А еще тревожит мысль, что настоящие битвы нового столетия будут вестись втайне, противниками, которых знают лишь немногие из нас, теми, кто заявляет, что действует нам во благо, и теми, кто надеется запугать и подчинить нас. Демократия требует открытости и света. Должны ли мы, в самом деле, отдавать свое будущее в руки воинов, скрываемых тенью? Ложность большинства угроз, сопровождавших миллениум, лишь четче обозначает проблему, никто не хочет бежать от воображаемого врага. Но как при отсутствии информации можем мы, публика, оценить степень угрозы? Как помешаем террористам и борцам с террором устанавливать границы, в пределах которых нам жить?

Органы безопасности спасли президента Кумаратунгу, но многие другие погибли. Охрана в доме-крепости Джорджа Харрисона не остановила нож возможного убийцы — Харрисона спасла метко брошенная его женой настольная лампа. Президента Рейгана или Папу уберегли от гибели не телохранители, но случай. Поэтому необходимо понять, что даже самые напряженные усилия служб безопасности не гарантируют абсолютной защищенности. Главное — решить, как это сделала королева в канун Нового года, что мы не позволим страху править нашими жизнями. Показать негодяям, которые хотят повергнуть нас в ужас, что мы не испугаемся. И поблагодарить наших тайных защитников, но напомнить им тоже, что, когда приходится выбирать между безопасностью и свободой, свобода должна всегда оставаться на первом месте.

Йорг Хайдер[**]

В апреле 1995 года, во время празднования пятидесятой годовщины освобождения Австрии от нацизма, на Хельденплатц, в центре Вены, состоялся необычный митинг. Под балконом, с которого Адольф Гитлер некогда обращался со страстной речью к ревущей толпе, собрались австрийские представители богемы, интеллигенты и политики, а также их друзья и единомышленники, приехавшие со всего мира, с тем чтобы отпраздновать годовщину падения Гитлера и таким образом очистить от скверны старую площадь, имя которой полвека ассоциируется со злом. Мне выпала честь там выступать. Я отчетливо понимал, что насущной задачей того момента была необходимость стать голосом «доброй Австрии», ее горячего и твердого в своих убеждениях антихайдеровского электората, о котором на удивление мало знают за пределами этой страны. Сторонники Йорга Хайдера тоже это понимали, и потому намечавшееся мероприятие стало объектом многочисленных нападок ультраправых. В довершение ко всему в тот день хлынул ливень.

Дождь лил как из ведра, непрерывно, неутомимо. Это был какой-то неонацистский дождь, деспотичный, нетерпимый, твердо вознамерившийся смыть все со своего пути. Организаторы мероприятия тревожились. Если участников окажется мало, хайдеровцы восторжествуют и последствия тогда могут оказаться самыми скверными. О проливном дожде через неделю уже никто не вспомнит, зато запомнится, что на митинг почти никто не пришел. Впрочем, деваться было некуда. Пора было начинать митинг, хотя дождь все лил и лил. И вот, выйдя на сцену, я увидел незабываемое зрелище. Хельденплатц заполнилась людьми, как Таймс-сквер в ночь миллениума. Толпа вся промокла до нитки, но была радостной, бодрой и молодой. Дождь хлестал весь вечер, а собравшимся было наплевать. Они пришли, чтобы заявить о себе, и это было для них весьма важным, они не позволили бы какому-то дождю им помешать. Это, наверное, была самая трогательная толпа, какую я когда-либо видел. Главная цель таких митингов — укрепить в людях надежду. И во мне она, безусловно, окрепла.

В свете тех воспоминаний о митинге на Хельденплатц новость о продвижении во власть Йорга Хайдера выглядит странной реминисценцией карьеры гитлероподобного главного персонажа брехтовской «Карьеры Артуро Уи, которой могло не быть», даже еще более отвратительной. В его растущей популярности я вижу поражение идеалистически настроенных молодых людей, стоявших плечом к плечу под проливным дождем.

Но недостаточно описать триумф Хайдера просто как победу зла над добром. Успех экстремистских лидеров неизбежно связан с недостатками системы, которую они искореняют. Тирания шаха в Иране породила тиранию аятолл. Вялотекущая коррупция старого атеистического Алжира вызвала к жизни Вооруженную исламскую группировку и Исламский фронт спасения. В Пакистане злоупотребления властью Наваза Шарифа позволили употреблять власть во зло его преемнику генералу Мушаррафу. Некомпетентность и коррупционность партии Индийский национальный конгресс способствовали захвату власти националистической индуистской Бхаратия джаната парти (БДП) и ее союзником Шив Сеной. Провал политики лейбористской партии подготовили почву для радикального консерватизма Тэтчер. И затянувшаяся австрийская «большая коалиция», это панибратское, междусобойное образование, настолько лишило избирателей иллюзий, что им пришлось развернуться в сторону Хайдера.

В наши дни газеты полны статей о коррумпированности сильных мира сего, и эти разоблачения — подарок для популистской демагогии хайдеровского типа. (Когда наследники покойного Беттино Кракси[234] пожимают плечами и говорят, что история с дутым фондом Коля — Миттерана — Кракси не стоит выеденного яйца, они лишь усугубляют ситуацию. Чем больше становится сходство Европы с «большой коалицией» обнаглевших партийных лидеров, для которых цель оправдывает средства, тем больше голосов получат в Европе Хайдеры.)

Как и бомбейский партийный босс Бал Теккерай, Хайдер сказал, что сам он не станет входить в правительство: насколько легче управлять через представителей и помощников, насколько меньше всего оказывается, скажем так, на виду. Но Теккерея поддерживают в основном городские бедняки, у которых практически нет никаких гражданских прав и которые никому не нужны. Хайдер, следуя политическим теориям австрийского писателя Карла Маркуса Гаусса, выкинул трюк более европейский. Как и Ле Пен во Франции или Босси[235] в Италии, он заручился поддержкой зажиточного, успешного среднего класса. Иммигрантов ненавидят не за их расовую принадлежность, считает Гаусс, а за их бедность. (Нужно воздать кое-кому должное. А именно тому политику, который придумал этот фокус и оставался у власти все 1980-е годы, убеждая тех, у кого есть работа, голосовать против тех, у кого ее нет. Политик же этот не кто иной, как лучший друг генерала Пиночета, Маргарет Тэтчер.)

«Система насквозь коррумпирована», — кричат в Германии плакаты демонстрантов, протестующих против политики Коля. Они правы. Борьба против коррупции и борьба против Йорга Хайдера — это одна и та же борьба. Европейский союз должен не только приложить силы к изгнанию из своих рядов создателей дутых фондов, но и сомкнуть ряды против таких, как Хайдер и его Партия свободы.

В финале пьесы Брехта актер, только что игравший Артуро Уи, выходит вперед и уже от своего имени обращается к публике, призывая отказаться от самоуспокоения. Уи — то есть Гитлер, — может, и мертв, напоминает он нам, но «у той суки, которая его родила, снова течка». Европейский союз должен быстро навести порядок у себя в доме, если он не хочет, чтобы история снова напомнила ему об этой необходимости, явив миру очередную инкарнацию подлого, беспородного пса.