Осуждать он не осуждал, но привык быть в курсе дел дорогих ему людей. Вот и сейчас дав мне время на приготовление кофе, он молчал, а стоило лишь вручить ему чашку, как он тут же поставил вопрос ребром:

— Будем ходить вокруг да около или прямо скажешь, в чем дело?

Я села, вдохнула кофейный аромат, зажмурилась. Миха молчит и выжидает, когда дам слабину. Открыла один глаз, он смотрит со снисходительной улыбкой, открываю второй, его улыбка стала шире, моргнула. Эх, не исчез наш прекрасный режиссер.

— У меня все в порядке. — На что он только покачал головой.

— Не можешь получить желаемое?

— Миш, мое самое желаемое желание в последние две недели исполнилось! Ты работаешь со мной. Спасибо, Федору и Богу.

— Ань, я здесь по требованию клиента. Фельдмаршал сопротивлялся до последнего. Дал мне время на завершение прошлой работу и тут же вызвал сюда.

— Даже так?

— Даже так. Так чего тебе хочется? — он понизил голос и прошептал, — помимо основных пунктов в списке желаний.

— Ничего. — Вспомнила свой список, в котором «дети» идут пунктом первым, а вот «брак» вторым и расстроилась. — Секс можешь не предлагать — не поможет.

— Почему не поможет? — искренне возмутился, словно говорил: «Всем помогает, а тебе нет?!»

— Потому что правду говорят, секс без чувств — это простая гимнастика.

— А секс без движения — йога?

— Игра воображения.

Он улыбнулся и сделал первый глоток кофе и таким образом создал паузу к размышлению:

— Тур, — в моей фамилии «р» Миха по привычке прорычал, — заканчивай зависать в своем непроглядном прошлом и возвращайся в светлое настоящее. Иначе потом еще и о часах, потраченных на сожаления, пожалеешь.

— Не буду. Да и поздно спохватился, я уже с головой окунулась. — Вздохнула, глядя в его зеленые глаза. — Наивняк основательный.

— Очень плохо?

— Не плохо, а душераздирающе. Ты бы видел, как мы отбор детей проводили…

— Но провели? — вопрос вырвал из воспоминаний.

— Провели. — Соглашаюсь, не вдаваясь в подробности. Не рассказывать же, как я отличилась в тот день. Пустое, все пустое.

— Анют, мужика тебе нужно.

— Ты не исправим! Сказала же не предлагать.

— Так я и не действо предлагаю, а объект внимания. — И с плутовской улыбкой добавил. — Для начала.

— Объект внимания и не один есть, желания с ними что-либо иметь нету.

— Так действуй!

— Я и действую. Напоминаю себе, как хреново бывает, если доверишься не тому.

— И с этим тоже завязывай. На одну битую двух небитых дают. — И что тут скажешь — ничего. И молчу я, кофе помешивая, а он все не отвяжется. Прищурился и лукаво спрашивает:

— Кто у тебя еще есть помимо Шагена?

От неожиданности я вздрогнула, и кресло подо мной протяжно заскрипело и так же неожиданно смолкло.

— Я за него вообще ни слова!

— Нет? Не может быть… — у Михи улыбка стала плутовской. — Ты действительно так думаешь?

— Да…

— Анют, это может прозвучать неприятно… — начал он мягко.

— В таком случае и не говори.

— Хорошо, — согласился он и пошел в наступление. — Как ты думаешь, клиент просто так возле тебя околачивается? Ты еще скажи, что он так работает?

— Ты всего лишь восемнадцать часов назад приехал!

— Мне хватило. Так что?

— Нет, не думаю. У нас просто была пара ситуаций раньше… и… И я надеюсь рыжик отвлечет.

— Рыжик иного сорта. — Поставил он точку в этом вопросе, словно напутствие к размышлению. — И думайте, Анна, думайте хорошенько.

— Ой, что-то спать хочется. А пойду-ка я вздремну! День был долгий, утомительный и радостный! — после этих слов, неостывший кофе выпила залпом.

— Кофе допит и повода сидеть не осталось. — Прокомментировал он мой ход, отложил свою чашку и поднялся. — Идите, мисс Невероятная Очевидность, отсыпайтесь.

