АЛИНА

Я открыла глаза и повернула голову в бок, он еще спал. Такой мужественный красивый, непроизвольно потянулась к его щеке, как он тут же распахнул глаза. Перехватил мое запястье.

— Не люблю, когда меня трогают за лицо.

Я машинально кивнула и тут же оказалась под ним, он во все глаза смотрел на меня, откинул одеяло и разглядывал меня так, словно я была, картина.

— Поедешь со мной, надо решить кое-какие дела.

— Поеду.

— Вот, и умничка, — его губы накрыли меня, жаркий поцелуй вновь заставил тело выгибаться ему навстречу.

Я поймала себя на мысли, что очень хочу, чтобы он отодрал меня вновь. Алан же неторопливо ласкал мои губы языком, проводил то по верхней, то по нижней, сильные мужские руки уже сжали мою грудь.

Я только ахнула от восторга и закрыла глаза.

— Открой глаза, я хочу видеть, как тебе хорошо, Алина, — хрипло произнес Зверь.

Я широко распахнула глаза и тут же ощутила его в себе, без лишних прелюдий, ласок. Просто так сильно он ворвался в мое тело, не спрашивая, не давая мне даже вскрикнуть, властно накрывая мои губы своими губами. Не давая никакой власти над собой, наоборот распиная меня, заставляя дрожать каждой клеточкой тела и страстно выкрикивать свое имя.

— Кричи, сучка.

Его движения становились все резче, все жестче, глубокие яростные толчки пронзали меня насквозь. Я закричала, как и ночью, также дико, как дикая кошка, лишь сейчас обретшая хозяина и ставшая ручной. До него я никогда не могла подумать, что буду так течь, что буду так сходить с ума. Я была на грани, на грани дикого бурного оргазма и понимала, что я больше не могу, я полностью принадлежу ему.

Гаспаров вновь беря верх надо мной, резко вышел из меня и, развернув, поставил на колени, прогнул вперед и яростно вошел в меня. Я уже готовая к крику, принявшая в себя его горячий член, едва не зарыдала, он вновь вышел из меня. Я закусила губу. Вот же сука…

— Ну что, детка? Почему ты молчишь?

Я сжимала губы до крови, нет ни за что не стану его умолять, едва вырвалась из его рук и, перевернувшись, уставилась ему прямо в глаза.

— Мне нечего сказать.

Глаза Гаспарова сверкнули, он явно не это ожидал от меня услышать. Я попыталась встать с постели, но он схватил меня, сгреб в охапку.

— Ты будешь меня умолять, — прошипел он. — Поняла?

Я сузила глаза, ну уж нет, это переходит все рамки дозволенного, я не игрушка и не дам ему с собой так обращаться, да, меня, безусловно, тянет к нему, но в вещь я себя превращать не дам.

— Нет. Не буду. Не надейся. Вчера не считается.

Я прикусила язык, в его глазах разгорелся огонь. Его очень разозлили мои слова.

— Уверена?

— Уверена, — уже как-то менее увереннее произнесла я.

Он ухмыльнулся и, встав, швырнул мне платье.

— Одевайся, скоро едем. Посмотрим позже мне на твою уверенность. Пока мне не до тебя, но позже обещаю, ты пожалеешь об этих словах, Алина, поняла?

Я молча отвернулась, конечно, пожалею, он будет ломать меня. Сильно ломать и я это хорошо знаю.

Кофе я пила одна, он безостановочно матерился и с кем-то постоянно разговаривал по телефону, я же смотрела в окно. Что дальше? Потрахает меня и выбросит? Куда я пойду? Кому я нужна? Клуб, все, погрязло в долгах, я еще и грохнула своих кредиторов, Тим мертв. А что ждет меня? Решетка и небо в клеточку? Скорее всего, так… Матери, я не нужна и никогда не была нужна, интересно, как она вообще… Все также и живет с этим уродом? Светка уже врослая, уже скоро школу закончит. Интересно, а бабушку они вспоминают? Я почувствовала, как к горлу подступает ком. Лучше бы тогда она купила игналятор, а не это гребаное платье мне. Бабуля… Как же я ее любила, единственный человек, кто по-настоящему любил и меня. Ком в горле нарастал все сильнее, внезапно стало так жалко себя, я же нафиг никому не нужна. Отставила чашку в сторону, и встала, решительно направилась в ванную, нужно держать себя в руках, никаких истерик, я не имею права расклеиваться, я сильная. Держись Алина, прекрати ныть, что ты удумала ныть еще…

Гаспаров, как раз заворачивал на кухню, мы столкнулись с ним в дверном проеме, он все еще говорил по телефону. Посмотрел мне в глаза, что — то буркнул: Перезвоню.

Я попыталась обойти его, но он схватил за руку, до боли сжал запястье.

