Они вошли в другую комнату, освещенную только одной висячей лампой. Филипп тотчас же обратил внимание на прекрасно сервированный стол и только после того отдал себе отчет в том, что эта комната еще удивительнее тех двух, в которых он уже был. Во-первых, в ней не было стульев. Вдоль стола тянулись какие-то скамьи с зелеными кожаными сидениями. Такие же оригинальные сидения имелись и в других частях комнаты. Все здесь, начиная с картин на стенах и кончая шлемом и панцирем в углу, говорило о старине. Над большим камином, в котором ярко горели березовые дрова, висело средневековое оружие: кремневое ружье, негодные к употреблению старые французские пистолеты, короткая рапира, вроде той, которую Филипп видел на Пьере, и две длинных сабли. Филипп обратил внимание на то, что рукоятки обоих пистолетов были украшены выцветшими бантами.
Во время обеда Филипп не мог не заметить, что Жанна находится в возбужденном состоянии. Ее щеки пылали, а в глазах сверкали такие огни, каких он никогда до сих пор не замечал. Их блеск носил определенно лихорадочный характер. Несколько раз он заметил, как легкая судорога, словно от холода, пробегала по ее плечам. От его внимания не укрылось, что и Пьер заметил это, и ему показалось, что веселость молодого человека — деланная, вынужденная. Только старик и Отилл вели себя по-прежнему и выражали непритворную радость. Филипп по ассоциации вспомнил о своем недавнем ужине с Айлин Брокау и ее отцом. И мисс Брокау вела себя тогда так же странно и так же боролась с собой, как сейчас Жанна.
Он был очень рад, когда обед закончился, и хозяин Божьего Форта поднялся со своего места. Он перевел свой взор с Д'Аркамбаля на Жанну и случайно уловил суровый взгляд Пьера.
— Жанна должна дать вам некоторые объяснения! — сказал старик, положив руку на голову девушки. — Мы, посторонние, удалимся, а она посвятит вас в историю Божьего Форта.
Пьер и Отилл последовали за ним из комнаты. Впервые за весь вечер Жанна ясно улыбнулась Филиппу.
— Собственно говоря, мсье Филипп, — сказала она, вставая со своего места, — мне не придется много рассказывать вам. По-моему, вы знаете уже достаточно много о нашем форте. Я прекрасно понимаю, что некоторое время тому назад я поступила не совсем хорошо: я не оказала вам того доверия, на которое вы имели полное право, сделав так много для меня лично и для моих родных. Я не могла, верьте мне! Но теперь отец разрешил мне быть откровенной. За всю мою жизнь это случается только во второй раз.
— Но я не желаю слушать вас! — довольно резко воскликнул Филипп. — Мисс Жанна, я должен признать, что вел себя по отношению к вам временами возмутительно. Я добивался от вас откровенности в то время, как не имел на нее никакого права. Я согласен теперь с вами: я знаю кое-что о Божьем Форте, и пока что этих сведений вполне достаточно. Я знаю, что это — очаровательнейшее место. Вы абсолютно ничем не обязаны мне, и по этой причине…
— Но я настаиваю на том, чтобы вы меня выслушали! — перебила его девушка. — Не вздумайте уверять меня, что вас не интересует мой рассказ, раз я получила разрешение посвятить вас в историю нашего дома! Я уже однажды рассказывала ее, и тогда это доставило мне немного удовольствия. А теперь другое дело! Вы понимаете, что я говорю: теперь — другое дело!
Снова тень пробежала по ее глазам. Она указала Филиппу на стул возле нее против камина. Ее близость, прикосновение ее платья, нежный аромат заставили Филиппа молча подчиниться. Он почувствовал, что снова надвигается момент, когда весь остальной мир перестает существовать для него, и что он находится на грани блаженства.
Жанна посмотрела на дуэльные пистолеты. Каминные огни заиграли на ее кружевах, блеснули в волосах и нежно позолотили ее лицо.
