Дождь скоро и внезапно, закончился, и Дина с художником направились в Крючкове. Шли они долго, но когда приблизились к дороге, Артемий остановился, поглядел на автомобиль, так же неподвижно и криво торчащий возле его дома на холме, и протянул Дине скатанные в трубочку деньги.

– Я пойду на разведку, а если через полчаса не вернусь, то иди до остановки. Автобусом доедешь до станции, там спросишь, где милиция, и все им расскажешь. И про папу и про это тоже, – он показал на автомобиль на холме.

– Милиция детей в рабство продает, – возразила Дина. – Семен Александрович говорил.

– Чего ты этого дурака слушаешь? Сиди жди, а не приду, сделай все, как я сказал.

– А Света?

– Что Света? Ее же не ищут.

Артемий двинулся по главной и единственной улице деревни, а Дина осталась сидеть на пеньке между деревьями, отмахиваясь веткой от комаров. Не дойдя до поворота, художник двинулся по тропинке вправо, к охотничьему домику, и постучал в двери. Он надеялся застать там охранника Бориса, но дверь открыла Яна. Он прошел внутрь и увидел Свету, облокотившуюся на край стола. Перед ней на клеенке в желтую и синюю клетку стояла пустая белая чашка.

– А где Борис? – спросил он, поздоровавшись.

– А я знаю? – ответила Яна. – Бродит вечно где-то, как зверь. В доме ему не сидится, он природу любит, – она фыркнула.

– Ян, – попросил художник, – будь хорошей девочкой, найди его, – он, предваряя возражения, ласково взял Яну под локоть и подвел к окну, кивнув на холм. – Видишь, что делается. Гостей понаехало. А ведь я их не звал.

– А! Этих-то я знаю. Эти-то... – Она оглянулась на Свету. – Это они и есть. Которые девчонку ищут. Те, что Зину избили...

– А что, разве Зину избили? – нахмурился Артемий.

– Как? Вы и не знаете ничего? – всплеснула руками Яна.

И принялась выкладывать- историю про больницу уже с самого начала, с того места, когда в парикмахерскую явилась побитая Зина с мокрой головой. Она не замечала, что Света с Артемием мрачнеют тем больше, чем дольше длится ее рассказ.

– Их в машине сколько?

– Так поди трое осталось, – развела руками Яна.

– Ясно. Иди ищи Бориса.

Яна, накинув плащ, выскочила из домика.

– А Дина где? – спросила Света.

– У дороги в кустах, там, где можжевельник. Найдешь?

– Найду, – кивнула Света.

– Ну иди. Езжайте на станцию. Милицию вызовите.

Света хмуро кивнула.

Артемий знал, что автобуса раньше шести вечера не будет, а с милицией никогда не известно, на ходу ли у них транспорт и нет ли неотложных дел, так что особенно надеяться было не на кого, а следовало выяснить, что происходит в его обители и как себя чувствуют мама с Нонной.

Яна выискала Бориса возле лодок, где он чинил сети, и мужчины принялись вполголоса совещаться. Яне выдали сигнальный пистолет, который Никанорыч оставил для экстренной связи с ним, и велели начать стрельбу ровно через двадцать минут.

К дому художник с охранником подбирались с северной стороны, там, где был заросший пустырь и дорога. Местность была холмистая, и можно было подкрасться незаметно, по-партизански. На север выходил балкон мансарды, подпертый вертикальным столбом, потому что за домом холм резко уходил вниз. По этому столбу они бесшумно забрались на мансарду, и Арсений, сделав Борису знак стоять на месте, пробрался к лестнице, ведущей на первый этаж, лег на живот и поглядел вниз сквозь щель лестничной площадки.

Прямо под ним стоял стол с самоваром, на нем белела волосатая рука. В другую щель он увидел Нонну, сидящую на стуле с кривой, свернутой набок прической. Видно было, как тряслись ее руки. Маму он углядел на кровати, она лежала откинув голову, растрепанная, с засохшей кровью возле носа и губ. В углу, на табурете, сидел еще один незваный гость. Волосы его, смазанные гелем, сильно блестели, он перелистывал записную книжку.

Артемий, покрывшись потом, отполз назад и объяснил вооруженному Борису, что его – тот, что на табурете, и достал охотничий нож. Кивнул – мол, начинаем – и пополз назад к лестнице.