— Что случилось? — жестко спросил он, смотря мне прямо в глаза.

Я проглотила ком, нет ни за что ему не скажу про бабушку. Да вообще, какая ему нахрен разница, я для него обычная подстилка.

— Алина.

Властный голос, сжал руку еще больнее, не скажу ему…

— Ничего, — равнодушно ответила я.

— Ты плакала, у тебя глаза на мокром месте. Что случилось? — повысил голос он.

Я вздохнула, ему-то какая разница, что случилось. Ему этого не понять боль моих чувств и воспоминаний.

— Правда ничего, я не плакала. Можешь меня отпустить?

Алан прищурил глаза, но руку не выпустил.

— Нет. Не могу. Пока не расскажешь.

Я закусила губу.

— Все хорошо, правда.

— Не по любимому плачешь?

Какая-то непонятная злость, гнев захлестнули меня, я сама не понимала, почему я так разозлилась.

— А даже если и по нему, тебе-то какая разница?

В этот момент я закрыла глаза, Гаспаров выпустил мою руку и рядом со мной ударил в стену кулаком так, что я едва не вздрогнула.

— Сука.

Я открыла глаза, слушая удаляющиеся шаги, походу ему была разница, он был собственником и хотел, чтобы был он, больше никого… Интересно, сколько это еще продлится?

АЛАН

В машине смотрю на нее, она даже не смотрит в мою сторону. О любимом заплакала, надо же… Ночью, когда стонала подо мной, о нем не думала, а с утра зарыдала. Сука, все они суки. Ощущаю, как ярость заливает вены, внутри все пульсирует, резко срываюсь с места. Баб никогда не бил, поэтому и ударил в стену, но то, что она плачет по этому ублюдку невыносимо для меня. Кошу взгляд в ее сторону, даже не смотрит на меня. Кнечно думает о нем, хочется остановить машину, схватить ее, переплести пальцы, прижать ее, схватить, до дрожи по коже не отпускать. Сука… Какая она красивая, но не только этим она меня зацепила. Что-то в ней есть такое. Прибавляю скорость, ни за что ни коснусь ее, не смогу, пусть думает о своем козле, кто она мне вообще такая… Она внезапно припадает к окну и внезапно поворачивается ко мне, взгляд безумный.

— Прошу останови машину, прошу, тормози.

Я сам не понимаю, зачем торможу, она открывает дверь и выбегает на улицу, я в ту же секунду выбегаю за ней, у тротуара сидит какая-то бомжиха в лохмотьях, не старая, но по виду совсем опустившаяся.

— Мама. Мама, вставай.

Я во все глаза смотрю на то, как она пытается ее поднять. Мама? Это ее мать? Внезапно что-то колит в груди, я вижу, как по щекам Алины текут слезы.

— Мама, ты меня слышишь? Вставай это я, Алина, твоя дочь.

Делаю шаг и останавливаюсь, почему-то в этот момент она становится еще роднее, еще ближе. Почему-то хочется сейчас подойти и прижать ее к себе.

Подхожу к ним и резко поднимаю женщину с тротуара, от нее несет, словно из мусорки, но на удивление она трезвая.

— Алиночка, — шепчет она. — Алиночка прости меня. Я так перед тобой виновата. Это твой муж, да?

В этот момент наши взгляды с Алиной встречаются, она так смотрит, я не могу передать словами ее взгляд, внутри меня все переворачивается.

— Да, я ее муж, — за нее отвечаю я.

Алина отходит назад, а я хватаю ее за руку и прижимаю к себе. Сам не знаю, зачем я это сказал, но, когда говорил, не думал и что самое важное сейчас об этом не жалею. Почему-то только сейчас понимаю, что плакала она не из-за этого ублюдка, совсем не из-за него, а о другом, возможно о том чего я не знаю, возможно, о том, что мне еще предстоит узнать и черт возьми я хочу знать о ней все, я хочу ее не просто трахать, я хочу ее вот так сейчас прижимать и видя, как слезы текут по щекам, успокаивать и дать ей уверенность, что я рядом и больше никогда ничего плохого не будет. Она моя женщина и она за мной, она часть меня, значит все что происходит в ее жизни не чуждо мне. Твою же мать Гаспаров, она домушница, она… Я лишь крепче прижимаю ее к себе, мне невыносимо видеть, как ее глаза блестят. Я не хочу видеть ее слезы, я вообще не хочу, чтобы она плакала, я хочу другое и пытаюсь задавить это внутри, но ни хрена не получается. Я просто хочу видеть ее рядом… Безумно хочу, хочу так, как хотел когда-то быть с Наташей. Только сейчас все по-другому и меня это пугает, я хочу быть с ней еще больше чем когда-то с Наташей… Я сам себя не узнаю, но отпускать ее не хочу, никогда не опущу, просто не сейчас, да и, наверное, уже никогда…