Он подался еще ближе к Айлин, желая как можно глубже заглянуть в ее глаза.

— Вы знаете ее? — спросила она.

— Я видел ее только дважды в моей жизни, и один единственный раз до того, как она пыталась заговорить с вами!

— Если я еще раз повстречаюсь с ней, я обязательно извинюсь! — сказала мисс Брокау. — Она, очевидно, ошиблась, но я была страшно поражена. Когда она так стремительно бросилась ко мне, почти молитвенно протянула руки, я в первую минуту подумала, что это — нищенка!

— Нищенка? — взволнованно воскликнул Филипп. — Нищенка?!

Он разразился неистовым смехом и для того, чтобы скрыть свое волнение, наклонился поближе к огню и подбросил еще одно березовое полено.

— У нас тут нет нищих! — решительно заявил он.

В эту минуту позади него раскрылась дверь, и в комнату вошел Брокау, за которым следовал фактор. У Филиппа было багровое лицо, когда он поздоровался с вошедшими. В продолжение получаса он проклинал себя за то, что не так прозорлив и мудр, как Грегсон. Он понимал, что с Айлин Брокау произошла большая перемена, но не допускал мысли, что эту перемену произвела только природа, как старалась убедить его сама девушка. Во время ужина он старался как можно тщательнее присмотреться к ней. Она определенно нервничала. Он несколько раз обратил внимание на то, что она искала глазами взор отца и что в глазах этих все время стоял вопрос.

Неужели же она решила сопровождать отца только потому, что он — Филипп Уайтмор — проживал здесь, на севере?

От этой мысли легкий румянец выступил у него на лице, и ему сделалось еще более неловко, когда он почувствовал пристальный взгляд Айлин. Он искренне обрадовался, когда ужин кончился, и мужчины закурили сигары. Айлин заявила, что уходит к себе. Он почтительно распахнул перед ней двери и сказал, что, вероятно, раньше чем завтра они не увидятся, так как вечером у него деловое свидание. Она протянула ему руку и на мгновение он почувствовал, что пальцы девушки буквально впились в его ладонь.

— Спокойной ночи! — прошептала она.

— Спокойной ночи!

Она наполовину высвободила свою руку и вдруг в упор посмотрела в его глаза. Ее взор был тих и спокоен, но в голосе чувствовалась явная судорога, когда она так подалась вперед, что почти коснулась грудью Филиппа, и сказала:

— Я постараюсь быть так можно лучше… во всех отношениях… для всех людей, если только вам удастся убедить отца подольше остаться в Черчилле!

Она не дождалась ответа и стремительно удалилась в свою комнату. С минуту Филипп смущенно смотрел ей вслед. Затем сделал шаг вперед, словно желая нагнать и остановить ее, но внутренний импульс отбросил его назад и заставил вернуться к мистеру Брокау, который остался с фактором.

Он взглянул на часы, которые показывали семь. В половине восьмого он попрощался с хозяевами, закурил свежую сигару и вышел. Для встречи с Жанной и Пьером было еще рано — поэтому он медленно побрел по берегу, по направлению к условленному месту. Тем не менее, за час до назначенного срока он подошел к скале и уселся на ней лицом к морю.

Вдруг у подножия скалы, на которой сидел Филипп, послышалось слабое шлепанье весел, и через несколько секунд Уайтмор увидел, как из мрака вынырнула большая лодка.

Филипп разглядел в лодке четыре фигуры. Трое гребли, а четвертый сидел совершенно неподвижно на носу. Лодка быстро пронеслась мимо него и вскоре снова скрылась в тени скалы. По совсем легкой ряби, оставленной лодкой, Филипп определил, что находившиеся в ней делали все от них зависящее для того, чтобы ускользнуть от чьего-либо внимания. Они попали в полосу света только потому, что никак иначе не могли добраться до места своего назначения, но кромешная тьма тотчас же снова поглотила их, и только едва слышные звуки, производимые веслами, выдавали их присутствие.

