— Мы куда?
— На частный самолет. Провести в небе тринадцать с половиной часов глупо.
— Вы о пересадке забыли в Варшавском аэропорту. — Сообщила о своей осведомленности. — С четырехчасовым ожиданием. Неужели, такая малость зря потраченного времени вас смутила.
Он улыбнулся и не ответил. Авто Audi остановилось в двадцати метрах от трапа, идущего на небольшой пассажирский самолет.
— Выходим, — скомандовал Шах, прихватив вместе с моей курткой и моего буку. — Все-таки его клептомания развивается со скоростью света.
— Надеюсь, я из самолета выйду в своей одежде. — Он расслышал мои слова, остановился.
— Есть подозрения, что не в своей?
— Да, глядя на то, как вы прихватизировали буку и куртку, я начинаю опасаться за одежду.
— Хотите их нести сами? — серьезно спросил он.
— Несите-несите, я просто вслух размышляю. — Улыбаюсь, глядя в черные недоверчивые глаза, и продолжаю в том же тоне. — Как бы из-за вас не остаться в одном белье.
— Интересно. — Было единственным, чем он сопроводил двусмысленность фразы. О том, что фраза двусмысленная и очень, я осознала, преодолевая подъем на борт. Слово не воробей, вылетит не пристрелишь… или как-то там иначе было в пословице. Словом поздно спохватилась.
Мы поднялись на борт, а внутри… а внутри было светло и стерильно. По сути, мне с высокой горки плевать что внутри. Глаза закрывались сами собой и слова не желали идти ровным потоком. Поэтому со второй попытки получилось спросить, где здесь кровать, если она здесь есть. Ответили, что мягкая горизонталь есть и располагается в хвосте самолета. Пожелав хорошего полета бортпроводницам, летчикам и Шаху, я пошла спать.
Разбудили через четыре часа, заставили пройти регистрацию и выдержать переезд в более комфортабельной машине. Комфортабельность это была или моя усталость, но уснула я и в салоне авто. Спала крепко и не долго. По окончании поездки обнаружили себя под теплым боком, не спящего Шаха. Точнее как под теплым боком, вытянувшись на сидениях, сделала из его колен подушку. Обронив ему — спасибо, пообещала себе что краснеть и смущаться буду завтра. Затем поднялась за ним в дом, где меня тут же повели в выделенную для гостьи комнату.
Кажется последним, что я спросила у Шаха, было: в какой стороне кровать? Он ответил, что прямо по центру и я, не включая света по наводке пошла на зов одеял и подушек.
То, что среди его вещей оказался, и Анин бука Шаген заметил не сразу. По привычке первым делом узнал, как обстоят дела на вилле, плотно поел, принял душ и засел за своим ноутбуком. Спать не хотелось, возникший всплеск работоспособности он приписал удачному дню, и быстрому перелету.
Кстати о перелете… Тур Анна Михайловна настоящая соня.
Шаген вспомнил о ней и улыбнулся. Надо же, она сном спасала человечество от злой Тур. В это верилось с трудом, потому что злой ее ни он, ни Эля не видели. Да и сегодня с тем Виктором она показала себя как человек Сдержанный. Именно сдержанный и с большой буквы «С». Она умышленно принижает свои достоинства. Но для чего? Это реакция самозащиты? Отголоски старых ран или еще детские комплексы?
Шаген задумался. Блуждая его взгляд, натолкнулся на чужеродный для кабинета предмет. Анин ASUS S6F в кожаном переплете карамельного цвета был одним из лучших ноутбуков 2006 года. Построен на новейшей мобильной платформе Centrino Duo — вмещает в себя процессор Core Duo L2400. Его некогда новаторский дизайн на фоне алюминиевых корпусов теперь был с привкусом старого доброго ретро.
Он встал, чтобы вновь прикоснуться к буке. Не оцарапанный, без вмятин и трещин он мог бы стать эталоном бережного обращения. Теперь его собраться весят меньше и более функциональны, как то же ASUS Taichi с двумя экранами и возможностью трансформации. Шаген покрутил буку в руках и дабы удостовериться в том, что он выглядит так же хорошо как и открывается, потянул крышку вверх.
