Положив трубку после разговора с отцом, Дарио почувствовал необыкновенное волнение. Почему же ему не пришла в голову мысль о побеге? Школу он ненавидел: в ней ему становилось все отвратительнее, день ото дня.

Если бы только знать, куда Лаки скрылась — он смог бы присоединиться к ней. Но нет — у него и представления не было о том, где находится сестра. Расстроенный, он вернулся в класс.

— Все в порядке, Дарио? — обратился к нему учитель рисования, Эрик.

— Да, сэр.

— Ты уверен?

— Да, сэр.

Сидевший сзади паренек негромко передразнил: «Да, сэр» и хихикнул.

Дарио не обратил на это внимания. Он воспитал в себе удобную привычку не замечать того, что делали вокруг него другие. Холодное равнодушие к происходящему вокруг давало ему чувство некоторого духовного превосходства. Это куда лучше, чем болезненно реагировать на всевозможные выпады я постоянно ввязываться в драки.

Эрик подошел к его столу, чтобы окинуть критическим взглядом выполненный углем набросок пловца.

— Х-м, — промурлыкал он. — Неплохо, Дарио, очень неплохо. Задержись после занятия, я хочу поговорить с тобой.

— Да, сэр.

В голову Джино лезли самые разные мысли. Он представлял себе Лаки добирающейся автостопом до Калифорнии — в узеньких выцветших джинсах и свободно болтающейся спортивной майке. Он так и видел какого-нибудь придурка-водителя грузовика, согласившегося подвезти ее. А потом недолгая борьба, он овладевает ею — и безжизненное тело дочери летит в придорожную канаву.

Ей всего пятнадцать лет. Ребенок. И если только этот выродок дотронется до нее…

Дженнифер в Коста находились при нем неотлучно. Дженнифер все суетилась, следила за тем, чтобы Джино хоть что-нибудь ел, уверяла его в том, что с Лаки ничего страшного не случилось.

— Она ведь в точности, как ты, Джино, дорогой. Она сможет за себя постоять.

— Она ребенок, Джен.

— Нет, Джино, она уже выросла. Я чувствую, что у нее все в порядке. Я это знаю.

Джино свел брови и подумал, что с Олимпией Станислопулос он будет говорить сам. Требовалось убедиться, что она и в самом деле ничего не слышала о Лаки.

Матери Олимпии дома не оказалось, она отправилась в какой-то круиз, но ее секретарь дала Джино номер парижского телефона Олимпии. Целый день без всякого результата он накручивал диск. В конце концов, отчаявшись, он дозвонился до Афин, ее отцу. Тот не пришел в восторг, когда его подозвали к телефону в разгар важного совещания.

— Олимпия, без всяких сомнений, находится в Париже, где берет уроки иностранного языка, — кратко ответил он. — Я свяжусь с ней и попрошу ее перезвонить вам.

— Благодарю вас, — так же сухо произнес на другом конце провода Джино. — И чем быстрее, тем лучше.

Эрик, учитель рисования, сказал:

— Я заметил, что ты, похоже, не вписываешься в класс. Ты… совсем другой.

— Да, — вызывающим голосом бросил в ответ Дарио. — Я не такой, как эти маленькие

ничтожества.

— Знаю. Это и так видно. Ты более… чувствительный. Добрый.

Дарио не приходилось задумываться над этим, однако он тут же отозвался.

— Да, видимо, так.

— Я знал это, — негромко проговорил Эрик. — Я понял это сразу же, как только тебя увидел.

Внезапно Дарио почувствовал себя неловко. Эрик как-то очень странно смотрел на него.

— Ты похож на меня, — продолжал Эрик. — Я тоже был… другим в школе. Одноклассники ненавидели меня за то, что я любил рисовать… любил хорошие книги… красивые вещи…

— Правда? — Дарио старался выглядеть заинтересованным, хотя на самом деле слушать историю жизни Эрика ему уже наскучило.

— Может, ты захочешь провести у меня уик-энд? — будничным голосом заметил Эрик. — Ты ведь никогда не ездишь домой. Мы бы неплохо провели время, тебе наверняка понравилось бы.

Дарио попытался представить себя рядом с Эриком. Тому было двадцать четыре года, песочного цвета волосы, крепкое телосложение и чистые, прозрачные серые глаза.

— А что мы будем делать? — осторожно спросил Дарио.

— Что захочешь. Кино, боулинг, можно поплавать в бассейне, нас ждет куча вкусной еды. Что скажешь?

— Пожалуй, — медленно выговорил Дарио. — А почему бы и нет?

Эрик улыбнулся.

— Ив самом деле — почему? Только пусть это будет нашим маленьким секретом. Не нужно никому ничего говорить. Сам понимаешь — школьные правила и все прочее.

Дарио улыбнулся. Неожиданно он ощутил, что кому-то нужен. Ведь не каждого приглашает к себе Эрик на уик-энд.

Димитрий Станислопулос позвонил Джино ровно через двадцать четыре часа.

— У нас возникла проблема, — напряженным голосом сказал он в трубку.

Теперь это было «у нас».

— Да?

— Олимпии в Париже нет. Она взяла одну из моих машин и удрала.

— А-а… — Джино вздохнул и сразу же почувствовал себя увереннее. По крайней мере, известно, что Лаки наверняка находится вместе с подругой.

— Она у меня очень упрямая и самостоятельная, — устало пояснил Станислопулос. — Вы, пожалуй, назвали бы ее неконтролируемой. К тому же Олимпия легко поддается влиянию. Подозреваю, что вместе с вашей дочерью, Лаки…

— Вы представляете себе, где они могут быть?

— Понятия не имею. По я тут же объявил машину в розыск. Думаю, что поиски не займут много времени.

— Надеюсь. Если бы ваша супруга не настаивала так на том, что Олимпия в Париже…

— Моя жена верит в то, что ей говорят. Жаль, что вы не связались со мной раньше.

— Да мне и самому жаль.

Они договорились встретиться в Париже на следующий же день. Разговор был закончен.

— Лучше бы тебе отправиться со мной, Джен, — умоляющим голосом произнес Джино. — Один я с ней не справлюсь.

— Ты должен. Она твоя дочь. Ты обязан найти с ней общий язык, пока еще не стало слишком поздно. Поговори с ней, разберись, выясни, почему она это сделала.

Ну что ж, он попробует. После того как выбьет из этой чертовки душу. Он попробует.

Как это случилось, что Пиппа Санчес вошла в их жизнь?

Вечером она послала боливийского ювелира ко всем чертям, забрала из отеля свои вещи и забралась на сиденье белого «мерседеса».

— Ты не будешь против? — нежным голоском осведомилась она у Олимпии. — Пока мы не покончим с нашими делами?

— О чем речь!

Утром следующего дня Лаки, выйдя на кухню, уставилась на свою подругу.

— Почему мы здесь торчим? В конце концов, это уже начинает надоедать. Я думала, что мы будем развлекаться.

— А я и развлекаюсь, — ответила ей Олимпия. — Уоррис — просто великолепный парень.

— Пусть так. А что ты скажешь насчет этой мексиканской хлопушки? Она-то как к нам затесалась?

— Всего на день-другой. У них общий бизнес.

— Ну, мне она не нравится. Не сводит с меня своих рыбьих глаз.

— Может, тебя-то она и хочет, — хихикнула Олимпия.

— Может, ты засунешь язык себе в задницу? — взорвалась Лаки. — Я отчаливаю.

— Каким образом? У тебя пи машины, ни денег — ничего!

— Очень любезно с твоей стороны напомнить мне об этом.

— Брось, Лаки! Все, что тебе нужно — это приятель. Мы разыщем его сегодня же вечером.

— Я еще вчера нашла себе одного, и что же? Ему не хватило места в машине благодаря твоему дорогому Уоррису.

— Сегодня все будет совсем по-другому, — уверила ее Олимпия. — Обещаю тебе, что так или иначе мы доставим сюда вечером твоего избранника.

Лаки была удовлетворена.

— О'кей.

Подруги вышли из дома под нежные лучи солнца. Уоррис сидел возле бассейна, рядом с ним, полулежа в шезлонге, Пиппа демонстрировала свое великолепное, натертое маслом для загара, тело.

— Прекрасная вилла, — проворковала она. — И давно вы, девочки, здесь живете?

— Изрядно, — оскорбительно кратко ответила Лаки.

— И никакой школы?

— Со школой покончено, — уточнила Олимпия, усевшись на живот Уорриса, растянувшегося на песке.

— Ты слишком тяжелая! — запротестовал он.

— А ночью ты на это не жаловался! — хихикнула Олимпия.