умела улыбаться искренне, вот только от этой улыбки Себастьяна передернуло. — Помилуйте, я верю в вашу разумность, во — первых, а во — вторых, если вы решите вдруг эту веру поколебать, то… найдутся куда более простые и верные меры, чем волосяник.

Тварь все?таки была живой.

— Найдите колдовку. Избавьтесь от нее.

— Ради Радомилов, — Себастьян потер палец.

— Ради вашего брата, если хотите получить его обратно… или вы полагаете, что она просто так его отпустит?

Себастьян не был настолько наивен. Говоря по правде, он старательно не думал о том, что произойдет после встречи с колдовкой, поскольку более — менее здравых идей по ее устранению не имел.

До сего момента.

— Достаточно прикосновения, желательно, к коже… на худой конец, к тонкой ткани.

— И что будет?

— Вы и вправду хотите знать? — Мазена склонила голову.

Себастьян не хотел, здраво предположив, что знание сие не добавит ему спокойствия. Однако незнание было куда худшим вариантом.

— Волос проникнет в кровь. Разделится… и снова разделится… и будет делиться, прорастая в тело. Не стоит трогать, — Мазена перехватила руку. — И не думайте, что если отрежете мизинец, то избавитесь от волоса.

— Не думал даже, — покривил душой Себастьян, который аккурат и обдумывал, что ему дороже, мизинец или здоровье, так сказать, в целом. — Но вы не думали, что помимо колдовки, до которой еще добраться надобно, на пути моем встретятся иные люди… не знаю, как вам, но мне в целом претит мысль, что ваш чудесный волос прорастет…