Увиденное еще раз подтвердило его мнение о Тур Анне Михайловне — эмоционально закрытая ракушка. Там где о прочих хранятся ответы, она заставляет задуматься над новыми вопросами. Что еще можно было сказать, если экранную заставку на ее буке заменил белый лист с сохраненными сообщениями из личной переписки.
«Не хочешь рассказать, как твои дела?»
«Нет».
«Тогда соври, что скучала.»
«Знаешь, давно не чувствовала себя такой разбитой. Без твоего голоса, теплых сильных рук, нежных объятий и ласковых слов. Без легких доводящих до дрожи прикосновений, без упоительно нежных поцелуев с пожеланием сладких снов. И заверением „Моя“. Да я себя и чувствую уже „твоей“, пропало стальное „я“, и дерзкое „кошка“. Это удивительно как за столь короткое время я привыкла к тебе или же… ты меня приручил.
Горько осознавать зависимость, горько и обидно, от того что пока ты далеко я так и не пойму правду ли ты говоришь в своих строках или же шутишь…»
«Хочешь знать мое мнение? Милый, я ненавижу тебя за эту привязанность, как снежный песец мечтаю перегрызть лапу, попавшую в капкан. И осознаю, что придется отгрызть все по самые уши, ведь именно так я и влипла. Как маленькая глупая кошка возомнившая, что может гулять сама по себе.»
«Надеюсь, ты доволен, что находясь так далеко, заставляешь испытывать муки.
Признаюсь — скучаю, скучаю и ненавижу тебя за это.»
«Как тебе, хорошо вру?»
Шаген хмуро смотрел на экран, анализируя написанное. Вот так простая мужская уловка, заставила ее открыться. О том, что осознание этого маневра к ней пришло спустя время, свидетельствовала приписка снизу:
«Так я угробила два года своей жизни.»
Пробуждение было неприятным под звук нудно вибрирующего телефона рядом с пластмассовой бутылочкой. Звонивший был неугомонен и очень нагл. Противный звук многочисленных столкновений мобильного и бутылочки сквозь крепкий сон прорывался минуту, а может быть и все пять, прежде чем заглохнуть и начать прорываться снова. С трудом вспомнила кто я, где я и что меня разбудило. Еще не открыв глаза, хрипящим голосом поинтересовалась.
— Да? Кто?
— Аня! — ворвался в мою голову бодрый голос Фельдмаршала.
— Нет, это автопилот Тур. Аня еще в отрубе.
— Мне достаточно и этого. Аня, тобой лично заинтересовался помощник партнера Шевченко некий Олег Растопович! Долго и нудно мычал, и требовал встречи. А узнав, в каком ты нынче краю обещался нагрянуть лично, чтобы переманить.
— Да пусть что хочет, то и делает! — отмахнулась я. — Кстати, а чего он хочет?
— Тебя в продак-менеджеры.
— Обойдется.
— Значит, ты разделяешь мое мнение!
— Значит… — зевнула я. — Ты звонил только ради этого?
— Нет! Как погодка на Лазурном?
— Федор, дай поспать. — Я вырубила телефон, и он тут же зазвонил новым входящим.
Приняла звонок в надежде отправить Фельдмаршала к черту на кулички, но чуть не отправилась туда сама:
— Анна, где вас черти носят?! — завопила моя соседка по лестничной клетке. — Я вам названиваю два часа к ряду, а вы все не слышите!
— А в чем дело Ангелина Викторовна? — мерзкий холодок прошелся по позвоночнику.
— Вашу квартиру вскрыли! И мы не знаем, что из нее могли вынести!
— Погодите, а как же сигнализация?
— Аня, я же знаю, что ее вам мой муж ставил. — Сердобольная соседка возмутилась. — Так Сережа со смены в ночную вернулся, в пятом часу утра… А у вас дверь входная не закрыта.
— И?
— Но вы же меня еще вечером предупредили, что уезжаете. Так он вызвал знакомого из ментовки, помощника нашего участкового. Покараулил у входной, и они вошли…
— Да, черт подери, весело… — прокомментировала я, пытаясь представить, что могли вынести ценного. После недолгих раздумий сообразила, что самое ценное оказалось здесь со мной: бука и телефон. Все прочее просто нажитое добро, которое можно еще раз нажить.