При других условиях он не обратил бы внимания на случайно прошедшую лодку, но в настоящее время этот факт определенно обеспокоил его. По тому, как лодка осторожно пробиралась в тени, по необычайному молчанию, царившему среди четверых человек, и по твердому намерению держаться все время близ скалы, Филипп понял, что он является невольным и непрошенным свидетелем чего-то не совсем обычного. Не имеет ли этот инцидент какого-нибудь отношения к Жанне и Пьеру?

Он ждал до тех пор, пока не услышал, как его карманные часы пробили половину. Тогда он начал неторопливо передвигаться в северном направлении, вполне уверенный в том, что Жанна и Пьер придут именно оттуда. При таких условиях он никоим образом не мог пропустить их. Обутый в мокасины, он пробирался вперед абсолютно без шума, стараясь все время держаться как можно ближе к краю скалы, откуда он мог видеть весь залив. На расстоянии двухсот или трехсот ярдов начиналась плотина, которая на милю или больше тянулась, как ровное серебряное полотно. Филипп до боли напрягал зрение, желая разглядеть лодку, но не мог открыть ни малейшего ее признака.

Не спускаясь со скалистого кряжа, он прошел вперед около четверти мили, затем вернулся. Уже было девять часов вечера. С этой минуты он мог уже ожидать тех, кто назначил ему свидание. Он возобновил свои тщательные поиски, и с каждой минутой его нервное настроение усиливалось.

«А что будет, если Жанна не сдержит слово? Что, если она не явится сюда?» От одной мысли у него больно заныло сердце. До сих пор он ни разу не подумал о том, что девушка, которую он, в конце концов, абсолютно не знал, может обмануть его. Вера в Жанну, которую он видел всего дважды в жизни, была безгранична.

Во второй и третий раз он прошел четверть мили вперед и вернулся на прежнее место. Снова прозвонили его карманные часы, и он понял, что подходят последние минуты, назначенные для свидания.

Он в последний раз совершил свой обход, пристальнее прежнего вглядываясь в белое безмолвие, окружавшее его со всех сторон.

Вдруг ветер принес какой-то новый звук, который пришел снизу, с подножья скалы. Тотчас же раздался второй звук, в котором уже легко было определить женский крик, заглушенный шумом моря и свистом ветра в ветвях.

На одну минуту Филипп остановился в позе полной беспомощности, не зная, куда двинуться и что делать. Он подался в сторону звуков, стал напряженно прислушиваться и тотчас же уловил третий крик, полный отчаяния и мольбы о помощи. Ответив криком, он, как быстроногая лань, понесся вдоль края скалы. Его звала Жанна: он нисколько не сомневался в этом! Кто еще, кроме Жанны, мог попасть сюда ночью? Только Жанна и Пьер!

Стремительно несясь вперед, он прислушивался к малейшему шороху, но ничего больше уже не слышал. Наконец, он остановился, перевел дыхание и набрал полной грудью воздух для того, чтобы крикнуть и дать знать о своем присутствии.

Он снова уловил прежние звуки. Несмотря на то, что его сердце отчаянно колотилось и от усиленного дыхания стоял шум в ушах, он понимал, что эти звуки не имеют ничего общего ни с шумом волн, ни с дуновением ветра. Он опять побежал вперед и вдруг почувствовал, что скала будто бы разверзается под ногами. Он вовремя остановил свой стремительный бег и очутился у громадной расщелины, по другую сторону которой увидел весьма странную картину.

Залитый алмазным лунным светом, спиной к скале, с рапирой в руке, Пьер отбивался от троих человек, нападавших на него со всех сторон. Эта ужасная сцена длилась не больше минуты. Неизвестные подошли настолько близко к полукровке, что почти закрыли его тонкое, гибкое тело, но вдруг поверх сдавленных криков, глухих ударов и острого звона рапиры разнесся призывный голос.

— Ради самого бога, мсье, помогите мне!

Очевидно, Пьер заметил, что Филипп побежал к нему вдоль края расщелины, потому что тотчас же снова закричал:

— Стреляйте, мсье! Стреляйте немедленно! Через минуту уже будет поздно!

Филипп выхватил из-за пояса свой тяжелый револьвер, но не выстрелил сразу, а стал выжидать подходящий момент. Боровшиеся люди так сцепились, что трудно было отличить друга от недруга, и он легко мог попасть в Пьера.