Быстро и бесшумно перегнувшись вниз, он метнул нож в волосатую руку сидящего за столом. Расстояние было таким, что промазать он бы не сумел. Другое дело, если б тот отдернул руку. Но чернявый не отдернул, потому что как раз в этот момент внимательно вслушивался в звуки. Ему казалось, что наверху скрипнул пол, а после нож пригвоздил его кисть к столу.

Он вскрикнул от боли, и в тот же миг, как по команде, раздался выстрел Бориной винтовки, и Болт, сорвавшись с табурета, бросился к дверям, хватаясь за кобуру и не понимая, откуда стреляли. Нонна, закрыв лицо руками, завыла от страха, Мариванна подняла голову с подушки, чернявый, выдернув нож из руки, тоже рванул на выход, держа одной рукой другую, словно боялся ее уронить, а в это время снаружи загрохотали ракетные выстрелы. В небе с шипеньем и треском вспыхнули зеленые и красные ракеты, а через несколько секунд в небе появился ответ Никанорыча на экстренное сообщение любимой девушки. Она звала его к себе, и он изъявлял готовность лететь ей навстречу. Такая у них была договоренность на самый крайняк.

Артемий скатился вниз по лестнице и быстро запер на засов дверь, распахнутую при отходе незваными гостями. Борис полез на чердак, чтобы продолжить обстрел гостей сверху, но джип стремительно, с диким ревом стартовал с места и запрыгал по холмистому пустырю напрямик к дороге...

Связываться с военными Шизе не хотелось. Неясно, что означал этот фейерверк, но что это не предвещало ничего хорошего – это точно. Поднимут взвод по тревоге – расхлебывай потом. Нужно было уносить ноги. Черт, уже четвертый раз девки ускользают, как заговоренные. В машину, вместо дочки, прихватили подружку. Из квартиры Димы Чуфарова их успели забрать, в Куровской дом оказался пустым, и его они подожгли, чтоб дать понять Алику, что шутки закончились. А теперь еще и художники с двустволками появились. Слишком много проколов, это уже не смешно. Шиза злился – под ударом оказалась его репутация...

Джип уже выскочил на шоссе и мчался на максимальной скорости. Неподалеку от узловой Болт, который отличался зоркостью и памятливостью, вдруг начал тормозить, завидев хромого мужичонку, бредущего вдоль обочины явно навеселе.

– Давай езжай, не спи! – скомандовал Шиза. Но тот продолжал внимательно вглядываться в пешехода.

– Гадом буду, это тот, что Цыпу ранил! – Он вопросительно поглядел на сидевшего рядом Шизу, зная, что тот не любит лишних движений. – Берем? – и не дожидаясь ответа тормознул так, что пассажиров бросило вперед, как при столкновении.

– Берем, – нехотя согласился Шиза.

Любой бунт следует давить в зародыше, иначе будет поздно. Народ надо приучать к страху и покорности – это аксиома власти.

Болт и Каратист резво выскочили из джипа, умело сбили мятежника с ног и поволокли за ноги к джипу. Перед тем, как запихнуть Колюню в автомобиль, они хорошенько стукнули его головой о бампер, чтобы не рыпался...

Спустя двадцать километров, когда дорогу обступил густой лес, они сделали еще одну остановку.

– В темпе рок-н-ролла, – скомандовал Шиза и прикурил. – Пять минут на хеппенинг.

Опричники поволокли пришедшего в себя Колю-ню подальше от дороги...

Обитатели дома понемногу приходили в себя после боя. Артемий хмурился и курил сигару, что позволял себе только в исключительных случаях, потому что Мариванна на дух не выносила этой вони. Хозяйка, сидя на кровати и вытирая обильные слезы, плакала и причитала: «Это же фашисты, фашисты, гитлерюгенд!», а Нонна божилась, что они держались стойко, ничего не выдали, да и били их несильно. Больше пугали. Грозили утопить в сортирной жиже. Чего надо было, бандиты не сообщили. Интересовались девочками, нет ли в деревне каких-нибудь посторонних, городских, но дамы поняли это так, что девочек ждало насилие, и естественно, ни слова не сказали.