— Да, много мне не придется рассказывать вам, — повторила она едва слышным шепотом. — Но все-таки кое-что я имею сообщить, и это немногое даст вам ключ к разгадке некоторых событий. Итак, несколько сот лет тому назад группа джентльменов-авантюристов была направлена принцем Рупертом для основания здесь Hudson's Bay Company. Это относится к области истории, с которой вы, вероятно, знакомы лучше меня. Один из этих авантюристов прозывался кавалером Гроселье. Однажды летом он достиг Черчилла и устроил временный привал на большой горе, которую мы сегодня видели, подъезжая к дому, и которую индейцы прозвали Солнечной Горой. Кавалер был поражен изумительной красотой этих мест и, возвращаясь во Францию, твердо решил построить себе диковинный замок в Пустыне. И действительно, через три года он снова вернулся на север, осуществил свою давнишнюю мечту и назвал свой новый дом Божьим Фортом. Надо вам знать, мсье Филипп, что в продолжение ста лет или больше того это место было ареной непрерывных кутежей и бесконечного веселья. В XIX столетии форт перешел в руки человека по имени Д'Арси, и нередко случалось, что у него одновременно гостили двадцать кавалеров и столько же дам. Тут многое покрыто мраком неизвестности, и значительная часть событий осталась неизвестной. Известно лишь то, что при д'Арси кутили и безобразничали больше, чем когда-либо. Этот период насквозь пропитан приключениями. и самыми таинственными романтическими происшествиями. Вот вы видите пару пистолетов над камином! Хозяин дома был убит из одного из этих пистолетов, — убийство совершилось у подножья нашей горы. Причина: ссора с гостем из-за женщины. По многочисленным письмам, которые мы нашли здесь, можно установить, что эту женщину звали Камиллой. В моей комнате стоит сундук, туго набитый бельем с меткой «Камилла». Платье, которое сейчас на мне, взято оттуда же. Я обращаюсь очень бережно с ним, так как оно страшно легко рвется. После смерти Д'Арси про это место почти забыли, и забвение продолжалось до тех пор, пока во владение фортом не вступил мой отец. Это случилось сорок лет тому назад.
Она остановилась и после краткой паузы продолжала:
— Вот почти все! Старое название этого места позабыто и упоминается только нами. Все остальные прозывают наше жилище Домом Д'Аркамбаля.
— Да, это название я слышал! — сказал Филипп.
Он ждал дальнейших слов Жанны и обратил внимание на то, что пальцы ее нервно перебирают кружево на колене.
— Как видите, ничего интересного я не сообщила вам! — произнесла она, наконец. — Обо всем остальном вы можете сами догадаться. Мы жили и живем здесь совершенно одиноко. Никто из нас никогда не чувствовал желания покинуть этот мир для вашего. Это странно! Пожалуй, вы и не поверите мне, но мы смеемся над вашим большим цивилизованным светом и почти презираем его. По крайней мере, воспитание я получила именно в таком духе.
При этих словах голос ее как-то странно задрожал, и по подбородку пробежала легкая судорога. Филипп перевел взор с ее лица на огонь и с большим усилием подавил те резкие слова; которые готовы были сорваться с его губ. Вместо них он произнес с некоторой горечью в голосе:
— Я скажу вам, Жанна, всю правду. И моя жизнь сложилась так, что я постепенно возненавидел тот мир, в котором жил и рос. Вот почему я так горячо отозвался на ваше восклицание в ту ночь на скале! Вы помните?
— Я часто думала и теперь думаю, что мои рассуждения не совсем правильны! — сказала девушка. — Ведь в конце концов я никогда этого вашего мира не видела. Я не знаю о нем ничего, кроме того, что мне говорил отец. Я, собственно говоря, не имею никакого права ненавидеть его, а между тем ненависть моя — несомненный факт; по правде сказать, у меня и теперь нет желания видеть его. Я никогда не горела желанием познакомиться с людьми, которые проживают там. Может быть, тут, главным образом, сказывается влияние отца, который всегда говорил мне, Пьеру и Отилл, что мы должны бояться большого мира. Я уверена, что другого такого человека, как мой отец, нет на свете, и поэтому я верю ему беспрекословно. Теперь он страшно гордится тем, что вы, так сказать, принесли ваш мир к его ногам. Он утверждает, что никто не знает всех ужасов вашей жизни так, как он.
— И вот, — продолжала она, — мы выросли в атмосфере былых воспоминаний, в атмосфере старинных картин и романтических происшествий, которые когда-то разыгрались в Божьем Форте. Дух старых времен живет с нами, и мы были до сих пор вполне довольны. Вы видели многочисленные портреты на стенах? Я знаю историю каждого портрета в отдельности, знаю все лица, все имена. У меня есть, между прочим, старинный дагерротип Камиллы Пуатье, которая, надо думать, была очень красива. Я нашла в ее сундуке самые чудесные туфельки на свете, а также несколько лент, наподобие тех, что сейчас висят на пистолетах. В вашей комнате висит портрет Д'Арси. Он находится совсем близко к портрету, который висит лицом к стене.