— Спокойной ночи, мистер Очевидная Невероятность.

— Анют, — он вышел вслед за мной, — я все хотел спросить, как удалось Макаренко обойти и Грекова?

— Ой, да ты не в курсе основных событий!

— Нет, — улыбнулся он.

Пока я рассказывала, мы прошли от павильонов по коридорам и задержались в холле. Незначительная задержка позволила нам стать свидетелями въезда примы. Точнее ее выхода, словно из-за кулис. Вначале открылась дверь, послышался веселый голос, а затем в холл вошли. Первое что бросилось в глаза — точеные ножки, затем черное максимально короткое платье в облипочку на фигуре именуемой «песочные часы», после шикарная укладка белокурых локонов, великолепный макияж и улыбка предвкушения на идеально прорисованном лице. Одного взгляда на ее туфли, клатч и украшения хватило, чтобы оценить высокий уровень ее содержания.

— Шаааген, здесь ничего не изменилось! — проворковала Энжи, старательно корявя имя Шаха.

— И на старуху бывает проруха. — Не сдержала я оценки этой малышки-милашки. Взгляд остановился на вошедшем следом Шахе. Вроде бы и рад гостье и в то же время напряжен и скован, хотя старается не показать этого. Видимо день, да и вечер был не настолько добрым. Он кивнул нам и тихо обратился к сияющей приме.

— Да, это завышенное самомнение на пустом месте. — Поддержал меня Миха.

— Может в кадре будет хороша?

— Вряд ли. Уровень самолюбования зашкаливает.

— Проблем не избежать?

— Нет. Но мы и не с таким материалом работали. — Обнадежил он меня и повел знакомиться с главной звездой роликов.

После непродолжительных бесед с весьма избалованной девицей, что готова часами говорить о себе, я с большим удивлением ловлю на себе хмурые, но решительные взгляды Шагена. Энжи на английском щебетала о съемках в главной роли любезно предоставленной Шахом в прошлом месяце, затем о положительных отзывах режиссеров, с которыми она работала. Но о том, что это пустое хвастовство явно или не явно догадывались мы все.

Она говорила и говорила и была рада в третий раз назвать сумму и количество оставленный ей нарядов после какого-то показа в Милане, где она принимала участие. А так же о дорогих подарках, что завалили по самую макушку от женатых и не очень женатых, но обязательно богатых. А Шах хмурился.

В ходе беседы о себе любимой милашка не чуралась переходить на якобы неизвестный остальным язык и спрашивать что-то у Шагена. Приблизительно на третьей не тактичной реплике обращенной к Шаху на французском, она получила короткий ответ. Услышанное ей не понравилось, это стало понятно сразу по угасшей улыбке и рукам, мгновенно скрестившимся на груди. И она все же потребовала объяснений и, получив их с неприязнью, а затем и с неприкрытым удивлением воззрилось на меня.

— У меня рога выросли? — поинтересовалась я у Михи.

— Нет, — улыбнулся режиссер, — но ты только что получила статус невесты, если я правильно понял.

— Что? — опешила я.

— Не спеши ругаться, он тебе все сам объяснит. Поверь тут не просто сложный случай, тут еще и родственные узы. — Убедил меня Миха и, предложив Энжи ознакомиться с павильоном для съемок, увел ее.

В повисшем молчании Шах просто опустился на ближайшую софу. Посидел прямо и все же прислонился головой к стене:

— Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри. — Я тактично промолчала. А он продолжил говорить. — Анна, вынужден вас попросить переселиться в другую комнату.

Так как я на таких мелочах не циклююсь. Согласилась сразу, за что получила сердечное спасибо от Шаха:

— Я рад, что вы не щепетильны в этом вопросе.

— Что вы! Я и с разгромленной квартирой спокойна как удав. Предупредила соседей, что задержусь и живу себе дальше. — Он только удивленно взглянул на меня, но ничего не спросил. А у меня вопрос назрел:

— И куда я буду переселена?

— В смежную с моей спальней. Это любимая комната Энжи.

Легко было подумать что комната, в которой я разместилась сейчас — является ее любимой, что я и решила сделать, особенно если вспомнить людей работавших в саду и окна. Но Шах поспешил разуверить: